Пауза затянулась, а нужно было рассказать очень много.

— Я прибыл к вам с прошением, — прошептал Глушков и медленно достал из-за пазухи свиток, протянув инквизиторше.

Но та не взяла. Вместо этого, слегка отвела руку назад и жестом позвала кого-то. Краем глаза профессор заметил адъютантку, которая быстро подошла, взяла бумагу, развернула и начала читать содержимое на самое ухо своей госпоже. Читающая запнулась только тогда, когда начала перечислять имена богов, в отношении коих земляне просят разрешения молиться.

Бестафур. Сагрента. Акварель. У последней настоящее имя звучало вовсе не так. Как назвали богиню люди. Аква да ацера. Стальная Вода.

Имена резали слух, словно бритва. Даже молящаяся в белом на мгновение запнулась.

И снова тягучая пауза. Инквизиторша молчала. Она думала, что ответить.

— Вы много просите, — прошептала она. — Первые двое — элита легиона бога войны старого пантеона. Личная гвардия.

— Ну и пусть, — произнёс профессор. — Они сейчас нам очень нужны.

— Я знаю, зачем они вам нужны.

— Ничего вы не знаете, — повысил голос Артём.

Инквизиторша тихо зарычала и вцепилась в локоть профессора сильными пальцами. Казалось, ещё чуть-чуть усилит хватку и сломает кость.

— Кого ты видишь перед собой? — низким голосом протянула она, слегка наклонив голову к своему собеседнику.

— Вашу верховную жрицу?

— Да. Она единственная, кто чувствует Небесную Пару. Божества никогда не говорят с людьми, но можно ощутить их гнев, радость, брезгливость. А когда в наш мир пришли вы, халумари, верховная почувствовала любопытство, ощутила тёплую улыбку, какой улыбаются забавному зверьку, забравшемуся во двор. И не услышала ненависти или отвращения. На совете было принято решение — смотреть и не мешать вам без крайней на то необходимости.

— Не мешать — не значит не помогать, — продолжил Глушков.

— Вы не знаете, чего просите. Ладно бы только Аква да Ацера. Но эти двое — оружие воплоти. Вы хотите, чтоб мы вам дали оружие? Это безответственно.

— Боитесь, что обратим против вас? — произнёс профессор, возможно, даже резче, чем следовало.

— Боимся, что порежетесь. Я лучше вам дам открытую бочку с порохом и факел, — тоже огрызнулась инквизиторша.

Глушков скрипнул зубами. Разговор шёл не так, как хотелось. Но отступать некуда. Как говорится, снявши голову, по волосам не плачут.

— Каждый халумари с рождения окружён тем, что может его убить, — профессор задумался на секунду, чтоб подобрать правильные слова и начал перечислять: ручные молнии электричества, ядовитые алхимические смеси для быта, горючие жидкости для машин. Да и сами машины, от малых повозок для одного человека до громадных поездов, опасны и не прощают ошибок. А то оружие, что есть у нас, в сотни и тысячи раз опаснее этих демонов. И потому те халумари, что не думают о последствиях своих шагов, раздавлены безжалостным прогрессом, как жук колесом телеги!

Профессор остановился, только когда осознал, что кричит на весь храм.

Всыпьте ему десять плетей, — произнесла, не оборачиваясь, верховная жрица и продолжила молитву.

— Перетерплю. И думается, аудиенция окончена, — пробурчал Артём и, хмуро надувшись, замолчал. Получается, что он зря шёл? Что весь этот ужас напрасен?

Молчала и инквизиторша. Она лишь приподняла руку, когда к Глушкову подошли две вооружённые храмовницы, призывая тех остановиться.

— Попрошу перенести наказание на вечер, — произнесла она, вздохнула и продолжила: — Вы просите оружие, и ничего не предложите взамен? Так дела не делаются.

Профессор поджал губы и поглядел на статуи Небесной Пары. А что он, собственно, может предложить?

— Самолёт, — вспомнил он слова генерала, который наверняка предполагал такое развитие переговоров. — Мы дадим вам самолёт.

Инквизитора улыбнулась, словно услышала глупую шутку.

— Вы думаете, нам нужна эта летающая лодка?

Глушков тяжело вздохнул. Тошнота от долгого бега уже устал пройти, оставив слабость. А разговор добавил ещё и внутреннюю пустоту. Да, всё было напрасно.

— Ну, выше нос, господин магистр, — снова заговорила преподобная мать. В её голосе прозвучала снисходительность. — А вот если бы научили нас строить такие крылатые лодки, был бы совсем другой разговор.

— Это не так просто, — тихо произнёс Глушков. — Даже у нас дома только самые сильные державы способны строить самолёты. И для этого нужны обученные мастеровые, неведомые вам материалы и станки для их обработки. В конце концов, горючее, которое вы не умеете получать. А ещё пилоты и техники. Я не могу обещать вам такого без помощи своих властей. А один не справлюсь.

— Книги, — прошептала инквизиторша. — Дайте нам книги. Книги, как строить. Книги, как летать. А ещё книги, как делать ту огненную смесь.

Глушков опустил взгляд под ноги. Не будет ли изменой дать другому миру подобные знания. Но с другой стороны простой кукурузник не угроза для позиции зенитно-ракетного комплекса или обычного бойца с ракетницей на плече.

— Я дам книги.

Преподобная мать легонько кашлянула. Почему-то профессору показалось, что орден намеренно не вмешивался в ситуацию, чтоб получить эти самые книги. Нет, они не виноваты в сложившейся ситуации, но хитрые интриганки использовали выпавшие им карты.

— Обещаю, что передам бумаги в совет матерей. Он как раз сегодня вечером. И будьте мои гостем, я настаиваю. А что до плетей, уж прошу простить, вам придётся их стерпеть. Отменить приказ верховной не в моей власти. Но спину вам смажут целебным маслом.

Проф коротко вздохнул. Инквизиторша продолжила:

— Я буду молиться во время наказания за вас.

Профессор снова вздохнул. Солнечный зайчик, разукрашенный витражом и отражённый от кончика золотого клинка, медленно двигался по полу и норовил взобраться на носок ботинка. Фрески, достойные да Винчи и Рафаэля, глядели с потолка на землянина десятками глаз местных божеств. Колыхались язычки сотен зажжённых свечей. Голос жрицы эхом отражался от сводов храма и подхватываемый музыкой возносился к небесам, где обитали истинные владыки мира сего.

Утро встретило меня холодной росой на траве и еле-еле брезжащим рассветом, погасшим костром и тонкой струйкой дыма, подымающегося к небу от кучки серого пепла. Стоял полнейший штиль. Ни один листик не шевелился, ни одна травинка не колыхалась. Туман густой молочной рекой тёк по неровностям возвышенности и падал водопадом в долину, разбиваясь между стволами кипарисов, ив и древовидных папоротников на ручьи и закручиваясь в медленные вихри. Это осень Реверса потихоньку начинала вступать в свои права, и ночи под утро часто станут прохладными, хорошо хоть без инея и снега.

Монстры исчезли в никуда, и даже те подземные визжащие твари зарылись поглубже в дёрн, а их хозяев так и не сумел увидеть. Они растаяли вместе с ночной тьмой.

Чтоб хоть как-то занять мысли, а не бегать по кругу и звать пропавшую Катарину, я сосредоточился на магии иллюзий и застывшем пламени, чередуя их между собой. К утру голова гудела, как медный колокол, по которому ещё недавно били кувалдой, и отзвук ещё не затих. Иллюзии освоил быстро, пользуясь системой для создания образов, а вот с кристаллическим огнём повозился знатно, психуя, ругаясь и пиная колесо мотоцикла. Хотелось верить, что твари сдержат слово и возвратят Катюшу живой и невредимой.

— Пора, — произнёс я и встал с колеса, которое заменил на люльке мотоцикла на запасное. На ладони лежало небольшое волшебное кольцо с яркой оранжевой искрой в середине. Это и есть застывшее пламя, немного, всего лишь несколько охапок хвороста, но в руках мага-пироманта — тоже неплохое оружие, сравнимое по мощности с молниями Лукреции.

Урсула, укутанная в плащ, поёжилась и толкнула волшебницу, тоже укутанную, и вдобавок, жавшуюся к мечнице. Лукреция поморщилась, зевнула и открыла глаза.

— Уже пора?

Я поглядел на волшебницу и кивнул. Глаза резало от бессонницы, они, наверное, красные, как у вампира, если вампиры в этом мире существуют. Странно, но я раньше не задумывался над этим вопросом, хотя в магическом мире упырям самое место.