Она замерла, потянувшись к очередной грозди апельсинов, и покачала головой, пытаясь вытрясти из неё воспоминания о кладовой. Насилию не требуется красота. Резкий приказ Шилхары раздеться чуть не довёл её до слепой паники. Лишь очевидная незаинтересованность в его глазах и наполовину скучающая, наполовину раздражённая нота в грубом голосе успокоили тогда Мартису. Он так втирал мазь в её спину своими сильными пальцами, разминая напряжённые, ноющие мускулы, что Мартиса чуть не растеклась бесформенной лужицей на полу.

У него хорошие руки. Изящные, искусные. Это руки учёного, за исключением грубых мозолей, покрывающих подушечки пальцев, что ужесточали кожу ладоней. Он ослабил боль в мышцах, которые до этой поры не использовали в суровых условиях сбора урожая апельсинов, всё время развлекая её анекдотами из своего прошлого. У него тяжёлое детство, но он говорил о нём и о своей матери будничным тоном так, словно каждый шестилетний ребёнок жил в борделе и служил посланником для гурий и клиентов, которых они обслуживали. Шилхара даже заставил её смеяться. Это был непочтительный юмор, сухой и часто саркастический.

Мартиса нахмурилась и срезала апельсины с ветви с большей силой, чем это было необходимо. Он очаровывал её, манил так, как ни один мужчина до этого. Даже её прежний любовник Балиан, которого она когда-то думала, что любит. Ощущение, что Шилхара стоит рядом, массирует её кожу своими грубыми руками, гипнотизировало. Её первый страх испарился, заставив осознать, что она наедине с ним в тёмной душистой кладовой.

Это осознание сменилось гудящим напряжением, которое танцевало по спине, когда его руки опустились на её талию, а пальцы мягко сомкнулись на коже. Он нагнулся, вжимаясь грудью в её спину, и она утонула в бесчисленных ощущениях — дымная сладость табака и оранжевого цветка, шёпот ткани, воздушный поток, щекочущий ухо, когда он приближался. Хвала Берсену, он отступил, покончив с массажем, иначе она могла бы испытать искушение откинуться назад в его тепло, забыв о своей цели в Нейте и о множестве причин, по которым должна презирать его.

Загадка. Для всех, кроме, может быть, Гарна. Сын проститутки, бедный помещик, обученный Конклавом, маг дурной репутации вместо доброй славы, диковинное сочетание противоположных ролей. Красноречивый и вульгарный, скорый на колкость или оскорбление. Его методы проявить её дар были ужасными и экстремальными. Мартиса испытала облегчение, когда он объявил их уроки бесполезными. Строгий надзиратель, он упрекал, когда она делала что-то не так, но с той же готовностью показывал правильный способ выполнить задание. Он работал с ней и Гарном от рассвета до заката и даже позже, когда она увлеклась переводами и исследованиями в библиотеке при свечах. Никто не ставил под сомнение, кто правит этим поместьем, но Шилхара работал так усердно, если не усерднее, чем они, и никогда не ставил себя выше домашней рутины.

Даже сейчас он находился у апельсинового дерева неподалёку, вероятно, отмахиваясь от ос и уклоняясь от птичьего помета, собирая фрукты и проклиная её за то, что она своей колыбельной прошлась по его ушам словно скалкой. Образ заставил её улыбнуться и прогнать соблазнительный жар в животе.

Она была спасена от дальнейшего глубокого копания в себе громким лязгом. Гарн позвал всех на обед. В ответ у неё заурчало в животе. Мартиса быстро завершила работу и вышла из сада, снимая шляпу и вымыв лицо и руки у колодезного насоса.

Голубые глаза слуги сверкнули, он активно жестикулировал, стоя в дверном проёме кухни. Привыкшая к языку жестов Мартиса покраснела и вздёрнула подбородок.

— Ты преувеличиваешь. Моё пение было не настолько ужасным.

Великан фыркнул от несогласия и подтолкнул её к столу.

Она села и разлила чай для всех, когда вошёл Шилхара. Его лицо, всё ещё влажное после быстрого омовения, было мрачнее тучи. Он занял своё обычное место напротив неё. Мартиса ожидала дополнительного кислотного комментария о её пении, но он обратился только к Гарну.

— Нам нужен дождь. Засуха длится слишком долго. Некоторые из молодых деревьев сбрасывают листья. Если так продолжится, осенью у нас будет мало цветов.

Обычно доброжелательное лицо Гарна столь же потемнело, как и у Шилхары. Он закончил выкладывать обед на стол и сел. На кухне воцарилась глубокая тишина, пока съедаемая любопытством Мартиса не нарушила молчание:

— Что это будет означать для рощи?

Шилхара наполнил свою тарелку сыром, хлебом, кусочками копчёной свинины и маленькими помидорами из сада.

— Плохой урожай на следующий год. — Он подвинул вечную миску с апельсинами к слуге. — Слишком много опавших листьев означает меньше цветов. Чем меньше цветов, тем меньше фруктов. Меньше фруктов на продажу, меньше денег. Мы голодаем. — Он надел знакомую насмешливую полуулыбку. — Хорошо, что я маг-падальщик. Мы продаём нашу магию, как гурии — тела.

Мартиса не ответила. Все знали об отвращении Конклава к магам, которые обменивали свои дары на деньги. Присвоенный Шилхарой «титул» Повелителя воронов не был комплиментом.

Она была рада выпить чаю и послушать, как он беседует с Гарном, планируя их поездку в Восточный Прайм. Мартиса больше не пялилась, пока он ел. В первый раз, когда он сел с ней и Гарном пообедать, она уставилась на него, когда он уплёл буханку хлеба, половину небольшого колеса сыра, целую курицу, пять варёных яиц и миску оливок.

Она ожидала, что он будет есть за обедом больше, чем за завтраком, но он удивил её. После рабочего дня в роще у неё разыгрывался дикий аппетит к обеду, и это при том, что за завтраком Гарн откармливал её кашей. Она не знала, как Шилхара умудрялся работать после таких крошечных завтраков. Его скудная трапеза из чая и двух апельсинов по утрам не смогла бы удержать на ногах и ребёнка. Он восполнил нехватку еды во время обеда. Неудивительно, что его слуга пёк хлеб на целую армию и держал курятник, полный гнездящихся кур.

— Ты нашла что-нибудь о божественных ритуалах? — Он засунул в рот помидор и принялся жевать.

Она остановилась, намазывая масло на кусочек хлеба.

— Лишь несколько упоминаний, и ни в одном не говорится о победе с помощью магии. Далатианские летописи упоминают бога, уничтоженного неверием. Но для этого потребовались несколько поколений и появление нового бога.

Шилхара вонзил нож в кусочек свинины.

— Поколений? Роскошь времени, которым мы не располагаем. Я сомневаюсь, что Скверна будет ждать ещё несколько сотен лет, прежде чем захватить мир.

Мартиса кивнула.

— До того, как я приехала в Нейт, в южных провинциях ходили слухи о странных эпидемиях. Зерновые гибнут без видимой причины, в отдалённых районах — голод.

Шилхара нахмурился.

— Нетерпеливый бог опасен.

Он сложил руки и посмотрел на неё поверх кончиков пальцев.

— Старайся. Моя библиотека обширна. Там должно что-то найтись.

Рёв разочарования прокатился по глотке Мартисы, но она проглотила его. Ей поручили нелёгкую задачу. Его библиотека была необычайна. Комната полок, простирающихся от пола до потолка, переполненная томами, свитками и пачками рукописей с вкладными листами. Некоторые выглядели почти новыми, в то время как другие рассыпались под пальцами, будучи настолько древними, что у них поблёкли чернила, превратившись в простые тени на пожелтевшем пергаменте. Она не сомневалась в том, что в этой горе знаний скрыта жемчужина, но поиски были грандиозными и пугающими. У Мартисы уникальный талант запоминать каждую деталь, которую она когда-то читала, каждый разговор, который слышала. Но она одна среди тысяч документов.

Шилхара помогал ей ночью, закачивая вечером с работой в роще. Иногда они ужинали в библиотеке, а Гарн собирал для них книги с самых высоких полок, пока она и Шилхара изучали страницы архаичных слов в поисках той единственной церемонии, которая могла бы им помочь. Несмотря на всю силу дара, Шилхара не обладал ни её навыками перевода, ни памятью. Он расшифровывал тексты намного медленнее, чем она. Временами он пронзал её удивлённым взглядом, когда она направляла его на конкретную страницу определённого гримуара для получения дополнительных сведений. До сих пор их усилия остались бесплодны, и Мартиса также, как и Шилхара, была разочарована отсутствием прогресса.