― Брэндон, ты знаешь, я человек слова. Сказал, что не терплю недостойного отношения к работе и уволил тебя за дело, ― Макарти волновался, и я тоже едва сдерживал в груди дрожь, пытаясь предугадать, к чему он клонит. ― И прежде я никогда не менял своего решения, но ты оказался неплохой парень. Знаю, что ты старался, как умел… Люди, которых я увольнял до тебя тоже были неплохие и старательные, но они не делали такой славы моей постановке. И раз уж сама судьба даёт тебе второй шанс, не желаешь ли ты вернуться в труппу? Наши будущие зрители желают увидеть тебя на сцене, когда тайна вскрылась. Человек, которого я подыскал на твоё место — профессиональный танцор, но у него нет совершенно никакой репутации, и если я объявлю о замене главной роли, то мы потеряем заинтригованных зрителей… Я не могу этого допустить, и готов просить тебя вернуться.

Это было просто невозможно, но Крэг обратился ко мне с предложением возобновить работу… Когда я нашёл силы попрощаться с Мишель навсегда, довёл танцовщицу до состояния аффекта, дорожа её моральным состоянием больше, чем своим, когда поставил точку в общении с единственной девушкой, что я смог полюбить, и решил в ту же ночь надругаться над нашими чувствами… Он предложил мне вернуться.

― Я знаю, что ты был расстроен увольнением. И Мишель просто в трансе после моего решения… Поэтому я был уверен, что новость о воссоединении вас обрадует. Но ты молчишь… Ты хочешь больше денег? Что если…

Едва речь зашла о гонораре, я поперхнулся.

― Нет! Меня устраивают прежние условия. Дело не в зарплате… ― видимо, я забыл, что передо мной в первую очередь режиссёр, акула шоу-бизнеса, ведь Крэг даже слегка удивился раздумьям и отказу на доплату. ― Не знаю, какого будет Мишель работать со мной после нашего прощания. Это жестоко.

― Брэндон, не заставляй умолять тебя! Ты вынуждаешь меня прибегнуть к запрещённому приему, ― мы оба настороженно затихли, выжидая, окажется ли сильнее моё гнетущее молчание угроз наставника. ― Я брал на работу циника! Где он? Куда ты его дел?

Психологические приёмы, видимо, имели противоположный эффект, когда я думал только лишь о том, как не навредить танцовщице ещё больше.

― Мишель не заслуживает такого отношения, ты сам говорил. Нам нужно порвать с ней безвозвратно, чтобы она не тратила время на такого, как я! ― каждый раз, когда я говорил об этом вслух, тело сопротивлялось и стонало от несправедливости.

― Да я и не зову тебя с ней спать… Хотя я думал, что ты вернёшься только из-за Мишель… И деньги не нужны. Тогда вернись, чтобы довести хоть что-то в своей жизни до конца, чертов стриптизер! Протрезвеешь — приезжай в студию!

Одна фраза, выловленная из контекста, гуляла по интернету в статьях и коротком видео ― единственное, что удалось понять папарацци из сиплого шёпота. Культурная индустрия обезумела новостью о грядущей премьере с Брэндоном Фордом в главной роли; онлайн-издания восхваляли толерантность режиссёра и талант едва ли забытого скандалиста. И только наша труппа до сих пор пребывала в подвешенном состоянии, не понимая, по какому направлению будет выстроена дальнейшая работа.

Не понимала я, как дальше быть живой после его извинений за чувства и стремительного исчезновения. "Сбежал от наконец чего-то стоящего", "не готов меняться", но "я помню каждое твоё слово, каждый наш поцелуй" и "благодарен за то, что ты была в моей жизни" ― особый вид пытки, какому ещё не доводилось овладевать моим сердцем. Так искусно врать было невозможно… А доводы о красивой лжи напрашивались сами после продолжительного нестабильного общения. И всё же я была наслышана о Брэндоне из интервью и нелицеприятных обсуждений в соцсетях: пускай и ухлёстывал за каждой юбкой, только никогда не заботился о том, что о нём подумают.

Человек, который не оглядывается назад и не смотрит в будущее. Брэндон никогда не заботился о доброй славе. Хамил всем вокруг по возможности и без, лицемерил с девушками лишь ради удовольствия в постели, а потом быстро превращался в злобного мужлана. Неужели так себя чувствуют влюблённые идиотки: всем сердцем прощают обидчиков, с непоколебимой серьёзностью считая себя особенными? Ведь рядом с блондином именно такой я себя и видела… Той, ради которой истинный злодей слегка сдвинул с лица маску и принёс искренние извинения. И как бы я не пыталась изжить из груди необъятное довольство этим поступком, никакие усердные самовнушения не срабатывали. Тяжкая горечь укоренилась в теле, я только лишь и желала быстрее пережить расставание, но отпустить Брэндона стало невозможно: последний разговор вонзился ржавым острием в глубь бьющегося в сожалениях сердца.

Закрывать глаза на его чудовищный характер было сказочным самообманом. Поэтому я и не закрывала, а принимала этого странного, непредсказуемого мужчину таким, каким он есть. Признаваться ему в любви было неимоверно трудно ― но это именно то, о чём варварски молили губы в безрассудной близости от лица Брэндона. Мне хотелось открыться и дать повод заметить, что его поведение не проходит даром. Эта обременительная идея, прятавшаяся за страхами оказаться брошенной, угнетала меня с нашей первой репетиции, пока, наконец, не вырвалась на последней…

Блондин удрал от серьёзной проблемы. Я ждала найти в его поступке острое разочарование, а вместо этого поняла, что мужчину тревожат мои чувства больше, чем всего лишь проходимца, доставившего хлопот очередной пассии. Брэндон ясно показал это своим отсутствием на работе, которую выцарапывал ещё за долго до нашего знакомства, а затем уловками на мастер-классе, в надежде оказаться замеченным. Он был ошарашен, подавлен, думал о чём-то слишком серьёзно, продолжительно по моей вине, и не пришёл на репетицию, чтобы не объясняться передо мной же… Всё это я понимала и не могла унять жгучих слёз, сожалея о своем поступке.

Тогда казалось, не найдется ничего хлеще, чем безрассудный побег. Его-то уж точно следовало ожидать от мастера исчезновений: каждую статью о прошлом Брэндона в составе популярного танцевального коллектива я ненасытно перечитывала, пытаясь уловить причину его конфликта с лучшим другом. Скоропостижный уход из команды или с нашей репетиции ― за этим стояли глубокие эмоции блондина, так и оставшиеся для меня чуть приоткрывшейся загадкой. Я читала с замершим сердцем, вновь и вновь вспоминала момент признания в чувствах и удивлялась с каждым разом не меньше: ну как же можно быть таким ребячливым… Как можно так заботиться о себе самом, наперекор мнению всех на свете? И несмотря на глубину щекотливой неприязни, поразительного непонимания, я продолжала любить его даже таким.

К сожалению или к счастью, перед уходом Брэндон открылся мне с другой стороны. Это было удивительно и даже немного страшно. Более непредсказуемым исходом оказалось не ловкое исчезновение из труппы, а его желание попрощаться…Блондин покорно обнажил, как жаль неотесанному хулигану расставаться с его новым образом жизни, со мной. Извинился, укорил себя за этот сокрушительный провал и сказал самую правильную и обидную фразу, задевшую меня за живое: «Я искренне рассчитываю, что моё место займёт кто-то более достойный. Хотя бы в твоём сердце…». В тот момент мне стало тоже искренне, раздирающе жаль, что за крепостью из искрометных шуток и показного презрения к окружающим скрывается самый обычный живой парень. Жаль, что не бывает жестяных безэмоциональных сердец, уберегающих их носителей от страданий, ведь Брэндон так упорно старался спастись от любых душевных потерь…

Мы стояли у Плазы, нескромно запечатлевая напоследок лица… Невольно вспоминалась наша первая встреча. Могла ли я и подумать тогда, что преследующий меня взглядом нахальный тип способен смотреть с такой мягкостью и чуткостью… Знала ли я, какой Брэндон на самом деле человек, чем живёт, осуждая за легкомысленность и фарс… У него было сердце, и больше всего я нуждалась знать его чаяния, скрытые от каждой встречной. Мы оба дрожали от холода, покорно глядя друг другу в глаза, а я не могла успокоить оглушающий пульс, повторяя себе фразы блондина. Снюсь без конца, не выхожу из головы, вспоминает поцелуи до потери сознания… Тело резало ноющими невидимыми изломами от каждого его слова. В моих руках оказалась фигурная восковая свеча ― Брэндон выбрал рождественский сувенир после ночного визита в мой номер в отеле и неловко достал из сумки, не находясь, как объяснить это вопиющее недоразумение. Блондин ненавидел праздники и невинные тактильности, а поэтому молчаливо поздравил меня с Рождеством и сломлено раскрыл руки для сдержанных объятий. Холодные губы мягко прислонились к моему лбу: этот необычный порыв вынудил меня стоять под метелью недвижно, ещё несколько минут провожая его удаляющуюся фигуру.