— Николай ждет тебя внизу.

Мои пальцы сжимаются вокруг бокала коньяка в руке, когда я переворачиваюсь к домашним камерам и наблюдаю за ним на экране.

— Чего он хочет?

— Поговорить с тобой, — неопределенно отвечает Франко. А потом он выходит из комнаты, позволяя моей ярости спокойно поглотить меня.

Я сдерживаю его остатками своего напитка, прежде чем достаточно успокоиться, чтобы посмотреть ему в лицо. Мой сводный брат Николай. Хотя у нас разные фамилии. Мой отец слишком стыдился меня, чтобы позволить мне носить его фамилию. Поэтому я ношу фамилию Николаев, доставшуюся мне по наследству от моей покойной матери, а он носит фамилию нашего отца Козлов. К счастью для моего отца, мы совсем не похожи, что позволяет избежать домыслов. Больше всего он боится, что правда откроется его братьям ворам. Что они узнают, что у него есть неполноценный сын. Николай — его гордость и радость, а я — ничто.

Когда я прихожу в гостиную, Николай ждет меня, сложив руки на коленях. У него более светлые волосы и цвет лица, чем у меня, и когда я встречаюсь с ним взглядом, его глаза — точная копия глаз моего отца.

— Это деловой визит? — интересуюсь я.

— Да. — Он встает и протягивает мне руку, которую я игнорирую.

Я указываю на бар в другом конце комнаты.

— Угощайся напитками, если хочешь. Как и всем остальным.

Оскорбление не остается незамеченным, но он игнорирует его. Виктор не замечает напряженности между нами, и это единственная причина, по которой я позволяю ему находиться в моем доме. Он был здесь всего один раз после того случая полгода назад, а потом ушел со сломанной рукой и почерневшим лицом. Если бы Виктор знал о случившемся, Николаю повезло бы отделаться в лучшем случае потерей нескольких конечностей.

Но, несмотря на жестокое соперничество между нами, он мой брат. И он никогда не осмеливался поделиться моим секретом с ворами или с кем-то еще, кто мог бы легко использовать его в своих интересах. Только по этой причине я чувствую, что обязан ему небольшой любезностью.

— Анатолий послал меня узнать, когда можно устроить вечеринку по случаю помолвки, — говорит Николай.

— Тогда это была напрасная поездка, — сообщаю я ему. — Ты должен это знать.

— У меня нет оправданий своим поступкам, — говорит мне Николай. — Это была ошибка, Лёшенька. Я знаю, что заслуживаю смерти за то, что сделал с тобой. И иногда мне хочется, чтобы ты рассказал им. Рассказал им правду. Я не хочу продолжать в том же духе. Я хочу исправить причиненный ущерб. Так что, пожалуйста, скажите мне, как я могу все исправить.

— Разговор окончен, — сообщаю я ему. — Так что, если у тебя нет ко мне других дел, можешь проваливать.

Николай хмурится и засовывает руки в карманы.

— Что же мне тогда ему сказать?

— Это тебе решать, — отвечаю я. — Я уверен, ты что-нибудь придумаешь.

Странное выражение появляется на его лице, и он возводит глаза к потолку. Хотя сам я его не слышу, я точно знаю, что это такое. Девушка. У нее опять приступ. Который я сегодня слишком долго наблюдал с монитора на стене.

Напряжение в моем теле вот-вот взорвется, если я не выпущу его в ближайшее время.

— Что там такое? — спрашивает Николай.

— Это тебя не касается.

Он хмурится, но не спорит, когда я указываю на дверь. Он делает еще одну паузу, чтобы прислушаться к звукам наверху, а затем уходит, как я и просил.

К тому времени, когда Франко возвращается с моим пленником, я еще больше нервничаю и слишком пьян. Но его раскаяние не может ждать. Потому что в данный момент это именно то, что мне нужно.

Я одобрительно киваю человеку с кляпом во рту, перекинутому через громоздкое тело Франко.

— Отведи его в подвал. — Я хватаю бутылку коньяка из бара. — Я спущусь через минуту.

Дни сливаются в повторяющуюся картину боли и сна. Магда каждое утро кормит меня бульоном и прописанными лекарствами. Все слишком живо и остро для моих чувствительных глаз, и я умоляю ее погрузить комнату в темноту.

Она соглашается на мою просьбу и позволяет мне спать. Другого выбора нет. Я не могу встать с кровати. Или, по крайней мере, я думаю, что не могу. Пока однажды ночью я не оказываюсь на полу, свернувшись калачиком, как раньше у Армана, когда он забрал мой матрас. Это тяжело и неудобно, но знакомо. Я хочу остаться там.

Когда Алексей поднимает меня и возвращает на кровать, мои тихие протесты прерывают его резкие слова.

— Ты спишь на кровати в моем доме, — говорит он мне. — Всегда.

А потом он оставляет меня в моем собственном особом аду.

Проходит три недели, прежде чем симптомы исчезают и мой разум проясняется. В первый раз, когда я сажусь в постели и оглядываю комнату, мне приходится напоминать себе, где я нахожусь. На трезвый взгляд все выглядит иначе. Более дорогим.

Стены выложены камнем. И цвета комнаты насыщенные и темные. Золотые и бургундские драпировки и коврики в тон мебели из красного дерева.

Она огромна. Слишком огромна для меня. И шторы снова задернуты, позволяют естественному свету проникать в пространство комнаты. И он все еще кажется слишком ярким. Когда я свешиваю ноги с кровати и переношу на них вес тела, они становятся деревянными, и мне приходится держаться за матрас, пока я делаю первые несколько шагов.

Мягкий материал касается моей кожи, и я бросаю взгляд вниз. Я понимаю, что на мне пижама. Мягкий розовый хлопок. Это странное ощущение на коже, которая так долго была обнажена.

Я двигаюсь по комнате, прикасаясь ко всему, что мне чуждо. Вещи, которые я не видела и не чувствовала куда дольше, чем могу вспомнить. Книги, холсты, кисти. Текстуры ощущаются странными подушечками моих пальцев. На обратной стороне холста я нахожу скобу, которую отрываю пальцами.

Инстинктивно я прижимаю ее к ладони, снимая напряжение в груди со знакомой болью. Потом дверь открывается, и я бросаю ее на пол.

Магда встречает мой взгляд, ее глаза следят за движением, и она хмурится. В руках у нее поднос с едой. Настоящая еда.

— Вы должны оставаться в постели. — Она грустно улыбается мне, ставя еду на тумбочку. Я смотрю на яркие фрукты на подносе, и у меня слюнки текут при виде их. Тут также суп и немного крекеров.

Магда жестом велит мне вернуться в кровать, что я и делаю.

— Ешьте не торопясь, — наставляет она меня, — и остановитесь, когда насытитесь. Вам не нужно беспокоиться о еде, мисс Талия. Вы сможете поесть в любое время, как только почувствуете голод.

Я киваю, не в силах сосредоточиться на ней.

Как только она выходит из комнаты, я не подчиняюсь, наедаясь до отвала. Вскоре я уже стою в ванной и опорожняю желудок. Только после этого инструкции Магды начинают обретать смысл. Я чищу зубы и добираюсь до мягкого коврика в ванной, прежде чем лечь отдохнуть. Я проваливаюсь в глубокий сон и просыпаюсь только тогда, когда Алексей снова поднимает меня.

По запаху дуба и гвоздики я могу сказать, что это именно он. Он берет меня на руки и снова несет к кровати. Я открываю глаза и смотрю в потолок, проводя пальцем по узорам, пока он наблюдает за мной.

— Что ты со мной сделаешь? — интересуюсь я.

— Позабочусь о тебе, — отвечает он.

Его слова никак не влияют. Что, кажется, беспокоит его больше всего, когда я встречаюсь с его тревожным взглядом. Наконец я пришла в себя. К знакомому состоянию уныния. Даже без таблеток. И это меня радует. Что я могу оставаться в оцепенении вечно, может быть. Так будет легче.

— Не хочешь позвонить Мак? — интересуется он.

— Я не знаю, кто это, — отвечаю я.

Он склонил голову набок, изучая меня. Через мгновение он, кажется, что-то решил.

— Ты чувствуешь, что она предала тебя?

— Я ничего не чувствую.

Он поджимает губы и кивает.

— Я приду за тобой завтра, — говорит он.

А потом он выходит из комнаты.

Франко и Магда смотрят на меня с одинаковым выражением беспокойства на лицах. Я игнорирую их и наливаю коньяк в свой бокал.