— Это моя вина, не так ли? — Слезы текут по ее щекам, когда она смотрит на меня. — Я толкнула тебя на это. Ту поездку с Дмитрием. Потому что в последний раз, когда я тебя видела… мы спорили.

— Ты не подталкивала меня к этому, — качаю я головой. — Я бы все равно поехала.

— Но, если бы я не проявляла такую настойчивость. Так… осуждающе. А потом я попросила Алексея спасти тебя.

— Мак.

Я тоже плачу, так что это единственное слово, которое я могу выдавить. Мы оба встаем и сокращаем расстояние между нами. Исцеление всей боли и гнева одним объятием.

Я плачу в ее объятиях, и она обнимает меня. И я не знаю, как долго мы так стоим, но я знаю только, что часть моего сердца чувствует, что оно больше не мертво. Как будто это именно то место, где мне сейчас нужно быть.

Мне требуется больше часа, чтобы произнести эти слова. Принять то, что мне нужно сделать.

Что мне придется причинить боль Алексею, чтобы защитить себя.

И что я буду ненавидеть себя за это.

Но я не вижу другого выбора.

— Я хочу остаться здесь, — говорю я Лаклэну дрожащим голосом. — Я останусь здесь. 

— Виктор все время названивает, — говорит мне Николай с пассажирского сиденья машины.

— Не обращай внимания. Я разберусь с ним позже.

— Не думаю, что это связано с Арманом, — говорит он мне.

Он продолжает прокручивать свой телефон, проверяя сообщения и пропущенные звонки. И когда он напрягается рядом со мной, я понимаю, что что-то не так.

Я съезжаю на обочину и уделяю ему все свое внимание. Мы в часе езды от дома. Я просто хочу вернуться в дом. Чтобы разобраться в этой неразберихе. Снова спросить Талию, кто прислал ей фотографии.

Я цепляюсь за это, потому что это все, что я могу сделать, чтобы продолжать идти по тому пути, который я наметил для себя. Она предала меня. Я не мог так сильно ошибаться на этот счет. Это единственное, во что я могу поверить.

Но тут Николай поворачивается ко мне, и лицо его бледнеет. Он взволнован. Он держит в руке свой телефон, и Виктор уже на линии, через видеочат.

Я не готов к тому, что он собирается сказать, поэтому оттягиваю неизбежное. Мой мозг прокручивает ситуации, я вытягиваю руки по бокам с зажатыми кулаками.

— Я приду поговорить с тобой сегодня вечером, — говорю я Виктору. — Чтобы объяснить свои действия. И вернуть Талию.

— Лешенька.

Его лицо крайне эмоционально. А эмоции Виктор показывает крайне редко. Но только не сейчас. И это тоже вызывает бурю эмоций внутри меня. Что-то мне не нравится. То, чего я стараюсь избегать любой ценой.

Он не сердится. А он должен злиться на меня. Он знает, что я пошел против его приказа. Убийство Армана было несанкционированным актом. Ему следовало бы обсудить со мной наказание. Вместо этого он проявляет неприкрытую жалость ко мне.

— Что случилось?

У меня переворачиваются кишки, внутри я умираю, даже не прочитав его слов.

— Талия мертва.

Пол в подвале залит кровью.

Трупы лежат там, сложенные в углу.

Но мои руки жаждут большего.

Но Виктор рядом со мной, говорит о всякой ерунде. Говорит мне, чтобы я держал ум ясным.

— Эти грузовики были доставлены из твоего дома, — напоминаю я ему. — Кто-то предал нас.

— Да, — соглашается он. — Но ты убил людей, ответственных за их доставку. Теперь нам нужно ждать. Наберись терпения.

— У меня не осталось терпения, — отвечаю я. — Моя жена умерла. Мой не рождённый сын мертв. Франко мертв. И ты просишь меня о терпении?

— Мы исправим эти ошибки, — уверяет он меня. — Со временем. Когда мы обнаружим предателя. Пощады ему не будет, Лешенька. Никому. Но ты должен проявить терпение.

— Я и так слишком долго ждал, — отвечаю я. — У меня даже нет тела, которое я мог бы предать земле…

Слова замирают, и я делаю вдох. Я не могу думать об этом прямо сейчас. Думать о моем Солнышке таким образом. Для меня она все еще на третьем этаже. Там, где я ее оставил. Где она прекрасна, совершенна и моя, даже когда я разбиваю ей сердце. Когда я уничтожаю ее, и я знал, что так и будет.

Для меня есть только один способ продолжать. Единственный способ, который я знаю. И это написано кровью.

Я поворачиваюсь к Николаю, который наблюдает за мной, но старательно молчит.

— А что с людьми Дмитрия? Теми, кто занимался обучением? — интересуюсь я у него.

Он не смотрит на Виктора, ожидая разрешения заговорить. Тот же просто кивает.

— Я знаю, где они находятся.

Я иду к двери, жестом приглашая его следовать за мной. Виктор пытается остановить меня, положив руку мне на плечо.

— Лешенька, ты должен прекратить это.

— Обязательно, — заверяю я его. — Когда я убью их всех.

Рука на моей руке вытряхивает меня из темноты, и когда я моргаю, это Магда. У меня стучит в висках, и я чувствую рвотные позывы от количества алкоголя, бурлящего в моем организме.

Я хочу, чтобы она ушла. Я хочу, чтобы все, черт возьми, исчезло.

— Алешка, — говорит она. — Тебе нужно что-нибудь поесть. Прошло уже два дня.

Нет. Прошел уже месяц. Прошел месяц с тех пор, как я умер. С тех пор, как все просто… прекратилось. За это время я пролил больше крови, чем за всю свою карьеру в качестве Вора. И я буду продолжать это делать.

Чтить ее память единственным доступным мне способом.

— Николай хочет тебя видеть, — говорит мне Магда.

— Отошлите его.

— Слишком поздно. — Он появляется в поле зрения. — И у меня есть кое-что, что, как я полагаю, ты захочешь увидеть.

Я перевожу взгляд на диск в его руке. И это единственное, что зажигает во мне искру. Отмщение. Это единственное, что помогает мне жить изо дня в день. Убийство. Разрушение. Война, которую я веду с животными, которые прикасались к ней. Кто вообще когда-либо думал о том, чтобы причинить ей боль.

Магда оставляет нас наедине, а я вывожу компьютер из гибернации, выводя экран за экраном на стене. На всех них ее фото. Наши фото.

Я прокручивал это видео ее последнего дня тысячу раз. Спуск по лестнице. То, как она замолчала и заплакала, а Магда утешала ее за боль, которую я причинил.

Я даже не попрощался с ней.

Я позволил своему гневу поглотить меня. Позволил ему поглотить и ее тоже.

Она доверяла мне, просила защищать ее. А я сделал то, чего обещал никогда не делать. Я подвел ее.

Я закрываю глаза и чувствую руку Николая на своем плече. Я слишком слаб, чтобы прогнать его, даже если бы и должен был это сделать. С тех пор он часто бывал здесь. Проверял, как я.

Но ничего нового сообщить не могу.

Жизнь продолжается. Воровское дело продолжается. Только я не могу продолжать.

Теперь я чувствую онемение, которое чувствовала она. Ее боль. Она преследует меня вместо нее. Мое Солнышко. Солнце ушло из моей жизни, и осталась только тьма.

Я понимаю, что плачу.

Я даже не пытаюсь скрыть это от Николая. Он ничего не говорит. Он просто берет на себя управление, выводя видео на экран. То же самое видео, которая я просмотрел тысячу раз. С того самого дня на сходке.

День, когда все это началось.

— Я попросил Мишу взглянуть на него, — говорит мне Николай.

А затем он подносит курсор к отметке времени на экране и щелкает по ней. Я смотрю, как он замедляет видео, и только тогда вижу его.

И я не могу поверить, что не видел этого раньше.

Что мой гнев так сильно ослепил меня, и я не увидел правды.

— Это временная петля, — отвечает Николай на мои невысказанные мысли. — Кто бы это ни был, он знал, что делает. Они сделали это быстро. Они пришли подготовленными.

— Как долго? — интересуюсь я.

— Максимум тридцать секунд. Ты не мог этого заметить, Лешка. Она была очень хорошо отредактирована.

Мое тело откидывается на спинку стула, когда все мои худшие опасения подтверждаются. Талия не имела никакого отношения к видео. Но кто-то хотел, чтобы это выглядело именно так. Кто-то близкий ко мне. Кто знал, что я ей не поверю. Или что поверю ей.