Теплая рука скользит по моей руке, пробуждая меня ото сна.

Когда я открываю глаза, я не уверен, ангела или дьявола я вижу.

— Ты ранен, — говорит она, проводя пальцами по швам на моей распухшей руке.

Я притягиваю ее ближе, обнимаю за талию и прижимаю ее тело к своему.

— Что ты делаешь в моей постели?

— Я не хочу спать сегодня одна, — говорит она.

Ее глаза закрываются, как будто ей больно это признавать. Я хорошо знаю это чувство.

Она все еще сердится на меня, а я на нее. Но мне нужно быть внутри нее. Мне нужно, чтобы она…

Она мне просто нужна.

Это меня сильно задевает. И я сглатываю. Мои пальцы поднимаются, чтобы коснуться ее лица.

— Ты моя жена, — говорю я ей. — Тебе не следует разговаривать с Николаем если меня нет рядом. Тебе вообще не следует с ним разговаривать.

Она смотрит на меня, и моя надежда, что эти слова послужат объяснением моего поведения, быстро рассеивается.

Ее глаза остекленели. Она слишком уязвимая. И мягкая.

— Ты позволил ему прикоснуться ко мне, — шепчет она. — Ты не защитил меня от него. Как и твоя звезда, тоже не защитила меня, а ты обещал.

Моя рука дрожит от силы моего гнева, когда я изучаю ее, переваривая ее слова.

— Николай прикасался к тебе?

— Нет. — Она моргает, глядя на меня. — Это был Дмитрий.

Я уверен, что неправильно ее понял. Как-то неправильно истолковал движения ее губ. Но, осматривая ее, я понимаю, что это не так.

Дмитрий-русский, но он не вор. В лучшем случае его можно было считать только помощником. Ему нечего было делать на этой вечеринке. Я знаю о нем только из имеющихся у меня сведений, которые нарыл, когда искал Талию. Но мне нужно, чтобы она это подтвердила. Подтвердила то, что я считаю правдой.

— Он продал тебя.

Ее пальцы впиваются в мои руки, цепляясь за меня.

— Я думала, что он был моим паренем, — признается она. — Я думала… и ты обещал, что защитишь меня.

Слова замирают, и остается только ее боль. Она трогает мое имя. Вспарывает меня своими словами. Моей неудачей.

— Расскажи мне, что он сделал. На вечеринке.

— Он нашел меня в ванной, — отвечает она. — Он сказал, что заберет меня и отдаст Арману. Скоро.

Я не в силах сдержать ярость. Я держу ее слишком крепко, но она не протестует. Она не произносит ни слова, даже когда я перевожу дыхание и успокаиваюсь.

— Это все, что ты хотела сказать, моя милая?

Я беру ее руку и кладу себе на грудь. Над самой татуировкой звезды, которая делает меня тем, кто я есть. Я надеюсь, она поймет, что, клянясь в этом, мои слова значат все. Мою честь. Мою преданность.

Они у нее есть.

— Ты чувствуешь это? — спрашиваю я ее.

Мое сердце бьется под ее ладонью, моя грудь расширяется с каждым вдохом. Она ощущает это, трогая, как ребенок, мягкими пальцами, которые порхают по моей коже в том же ритме.

— Да, — отвечает она.

— Пока я дышу, пока бьется мое сердце, я буду защищать тебя, Солнышко. Ты останешься рядом со мной до конца моих дней. И даже после моей смерти присмотрю за тобой. В этом я могу тебя заверить.

Она моргает, уставившись на меня встревоженным взглядом.

— Ты не можешь умереть.

Я с ней не спорю. Она еще не понимает всей сути воровского пути. Что эти слова — мое обещание ей. Что смерть — это не то, чего нужно бояться, а то, что нужно почитать.

Она боится потерять меня.

И сейчас все остальное не имеет значения. Я знаю, что есть только одна вещь, которую нужно сделать. Теперь, когда она это подтвердила. Я знаю, что нужно сделать.

Но сначала я должен покаяться в своих грехах. Я должен заставить ее простить меня за то, что я всегда твердил, что не буду делать. Что я никогда не буду таким, как мой отец. То, как я вел себя с ней тем вечером.

Я подвел ее.

Она права. Я обещал защитить ее. А вместо этого я опозорил ее. И оставил ее уязвимой, в то время как я был ослеплен своим гневом.

— Я никогда не позволю этому случиться снова, — уверяю я ее, когда мои губы встречаются с ее губами. — Мне очень жаль, Солнышко. Мне жаль, что я подвел тебя.

Она обхватывает мое лицо ладонями и целует меня. Жадно. Неистово. Так же, как и я ее в ответ.

Я перекатываю ее на спину и быстро избавляю ее от одежды. Оставив ее обнаженной, незащищенной и уязвимой только для меня. Такой, какой она и должна быть.

Я покрываю поцелуями ее тело, бормоча на ходу свои извинения.

— Тебе следует поклоняться каждый день, — говорю я ей. — И мне жаль, что так не было раньше.

Когда я достигаю вершины ее бедер, она открывается для меня без приглашения. Моя женщина застенчива, печальна и иногда сломлена, но она всегда открыта для меня. Все еще готовая дать мне шанс. Я благодарю ее, а затем зарываюсь лицом между ее ног. Поедая ее. Пробуя ее на вкус. Трахаю ее языком и прижимаю ее бедра к своему лицу.

— Сегодня ты кончишь вот так, — говорю я ей. — Уступи мне, мой ангел. Позволь мне доставить тебе удовольствие без всякой боли.

Я знаю, что не заслуживаю просить ее об этом, но я хочу этого от нее прямо сейчас. И она уступает мне, как я и прошу. Она расслабляется и просто отдается чувствам, на этот раз. Без всякого стыда. Когда она кончает, это катарсис для нас обоих. Удовольствие, в котором она нуждалась, которое я смог ей дать. И тут взгляд ее глаз останавливается на мне. Ее глаза молят меня одновременно с ее губами.

— Я хочу тебя, Лешка.

Эти слова — именно то, что мне от нее нужно. И меня должно беспокоить, что она это знает. Что она видела эту часть меня. Но когда я погружаю свой член глубоко в нее, это меня совсем не беспокоит.

Она такая мокрая для меня. Такая податливая для меня. Она позволяет мне брать ее, как мне заблагорассудится. Я целую ее горло, а она обхватывает меня ногами, чтобы полностью впустить.

Мне это нравится. Мне это очень нравится.

Но я хочу от нее еще большего.

Я поднимаю ее и меняю наше положение так, чтобы мы оба сидели прямо. Она у меня на коленях. На моем члене. Вбирает меня так глубоко, как только может. Ее руки на моих плечах, а затем в моих волосах, когда я смотрю на нее. Трахаю ее лицом к лицу. Так близко, что я не пропущу ни одного выражения ее лица. Ее вздоха или трепет ресниц.

— Дай мне услышать твой голос, — говорю я ей.

Она притягивает меня ближе, ее губы находят мое ухо. Ее зубы задевают его, обдавая горячим дыханием, заставляя мой член становиться только тверже до невыносимой боли.

— Я хочу тебя, — снова говорит она мне. — Я слишком сильно хочу тебя, Алексей.

— Лешка, — бурчу я. — Называй меня так.

— Лешка, — шепчет она мне на ухо. — У тебя есть власть, чтобы уничтожить меня.

— Я не сделаю этого, — заверяю я ее, но знаю, что это ложь.

Она не спорит. Она целует меня в горло, и я трахаю ее жестко и глубоко. Ее тело сжимается вокруг моего. Засасывает меня и сжимает мой член.

Это слишком сильно. И я вхожу в нее, думая о том, что она должна быть беременна моим ребенком. Я хочу создать с ней семью. И я с нетерпением жду этого.

Я не признаю причин, по которым это происходит. Для себя или для нее.

— Смотри. — Я укладываю ее и располагаюсь рядом с ней, похлопывая себя по груди. — Ляг со мной.

Она прижимается ко мне и прижимается лицом к тому месту, где бьется мое сердце. Ее палец выстукивает ритм на моей коже. Другая моя рука обвивается вокруг ее тела, и я целую ее в лоб.

— Отныне ты будешь спать в моей постели, Солнышко. Моя жена должна быть в моей постели каждую ночь.

Меня будит рука Алексея, обнимающая меня за талию, когда он просовывает свой член внутрь меня сзади.

Сегодня утром он берет меня дважды. Целуя мое горло и бормоча что-то по-русски. И как только он насыщается, он оставляет меня в постели, чтобы я отдохнула, пока он принимает душ.