На балконе Я сижу на балконе на восьмом этаже, Надо мною стрижи круги нарезают, А в руках у меня свод стихов Беранже, И я делаю вид, что его я читаю. Хоть я в городе, воздух прозрачен и чист. Поездов отдаленных слышны перестуки. Со стихами моими в книжку вложенный лист — В них почувствуешь грусть – наперсницу скуки. Я писал их как будто на крутом кураже, Строчки шустро с пера стрижами слетали, Но в итоге – веселый лишь поэт Беранже, На страничке моей – слезинки печали. Мне наполнить, как он бы, бокальчик вина, Мне б его оптимизма впрок поднабраться. Понимаю, конечно, что моя в том вина: За людей щемит сердце глупое, братцы. Во дворе у поэта Во дворе у поэта давно притулилась рябина. Рядом яблони крона, и рябина почти не видна. Во дворе он родном, но рифмует «рябина – чужбина», Одиноко поэту. Никогда не вернется жена. Почему он в тоске? Почему душа так несчастна? Или это уже не душа – половинка ее… Когда жили вдвоем, были целым одним, что не ясно? Назовите: любовь и судьба, остальное вранье. Неподдельна тоска его в строчках стихов, да и в прозе. Воскрешает талантом: иногда вот она у окна. Глянет он: где, родная моя, ты, почившая в бозе? Там рябина за яблоней, как всегда, почти не видна. «Я в лесу среди сосен душой оживаю…» Я в лесу среди сосен душой оживаю, Не могу надышаться тобой, хвойный рай, Пусть и редко, но все-таки здесь я бываю, Кто родился тут, знает, чем мил этот край. В нем тебя привечают пушистые елки, И в тени белый ландыш прозрачен и чист. Попетляешь по тропкам, свернешь на проселки, В путь проводит тебя птиц непуганых свист. А в луга попадешь, где не кошены травы, Где кузнечики, бабочки, злые шмели, Нет в тебе сожаленья о смерти державы, Но начало твое в сердце этой земли. Это чувство глубокое носишь повсюду И порой сам себе так и не объяснишь: Побываешь в лесу, словно в храме, и чудо, Коль оно не свершилось, его совершишь. Не прощаюсь я с вами, сосенок иголки, И с тобой, шишки запах пахучий, лесной. Мои родичи близкие – сосны да елки, Там, где пальмы и море, вы тоже со мной. «Серый кот – на моем чемодане…» Серый кот – на моем чемодане. Он не хочет, чтоб я уезжал. Развалился, глаза – две пираньи: «Ты куда собираться-то стал? Только мы подружились с тобою, Вижу, ты как товарищ неплох, Человеко-кошачьей судьбою Жили б вместе на даче, без блох. Были б запросто мы корешами, Ели, пили с тобой сообща. Иногда развлекались с мышами, Под пивко разобрали б леща. Разве было со мной тебе плохо? Не дают оставаться грехи? Понимаю: страна и эпоха И, конечно, стихи, эх, стихи… Из-за них ты пожертвуешь дружбой И родными? Ведь здесь был твой дом». Вышел я с чемоданом наружу. Ах, как жаль расставаться с котом. «На море шум леса я слышу…»
На море шум леса я слышу, Шум моря со мною в лесу. В них грудь моя вольно так дышит, Сберечь бы в себе их красу, Чтоб даже средь каменных будней На улицах и площадях И в гуще толпы многолюдной Жить так, как средь рыб, среди птах. «Иду вдоль каштанов…» Иду вдоль каштанов, И дождь моросит. Вам, может быть, странно, Что сердце парит? Я в городе этом Родился и рос И здесь стал поэтом. Тогда в чем вопрос? Вернешься порою На круги своя, Иллюзий не строя, Родные края Тебя повстречают Горячей волной, Хоть годы умчались, Но город – родной! «Этот домик мне знаком…» Этот домик мне знаком, Я бывал когда-то в нем. Здесь гортензии кусты И цветы, цветы, цветы. Тут хозяин раньше жил, Он мне верным другом был. Нет его уж года два, Но осталась жить вдова. Мы с ней шкалик разопьем, Вспомним вместе о былом. На рюмашке хлеб лежит, По щеке слеза бежит. Нет здесь мраморной плиты, Лишь цветы, цветы, цветы Памятью о том, кто жил, Для других он их садил. «Я, как медведь, чужую ем малину…» Я, как медведь, чужую ем малину, Не мыв, не проверяя на червей, И ласково мне греет спину Незлое солнце бывшей родины моей. Малина вдоль дороги, у забора, А если без ограды, то ничья. Рву ягоды поспешно, без разбора, Так путник жадно пьет из чистого ручья. Наемся наперед? Да нет, едва ли, Но не забыть – малину ем с куста — Кусочек мира, что так пасторален, В той новой жизни, что сегодня непроста. «Зверька, живущего во мне…» Зверька, живущего во мне, Я очень берегу И знаю про него один, Другому – ни гу-гу Не просит он ни есть, ни пить, Бесплотен, словно дух, Он очень в музыку влюблен, Что услаждает слух. И потому готов внимать Мелодии любой, Была бы только для него Напевной и родной. Доволен он – доволен я, Ведь я люблю его. А может быть, и ваш зверек Похож на моего? |
