Первым его заметил растянувшийся под столом Каель. Пёс лениво рыкнул в знак приветствия, но не встал, довольствуясь тем, что лежал под ногой Мартисы, которая старательно чесала его пузо каблуком.

— Обленившаяся дворняга, — пробормотал Шилхара, садясь за стол рядом с Гарном.

Он посмотрел на Мартису, которая приветствовала его вежливым взглядом, и тихо добавила: «Господин».

— Ты окончательно испортила моего пса.

Каель недовольно фыркнул, и Мартиса перестала его гладить. Она настороженно посмотрела на Шилхару.

— Простите, я не понимаю.

Апельсины в вазе лежали такие яркие, сочные и неаппетитные. Он взял один и неторопливо снял кожуру по непрерывной спирали.

— Если ты ещё раз хоть за что-то извинишься, я утоплю тебя в колодце. — Он подавил смешок, когда она побледнела. — Мартиса, должно быть, ты несёшь ужасное бремя вины за прошлые грехи. Я не слышал, чтобы хоть кто-то извинялся так же часто, как ты, при малейшем поводе.

Он бросил дольку апельсина в рот и подавил рвотные позывы, когда на язык брызнул сок.

Мартиса покраснела, но ничего не ответила. Шилхара проглотил кусочек и отпил чая, чтобы прочистить рот от жёлчи. Он заглянул под стол и нахмурился. Пёс не обратил на него внимания и перекатился под ногу Мартисы в явной просьбе возобновить ласку.

— Ты его балуешь. Теперь моя ищейка магов целыми днями валяется со свиньями и выпрашивает ласки у женщины. — Гарн фыркнул в чашку, и Шилхара изогнул бровь. — Не то, чтобы я винил его за последнее.

— Я в замешательстве, господин. Вы сейчас о бессильных мужчинах или кобелях?

Он чуть не подавился второй долькой апельсина и выплюнул её на пол. Из глаз брызнули слезы, и лицо Мартисы расплылось. Гарн усмехнулся. Ученица пристально смотрела на него своими медными глазами. На мгновение Шилхара уловил в них насмешливый огонёк, прежде чем тот погас.

— Разве это имеет значение? Зачастую разница отсутствует.

Он дал ей доесть овсянку, пока они с Гарном обсуждали поездку на ярмарку в Восточный Прайм.

— Соберём всё, что у нас сейчас есть, и доставим Форсу за день до открытия рынка. Он попытается выбить плату за хранение. — Шилхара налил себе ещё чаю. — Можно подумать, что после стольких лет на рынке он ещё не догадался, что я крепкий орешек.

Гарн стал водить руками в воздухе, будто рисуя затейливые узоры, а Шилхара смотрел и отвечал.

— Мартиса поедет с нами. Вы двое закупите припасы, пока я буду вести переговоры с нашим жадным купцом. Чем быстрее управимся, тем лучше. Нужно собрать ещё один урожай, и я не хочу, чтобы мои плоды сгнили на деревьях прежде, чем мы успеем до них добраться.

Он подождал, пока Мартиса съест последнюю ложку.

— Ты когда-нибудь была в Восточном Прайме?

— Только в раннем детстве. Он слишком далеко от Ашера, чтобы рассматривать его как торговую площадку. Верховный епископ отсылает своих комиссионеров в Кальдерес, хотя это более маленький город и рынок.

— Который всё же славится предметами роскоши и богатыми покровителями. — Он начертил Кальдеранский купеческий символ на исцарапанной столешнице. — Через десять дней мы отправимся в Восточный Прайм, и ты поедешь вместе с нами. Подготовься к дороге. Возможно, ты забыла, но Прайм — портовый город. Он крупнее и менее благороден, чем Кальдерес. Там заправляют невольничьими рынками, а хозяева публичных домов постоянно охотятся за девушками. Как только пересечём городские ворота, держись поближе к Гарну.

Шилхара помрачнел, придя в недоумение от её внезапно помрачневшего вида.

— И это не просьба, Мартиса. Это приказ.

Она встала освободить место и оступилась, сжав свободной рукой край стола так сильно, что побелели костяшки пальцев. Затем зашаркала к раковине, двигаясь скорее, как полумёртвая старуха, чем как здоровая девушка. Серая бледность омыла лицо, и Мартиса не смогла скрыть дрожи, повернувшись к Шилхаре.

— Мне подождать вас в зале на утренний урок?

В памяти всплыл образ уничтоженной вороны. Как-то раз Шилхара испытывал Мартису огнём. Жестокая как по назначению, так и по исполнению практика, но заклинание он контролировал полностью. Его ученица пришла в себя после пережитого, пошатываясь от потрясения, но обгорел у неё только подол платья. И хотя он чувствовал, как магия ослабевает, прикосновение бога всё ещё оставалось в его руках, заставляя пальцы судорожно сжиматься. Несмотря на все подозрения в адрес Мартисы, Шилхара не желал, чтобы его ученицу постигла та же участь или что похуже. Если ему придётся убить её, он сделает это сам, твёрдо контролируя магию.

Она терпеливо стояла перед ним, ожидая ответа. Он окинул её взглядом. Мартиса всегда держалась прямо, со спокойным достоинством, которым он восхищался. Сегодня утром она ссутулилась, правое плечо клонилось чуть ниже левого.

— Думаю, сегодня мы обойдёмся без занятий. — Её глаза расширились от удивления. Даже Гарн озадаченно уставился на своего господина. — Ты шаркаешь, точно старуха. Почему не сказала Гарну, что занемогла после сбора урожая?

Румянец, расплывшийся от шеи до самых щёк, прогнал болезнетворную серость. Мартиса кинула косой взгляд на Гарна, и тот неодобрительно нахмурился.

— Я не думала, что это так важно. Моя работа от этого не пострадала.

Шилхара поднялся и встал прямо перед ней. Ученица напряглась и поморщилась. Ему понравился её запах, она благоухала солнцем и розовым мылом.

— Нет, пока что. Но это лишь вопрос времени. Ты ничем не поможешь мне при сборе апельсинов, когда едва можешь ходить и держать спину.

— Я спра... — возразила она, прежде чем захлопнуть рот в мятежном молчании. — Что вы от меня хотите, господин? — наконец спросила она.

— Можешь смотреть мне в глаза, а не на мои ступни.

Она встретила его взгляд с отрешённым видом. Шилхара покачал головой.

— Ты можешь обмануть других, но не меня. — Он бросил через плечо Гарну: — Она всё равно нужна мне сегодня в библиотеке. Соберём урожай завтра. В кладовке есть свечи?

Слуга кивнул и начал убирать остатки завтрака со стола. Гарн махнул рукой в сторону Мартисы и нахмурился ещё сильнее. Шилхара вздохнул и посмотрел на неё.

— Гарн считает тебя хрупким созданием, заслуживающим деликатного обращения.

Он слабо улыбнулся, когда она подняла ладони, демонстрируя множество мозолей, волдырей и пару шрамов.

— Это не нежные женские ручки. Я не нуждаюсь в особом обращении. — Она оглянулась и подмигнула Гарну. — Хотя я ценю заботу Гарна.

Шилхара уставился на слугу. Великан пожал плечами, нисколько не смущаясь очевидной дружбы с марионеткой Конклава. Лицо Мартисы выражало те же чувства, что и лицо великана, в её глазах на мгновение мелькнуло неповиновение, будто призывала Шилхару попробовать запретить им общаться.

Он обошёл её и направился к двери, ведущей во двор.

— Никто в Нейте не заслуживает особого обращения, но мне нужно, чтобы ты работала в полную силу. Сегодня ты явно не в состоянии это сделать. — Он махнул ей следовать за ним. — Идём. У меня есть средство облегчить боль.

Страх и любопытство играли на лице Мартисы, но она последовала за ним, держась на расстоянии, когда они пересекали двор и пробрались сквозь ряды розовых кустов Гарна, прежде чем оказались перед небольшим флигелем, пристроенным к южной стене поместья.

Потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к темноте кладовой. Шилхара нашёл свечи в коробке у двери и зажёг четыре штуки. По приказу Шилхары Мартиса вставила две свечи в канделябры, которые занимали место на длинном столе в центре комнаты. Сам Шилхара закрепил свои две свечи в оставшиеся выемки и подождал, пока Мартиса осмотрится.

Пропитанная запахами цветов апельсина и оливкового масла кладовая служила его настоящим источником денег. Каждый сезон они с Гарном ломали спины, продавая тележку апельсинов на оживлённой рыночной площади Восточного Прайма. Этого хватало, чтобы прокормить их обоих. Но наибольшую прибыль приносило масло нероли и дистиллированный петигрен[1]. Предметы роскоши в небольшом количестве, востребованные богатыми аристократами, за них заламывали высокую цену на рынке.