— Я просто пришла за помощью, — с дрожью в голосе произнесла она.

— Помощь, помощь, помощь! — затараторила гиена с женской головой и громко захохотала, а затем громко завизжала: — Ловите её! Помощь! Матери нужно помочь!

Вся эта орава закричала на разные голоса и бросилась к ней.

— Нет! — сорвалось с губ дементэ.

Она надавила на спусковые крючки, и двуствольный пистолет выстрелил сразу дуплетом, породив облако густого сизого дыма. Ещё одно облачко поменьше взлетело над кремнёвыми замками. Пули попали в ближайшую жирдяйку, но лишь ненадолго остановили её, а потом она бросилась вперёд с удвоенными рвением и злостью.

— Пли! — прокричала заклинание дементэ, и уже револьвер изрыгнул пороховой дым и пламя. — Пли! Пли! Пли! Пли! — повторяла она, покуда барабан не опустел.

А потом её попросту сбили с ног ударом массивного плеча.

Дементэ упала на хвою, больно ударившись лопаткой об острую ветку, и сразу оказалась в ловчей сети. Мелкие лысые создания с писклявым лаем прыгали на ней сверху и совали в лицо тонкие дротики.

— Мать! Мать! Мать! — можно было разобрать в их визге.

— Ты скоро станешь матерью, — с бульканьем пробасила одна из жирдяек. — Возрадуйся!

Несчастную жертву подхватили, закинули на плечо и понесли через лес по узкой тропе. Дементэ не знала, сколько длился путь, страх и отчаянье мешало правильно думать, но в итоге женщину бросили на холодный пол большой пещеры. Потолок частично обвалился, сверху текла вода и падал скудный свет. На стенах висел густой шкурой зелёный мох, из которого торчали перья папоротников.

Дементэ помнила, что на входе стояло ещё много тварей, подобных тем, что схватили её и приволокли. А ещё пол был устлан свернувшимися калачиком скелетами, обтянутыми жёлтой кожей. Нет, их не съели, казалось, что они просто умерли от голода.

— Ты пришла помочь, — раздался рядом сухой старческий голос. — Ты пришла помочь.

Кто-то приподнял дементэ, вынул из сети и снова бросил на пол. Женщина больно ударилась локтями и коленями, но смогла подавить стон.

— Я благодарна тебе, — произнесла старуха. — Ты станешь матерью моего дитяти.

Дементэ через силу приподняла голову. Над ней склонилась древняя-древняя старуха. Она была совершенно голой. Пожелтевшая кожа, покрытая пятнами, была такой морщинистой, что казалось, состояла из одних только складок. Пустые, словно высосанные досуха, груди свисали до самого пупка. Единственный зуб уродовал и без того безобразную улыбку. Седые пучки волос тянулись сальными клочьями до самого пола. На скрюченных руках росли длинные жёлтые ногти, изогнувшиеся в спираль, как древесная стружка.

— Ты станешь матерью, — ласково прошептала старуха.

— Я просто пришла за помощью, — прошептала дементэ, бегая глазами по старушечьему лицу. Неужели это и была та богиня, что обрела покой в этом месте. — Можно, я пойду, — снова пролепетала женщина и попыталась оглядеться.

— Нет, ты же гостья. Я подарю тебе чудо материнства, — с улыбкой прошептала в ответ старуха, отчего жертве стало ещё страшнее.

Богиня выпрямилась, насколько позволял горб, и указала пальцем в сторону дальнего угла пещеры.

— Несите туда.

Одна из жирдяек подхватила жертву за локоть и легко оторвала от пола, потом понесла. Дементэ в страхе оглянулась. Почему-то неестественным и отвратительным показалось молоко, сбегающее из всех шести грудей жирдяйки. А ещё в пятне света, падающего через провал в своде, лежал огромный младенец. Он был так велик, что казалось, был размером с носорога. Он мерно и тяжело дышал, изредка шевеля толстыми руками.

Жертву приволокли в угол, где она оказалась не одна. Там лежали ещё три обнажённые женщины. Одна из них постоянно бормотала молитву, другая просто повторяла: «Мы умрём».

И снова боль падения, но сперва с дементэ сорвали одежду. А потом несколько жирдяек придавили женщину к полу.

— Возрадуйся, — прошептала подошедшая старуха.

Жертве силой развели ноги, словно на осмотр повитухи. Когда несколько дрожащих псин поволокли от громадного дитяти какую-то верёвку, дементэ замерла, но ненадолго.

— Нет! Нет! Не надо! — завизжала она, опознав в красной верёвке пуповину. Такие же тянулись и к другим пленницам, исчезая в чреслах.

— Возрадуйся, — снова проскрипела старуха.

— Не надо! — нарывая голос, орала дементэ, но её не слушали.

Одна из жирдяек подхватила конец пуповины, опустилась на колени и начала засовывать его между раскинутых ног дементэ. Молоко из грудей закапало на лицо жертвы.

— Не-е-е-ет! — завизжала дементэ от боли и вскоре провалилась в беспамятство.

В фургоне было ещё темно, но сквозь маленькие щёлочки внутрь пробивался серый утренний свет. Снаружи кукарекали запрятанные в клетки петухи. Лениво лаял Малыш. Несколько коров почти в унисон требовали, чтобы их подоили. В ответ на это раздались голоса и забренчали деревянные вёдра, а следом послышалось характерное «шик-шик-шик», когда струя молока попадает в ёмкость. Парным молоком запахло на всю поляну. А ещё уже привычно пахло дымом и сырно-луковой похлёбкой.

Я вздохнул. Вчера поговорил с Мартой (ну, как поговорил — я объяснял, чего хочу, а она мычала, как те коровы, кивала и размахивала руками), а после побеседовал с Катариной. В итоге сошлись на том, что деревенская ведьма готовит, моет, стирает и штопает на всю нашу компашку, а я — только по праздникам, когда надо действительно выпендриться перед соседками, что муж работящий. Такой расклад меня в целом устраивал, если бы ещё вышивание на кого-нибудь переложить, было бы вообще классно. Но, блин, если бы не Катарина, Марта это всё и так бы делала бесплатно. Но она хоть и деревенская, но не дура, и теперь за то, что раньше было на халяву, придётся в месяц по десять серебряных платить. А это почти четыре тысячи рублей на наши деньги. Вроде, и немного, но для низкого уровня жизни Реверса весьма неплохая подработка.

Я улыбнулся и покрепче обнял лежавшую спиной ко мне Катарину, ощущая тепло её обнажённого тела. Чтобы не было завистливых взглядов в нашу сторону и чтобы, не приведи Небесная Пара, не появился дух-грешень зависти, мы вели себя тихо, как мышки.

Вспомнив эту ночь, я медленно провёл рукой по коже храмовницы: сперва по бедру, потом скользнул по животу, а в конце легонько сжал ладонью левую грудь, так, чтобы сосок немного торчал между пальцами. Чувствуя, что снова хочу, немного подвинулся и упёрся мужским достоинством ей в ягодицу.

— Нас услышат, — тихо произнесла Катарина, не открывая глаз.

— Ну и пусть, — прошептал я в ответ.

— Ты сейчас без защиты от духов. Грешень легко появится.

— Но ведь ночью же не появился, — продолжил я и осторожно провёл пальцем по ареолу соска.

Катарина поёжилась.

— Не надо. Вот поедем в дозор как приманка, сделаем привал, тогда можно. А дух зависти появлялся, только небольшой, но его страхи прогнали.

— Это как? — переспросил я, приподнявшись на локте.

— Представь, что маг — это туша буйвола, который пал. Вокруг него сразу появляются голодные хищники и начинают драться за лакомый кусок. Львы, гиены, шакалы, грифы, марабу, леопарды. Даже крысы, и те будут ждать, когда им достанутся крохи. Чем сильнее маг, тем больше охочих до его силы он привлекает. И вот твои страхи пока смогли отогнать непрошеного гостя, а сами до сих пор грызутся меж собой, ибо ты уже впустил их к себе. А если появится действительно сильный дух, он разгонит всю мелочь и начнёт жрать тебя заживо, и не важно, кошмар он или грешень.

Я покачал головой.

— Прямо-таки павший маг? — ехидно спросил я и опустил руку Катарине между ног. — Я, вроде, вполне живой и бодрый. И хочу добавки, — прошептал я в самое ухо девушки.

Было слышно, как её дыхание стало громче и чаще, а сама она задрожала. Я гладил и гладил пальцами, пока Катарина не развернулась и не села сверху. Её глаза блестели в темноте, словно у них были встроены светодиоды, а сама она прикусила губу, чтобы не издать ни звука. Однако какая-то дощечка в полу фургона всё же едва заметно поскрипывала в такт движениям девушки, но я надеялся, что солдатки, занятые утренними хлопотами, не заметят. Вскоре Катарина судорожно согнулась, а потом наклонилась и ткнулась лбом в мою подушку.