— Я работаю в большой фирме по продаже товаров для женщин, эта служебная машина… — запнувшись от смущения, девушка натянуто улыбнулась. — А вы чем сейчас занимаетесь?

— В Москву я попал проездом, — ответил как будто бы нехотя Коновалов и перевел тему разговора в другое русло. — Давно ты не была у своих? Ты не ответила…

— Давно, — кивнула Агата согласно. — Лет десять точно. И не тянет, если честно.

Она всегда боялась встретить кого-нибудь из земляков, боялась, что они начнут расспрашивать ее о том, почему она долгое время не была у родителей, точнее, у матери и отчима, и не общалась с ними, почему она, устроившись в столице, не хочет помочь им. Неужели помнит старые обиды?

— Очень жаль, мне всегда казалось, что ваша семья это настоящая каменная стена, которая будет стоять долго, — деликатно высказался Коновалов. — А все эти слухи только слухи…

Агата пожала плечами, не зная, что и как сказать. Она была не готова говорить на эту больную для нее тему, поэтому решила поступить так, как поступала на уроках химии, когда не знала ответа на заданный вопрос, — просто молчать.

Меж тем Москва плыла за стеклами джипа и было ясно и Агате, и Коновалову, что этот город давно перестал быть просто городом, это было целое государство со своими законами адаптации и выживания.

— И все же, — Агата начала разговор заново, — что вы делаете в Москве? Или это нечто личное?

— Да в общем, нет! — грустно улыбнулся Коновалов. — Как я уже сказал, я тут проездом, возвращаюсь из мест не столь отдаленных… — он посмотрел на удивленную Агату с неким вызовом. Наверное, боялся ее реакции, конечно, негативной и оскорбительной.

— Я ничего не знала, — выговорила она тихо. — Мне жаль…

— Не хочу об этом говорить, — прервал ее мужчина. — Я не из тех, кто любит рассказывать о уголовных статьях и тюремных буднях.

— Понимаю, именно поэтому я предпочитаю не говорить о семье, — вздохнула девушка. — Тяжело. И как будто не со мной было…

— Я слышал, ты обвинила отчима в домогательствах, — решил признаться бывший учитель химии. — Об этом весь поселок говорил еще долго после твоего отъезда…

— Мне было тринадцать лет, и я не знала иного способа избавиться от его грязных лап, — сказала Агата, чувствуя приливы отвращения и злости. — Мама мне не верила, потом свалила всю вину на меня. Я сбежала из дома, меня отправили в приют, где в общем было еще хуже. Я стараюсь не вспоминать. Вот живу, работаю. Иногда мне даже нравится, — добавила она с грустной усмешкой.

— А я нарисовался посреди Москвы и растревожил раны! У меня убийство по неосторожности, бывает и такое, оказывается, — ответил Вадим откровением на откровенность Агаты.

Потом Агате удалось пригласить его в офис на Новом Арбате. Сначала он упорно отказывался, наверное боялся ее скомпрометировать. Но когда Сергей остановил машину на парковке перед стеклянно — бетонным зданием бизнес — центра, и Агата сказала, что у нее есть полчаса свободного времени, мужчина согласился посмотреть на место ее работы.

Войдя в здание и поднявшись на этаж, где расположилась фирма, Агата широко распахнула стеклянные двери и легко прошла вперед, приветствуя служащих. За ней шел Коновалов и тоже робко говорил “добрый день”, видя, что девушки все как одна повыглядывали из-за мониторов компьютеров. Ему отвечали улыбками и кивками. В приемной Агата приняла у него куртку и повесила в шкаф.

— Мария, можно взять у вас кофе и чашки? — спросила Агата у секретаря Соколова.

— Да, пожалуйста, Агата — разрешила Мария, — Вам, кстати, искал Александр Дмитриевич…

— Зачем, не знаете? — заволновалась Агата, впуская в свой кабинетик Коновалова. — Прошу вас, если он будет спрашивать обо мне, скажите, что я немного опаздываю…

Мария, дождавшись, когда Агата с гостем закроются, вышла из приемной, подошла к Тане, консультанту, которая печатала на компьютере отчет о годовых продажах, и зашептала ей на ухо:

— Не знаешь, кто это? Не так уж и молод…

— Можно подумать, что Соколов молод, — усмехнулась Таня, не отрываясь от работы, — да и зачем ей ровесники? Помнишь же сама, пока она жила с тренером, ни раз приходила на работу в синяках, их как не пудри, они все равно лезли наружу.

— А Соколов сегодня на нервах из-за нее, — сказала Мария, подозрительно щурясь, — кажется, у них все-таки что-то было…

— Если бы ко мне подкатывал такой мужик, у меня обязательно с ним что-то было бы, — деловито отозвалась Таня.

Ей непременно нужно было закончить годовой отчет перед новогодними праздниками, поэтому она не стала продолжать разговор и вернулась к работе.

Тем временем Надир гостил у своего деда в Медине. Старик пережил трех своих жен и теперь доживал свой век в семье младшего сына Али. Он ни на миг не забывал о том, что в пору своей юности знал лишения, и что лишь благодаря милости Аллаха и короля, который увидел в нем силу и благородство, он стал уважаемым человеком, обзавелся нефтеперерабатывающим заводом и сколотил баснословное состояние. Надир был любимым внуком шейха, потому что он отдаленно напоминал ему жену, француженку Анетт.

— У тебя, сынок, ее глаза, — говорил дед всегда, когда видел внука. — Ты дитя нашей любви, не твой отец, — подчеркивал он твердо, — а ты! Мой сын Сулейман чистый бедуин, выносливый и прямой, а ты другой…

— А я, по-твоему, слаб? — расстраивался каждый раз Надир.

— Ты утонченный и чувствительный, — отвечал старик и закрывал глаза, будто погружался в прошлое. — Не меняйся, мальчик мой, оставайся таким, какой ты есть. И Аллах тебя благословит…

У дяди Надира Али, кроме трех сыновей, была еще и дочка по имени Фатима, ей было четырнадцать лет, и она считалась невестой Надира. С самого детства девочка была влюблена в своего двоюродного брата. Надир же и не помышлял брать ее в жены, но его отец договорился со своим братом о женитьбе сына на своей племяннице, поэтому этот брак считался делом решенным.

Фатима с Надиром были далеки друг от друга, как солнце и луна, и общались лишь на общие темы. Родителей это не смущало, они надеялись, что дети найдут общий язык после свадьбы, а потом между ними вспыхнет любовь.

Когда Надир в очередной раз навестил деда, умница Фатима заметила, что ее жених печален и молчалив. За годы, проведенные в Европе, он еще больше отдалился от нее, а из холодной России он и вовсе вернулся чужим, ходил сам не свой по белоснежным апартаментам, вздыхал, устремляя взгляд к горизонту, словно ждал кого-то. За окнами красавица Медина тянула минареты к раскаленному небу, расположила на горячей земле свои жилые кварталы, дворцы и мечети.

— Что, правда, в России холодно и снега по колено? — спросила Надира Фатима тихо, не веря фото на его телефоне.

— Снег там регулярно убирают, — ответил Надир, — поверь мне, снег там такое же привычное явление, как у нас безоблачное небо, — говоря, молодой человек утомленно поднял глаза к высокому потолку и отошел от прилипшей к его плечу сестры подальше. — Я почти не видел Россию. Хочу летом отправиться в путешествие по ее просторам…

Фатима слушала и смотрела на него, приоткрыв рот от удивления. Из уважения к деду и к семье дяди, которые были поборниками традиций, Надир надел длинную рубаху из белого хлопка и старался скрыть от родственников, что ему было невыносимо скучно с ними. Кроме того, его беспокоило излишнее внимание к нему Фатимы. Девочка, словно куколка бабочки, обернутая в белый джильбаб, обретала женские формы, смотрела на Надира по-особенному, ласково и выжидающе. Надир понимал, что очень скоро Фатима потребует от него определенного внимания, и он должен будет на него чем-то ответить.

То же самое беспокоило деда Мустафу, который, несмотря на преклонный возраст, все чутко воспринимал.

Однажды он позвал внука в свою спальню, и, когда тот пришел, прямо у него спросил:

— Не пора ли тебе жениться на Фатиме? — Старик лежал на груде подушек, обтянутых цветным шелком, и курил кальян. — Назначь дату сам, никто не станет тебе противиться.