— Прими ислам, дочка… Это упрочнит твоё положение…

— Ты хочешь этого, Надир? — спросила Агата, когда они остались наедине.

— Мне все об этом только и говорят, — признался Надир, — если ты согласишься, то я буду счастливее, чем сейчас…

— Я подумаю, — пообещала Агата.

Она думала среди райских садов, дворцов, ярких одежд, услужливой покорности слуг и служанок. Она думала, когда каталась по городу в белой машине, а позади следовало два джипа с охраной, когда она на правах хозяйки апартаментов в центре Эр- Рияда принимала свекровь, тетку Надира и гостившую у нее юную Фатиму, ту самую, несостоявшуюся невесту Надира, приехавшую смело взглянуть в глаза сопернице.

Женщины были одни, поэтому не прятались под паранжой, и смогли хорошенько рассмотреть друг дружку. Высокая, еще красивая госпожа Зейнаб, тетя Надира, глядя на русскую, вдруг ломано выговорила:

— Агата — плохо! Зейнаб — хорошо! — намекая на принятие другой религии.

И Агата сдалась, потому что стала замечать, что Надир стал реже приходить к ней в спальню.

— Аллах акбар! — тихо воскликнула она, ничего больше не зная по-арабски, и по-русски добавила. — Черт с вами!

К великой радости Надира Агата приняла ислам с именем Зейнаб. Впервые молясь на женской половине домовой мечети Аль-Аминов, «госпожа Зейнаб» тихонько всплакнула. Она что-то потеряла, что-то незнакомое, далекое, и пока чего-то не приобрела, но прекрасно понимала, что теперь все дворцы и сады, все деньги Аль-Аминов станут частью ее жизни. Это утешало ее.

Новообращенная мусульманка каждый день совершала намаз, узнав об ее усердии, свекор прислал ей подарки, — сине-золотой коврик для намаза и Коран в серебряном переплете. Их привез Надир, который был с Агатой все реже и реже. Они созванивались, и он почти всегда ссылался на занятость, позволявшую ему не ночевать дома, чем заставлял Агату нервничать.

Надир еще не видел новообращенную, поэтому, когда она встретила его в просторной гостиной своего обиталища, он не смог сдержать эмоций:

— Агата! Ты ничего мне не сказала, — он стал целовать ей руки. — Почему?

— Я решилась спонтанно. Фатима своими оленьими глазками чуть не продырявила меня! Знал бы ты, чего мне это стоило, — пожаловалась Агата, вздохнув, — ну да ладно, главное, что ты доволен. Кстати, где ты бываешь, когда уходишь? Твоя родня не теряет надежды разлучить нас или это ты потерял ко мне интерес? Приезд Фатимы так на тебя повлиял?

Надир развел руками, возражая:

— Я не видел Фатиму, клянусь тебе! Хотя знаю, что она гостит у тети. Мне незачем видеться с ней, да и никому из моих не пришло бы в голову сводить нас… Все эти дни я проводил с отцом. У него привычка работать по ночам. Прости, не знал, что тебя это беспокоит…

Они обнялись. Агата прижалась к его груди трепетнее обычного, может быть потому, что чувствовала себя все эти дни одинокой и брошенной.

Лежа в шелковой постели, под величественным балдахином, Агата с Надиром смотрели друг другу в глаза. Надир томно и нежно гладил ее обнаженное тело.

— Когда родится сын, назовем его в честь короля Фадхом, — размышлял он. — Этот примирительный жест в сторону общества поможет нам ужиться со всеми…

— Как скажешь… — промурлыкала Агата в ответ. Ее животик уже жил своей жизнью, быстро рос, а внутри него шевелился плод. Врачи говорили, что все идет, как надо, УЗИ показало, что родится мальчик.

На следующий день все Аль-Амины потянулись из города в пустыню, впрочем, пустыня была облагорожена трудами арабов до состояния оазиса с искусственными прудами, тенистыми пальмовыми рощицами и зелеными площадками для гольфа. У Аль-Аминов там был небольшой особнячок в семнадцать комнат с видом на живописное озеро, в водах которого отражался прекрасный фруктовый сад. Надир взял на себя смелость привезти с собой свою жену.

Новоявленная Зейнаб предстала перед будущими родственниками в белом хиджабе и длинном платье из бирюзового шелка, лицо ее прикрывала полупрозрачная вуаль, прикрепленная к хиджабу жемчужными булавками. Свои темные глубокие глаза она подвела перламутрово-голубыми тенями. И выглядела очаровательно, поэтому гордые арабские мужчины ни один раз обращали к ней свои томные взгляды.

— Сейчас пойдем смотреть, как мои братья играют в гольф… — сказал Надир, подцепив Агату под локоток. — Там ты сможешь немного посидеть и перекусить…

Семья Аль-Аминов, точнее, та ее часть, которая жила в Эр-Рияде расположилась под крышей большой ажурной беседки, где предусмотрительно были расставлены диванчики и столики с яствами.

Надир сел в мягкое кресло, по правую руку от него села мать, под левую Агата, а далее сестры, тетки и дальние родственники. Старшие кузены собирались играть в гольф, они уже ходили по зеленому полю в своих белых одеяниях, держа в руках клюшки, примерялись к лункам.

Игра была по-восточному нетороплива, двоюродные братья Надира по материнской линии не обладали ни красотой, ни молодостью, и уж тем более талантом игры в гольф.

Был среди них некий Марух, деловой партнер братьев, высокий сухопарый бедуин с красивым смуглым лицом и дивными темными глазами. С этими глазами глаза Агаты встречались несколько раз.

Играл Марух лучше всех; не торопился, расхаживал по полю для гольфа в белых шортах и футболке, показывая свою стать и подкаченные мышцы под смуглой кожей, примерялся, целился и попадал точно в лунку, и за каждый неизменно точный удар клюшкой по мячику настырно и бесстыдно крал у Надира взгляды его жены.

— Кто пригласил сюда этого человека? — шепнул Надир, досадливо кусая ногти на своих холеных руках. — Терпеть не могу этого самозванца! Он всегда скандалит и выставляется.

Успокоить сына взялась мать, склонив к нему голову, сказала:

— В последнее время, говорят, он неимоверно разбогател, снабжает королевский двор всякими новинками. Водит дружбу с принцами. Будь мудрее, сын. Просто не обращай на него внимания, забудь о нем…

Чтобы позлить Надира, Марух продолжал прекрасно играть в гольф, и в конце игры послал Агате победный поклон, приложив ладонь к сердцу. Так делали рыцари на состязаниях и наглецы, желающие показать свое превосходство. На его лице расцвела красивая улыбка.

Тут Надир не выдержал, встал, — за ним повставали женщины. Уходя из беседки, он бросил на Маруха гневный взор и выкрикнул в его адрес что-то такое, от чего его сестра, полностью завернутая в черное одеяние, вся сжалась и негромко вскрикнула. Агата пошла за мужем так быстро, как только могла в своем положении, догнала его в прохладном холле.

— Что с тобой такое? Что ты крикнул этому человеку?

— Этот безродный верблюд, которого отец и братья зачем-то терпят в своем доме! — Надир буквально трясся от негодования. — И он смеет смотреть на тебя, мою жену, мать моих будущих детей!

— Возможно он распознал во мне безродную, себе подобную… — заметила Агата не очень кстати. — Возможно он хотел меня поддержать…

— Ты будешь Зейнаб Аль-Амин! — Простонал Надир раздраженно, — а он навсегда останется блудливым верблюдом!

Агата мысленно удивлялась снобизму Надира, удивлялась тому с какой быстротой он забыл про то, что в России он обрюхатил ее, простую смертную, замужнюю и притащил ее на обозрение своей высокородной родне. Она едва не рассмеялась ему в лицо…

— Ты серьезно, Надир? Ты ревнуешь…?

— Ревную! А ты тоже пялилась на него, — фырчал Надир диким котом. — Я заметил, не отрицай…

— Ну извини, — развела руками Агата и примирительно заулыбалась. — Если бы ты играл в гольф, я болела бы за тебя, а так пришлось смотреть на него…

На семейный ужин Надир с Агатой не остались. Уехали в город, чтобы не нагнетать атмосферу. Надир всю дорогу молчал. Агата смотрела в окно и думала, что в гольфе она ни черта не понимает, в мужчинах понимает, пожалуй, чуть больше, поэтому в инциденте с Марухом отчасти она виновата.

— Он так и сказал, блудливый верблюд? — ахнула Фарида, приехавшая на следующий день. — Это как объявление войны, ведь господин Марух заносчив не меньше, чем ваш муж. — Немного помолчав, женщина вынула из потаенного кармана платья и протянула Агате крошечный мешочек, в таких хранили драгоценности, при этом подозрительно озираясь. — Это он вам передал. Клянусь, я не хотела брать, но он пригрозил лишить моего мужа работы, если я откажусь…