Он вытряхивает таблетку болеутоляющего, которое держит в руке, мне на язык и достает из кармана фляжку. Он подносит его к моим губам, и жидкость выплескивается мне в рот, сильная и насыщенная. Коньяк. Это не то, что пьет Арман, и я благодарна. Этот человек не сдается. Он заставляет меня выпить то, что еще осталось во фляжке. Я знаю почему. Я знаю, что будет дальше. Но я не хочу принимать это.

Когда фляжка пустеет, он отодвигает ее и сжимает мою челюсть пальцами, заставляя меня открыть рот. Он заглядывает внутрь и без малейшего изящества хватает мой язык и ищет под ним.

Но таблеток там нет. Он снабдил их таким количеством жидкости, которое заставило меня проглотить таблетку. Когда он опускает меня обратно на матрас, я могу только надеяться, что такое сочетание приведет меня в забытье. Его пальцы скользят по моей щеке. Снова нежно.

Отвратительный звук вырывается из меня, когда он наклоняется и сгребает все, что осталось от моей заначки. То, что принадлежит мне — единственное, что у меня было, — теперь у него в кармане. Угасающий огонек надежды, погасший из-за одной неосторожной ошибки с моей стороны и одного человека, слишком жестокого, чтобы произнести хотя бы слово.

Дверь открывается, но он, кажется, этого не замечает. Только когда мой взгляд перемещается за его спину, он выпрямляется и встает. В дверях стоит еще один человек. Такой же, как этот, только старше. В похожей одежде и множеством татуировок, выглядывающих буквально из-под каждого шва. Он относится к тому типу людей, взглянув на которого хочется перебежать на другую сторону улицы, чтобы только уклониться от встречи. Его глаза без эмоций останавливаются на мне. Он говорит что-то по-русски мужчине передо мной, в то время как они оба, кажется, оценивают меня.

Мой разрушитель надежды отвечает, и это заставляет другого человека смеяться. Тот, что постарше, хлопает его по спине и кивает, прежде чем его лицо принимает более серьезное выражение. Похоже, они пытаются прийти к какому-то соглашению.

Тот, что старше, делает шаг вперед, берет меня за подбородок и заставляет посмотреть на себя. Он осматривает меня. Почти так же, как делал Арман, когда впервые купил.

— Я думаю, ты прав, Лешенька. Она станет идеальной приманкой. Ударь Армана в самое больное место, да, голубка моя?

Мой подбородок импульсивно дергается в знак согласия. Искушение причинить Арману боль любым способом заставляет меня кивнуть. Я всего лишь собака с костью. Продукт моего окружения. Я хочу причинить боль Арману, даже за свой счет, что, вероятно, и имеет в виду этот человек.

Он отпускает меня с удовлетворенной улыбкой и что-то говорит напоследок своему более молодому спутнику, прежде чем покинуть комнату. А потом голубые глаза снова передо мной, на короткое мгновение. И он опять убирает волосы с моего лица.

— А теперь спи, Солнышко. — Его горячее дыхание щекочет мне ухо, пахнет дубом и ванилью его напитка.

Прежде чем я успеваю понять, что все это значит, он исчезает.

В течение всего вечера время ползет вперед так, как оно всегда делает во время таких событий. Вяло. Я в ожидании своей таблетки. Это единственное, что теперь отделяет день от ночи. В конце концов, дверь открывается, и входят другие рабыни. Мужчины насытились, и теперь им пора заняться делами и оставить нас здесь, в подвале.

Сегодня вечером здесь еще три девушки. Они входят в комнату, как зомби в состоянии наркотического опьянения, и сползают по стене на цементный пол. Я могла бы приказать им, что делать прямо сейчас, и они не стали бы спорить. Зависимость — это единственное, что имеет для них значение. Очередной крючок. Они делают то, что им говорят, а потом получают то, чего хотят.

У нас есть с ними что-то, что нас объединяет, но я им не доверяю. Просто не могу. Потому что в последний раз, когда я пыталась сблизиться с другой рабыней, — она рассказала об этом Арману. Моим прощальным подарком от этой короткой дружбы была сломанная рука и вывихнутая челюсть. Напоминание о том, что происходит, когда ты предаешь Армана.

Я смотрю сквозь пустоту, которая является моей камерой, и изучаю лица девушек. Они все молоды, как и я. Худенькие и, наверное, когда-то даже хорошенькие. Теперь их глаза запали, а кожа потускнела. Потрескавшиеся губы и сухие ломкие волосы. Это заставляет меня задуматься, как я должна выглядеть в их глазах. Как я вообще выгляжу. Я уже ничего не помню.

Я хочу, чтобы они ушли, решаю я. Потому что мы не похожи. Вот что я говорю себе, когда они тоже смотрят на меня. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, где мне не нужно беспокоиться, кому доверять или что говорить. Я хочу вернуться к подсчету линий на стене, но потом вспоминаю правду. Мой разум слишком хрупок, чтобы принять это прямо сейчас. Что у меня так легко отняли надежду. Что я не выберусь отсюда через семь дней.

Что я вообще отсюда не выберусь.

Если только я не найду другой способ. Цепи вокруг моих лодыжек недостаточно длинные, чтобы обернуть вокруг шеи. Я знаю, потому что пробовала. Все в этой комнате было учтено. Рассчитано. И, когда это меня подвело, я попыталась использовать единственную силу, которая у меня была. Спровоцировать Армана и даже Каролину на насилие, которое, в конце концов, освободит меня. Но и это не сработало. Я обдумала все варианты, которые были в моем распоряжении, и таблетки были единственной вещью, которая имела смысл. Единственный вариант, который у меня оставался.

А теперь и их нет.

Оцепенение снова рассеивается. Тщательно построенное святилище, которое я создала, чтобы защититься, было разрушено незнакомцем с голубыми глазами. Ненавижу его. Я ненавижу его так сильно, что у меня даже слезы текут из глаз.

Мне нужно оцепенение, чтобы выжить. А он забрал это у меня.

Теперь у меня есть только эта комната. Мои безмолвные мысли. И эти девчонки, которые пялятся на меня так, словно я принадлежу этому месту. Как будто мы одинаковые.

— Что он с тобой сделал?

Тощая брюнетка с акцентом нарушает молчание. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что ее вопрос адресован мне. Я видела ее раньше, но она никогда со мной не разговаривала. Так почему именно сейчас? Я не хочу с ней разговаривать. Я не хочу ни с кем разговаривать.

Она ошибочно принимает мое молчание за явное замешательство.

— Четвертый парень, — настаивает она. — Мистер Николаев. Он тебя трахнул?

Они все наклоняются ближе, ожидая моего ответа. Но я продолжаю молчать.

Брюнетка поворачивается к подруге.

— Видишь, я же говорила, садист.

— Нет. — Блондинка качает головой. — Я в это не верю. На ней нет никаких следов.

— Какое это имеет значение? — спрашивает третья девушка. — Почему ты хочешь знать, что он с ней сделал?

— Потому что, — объясняет брюнетка, — Алексей Николаев — затворник. Он никогда не выходит из дома. Никогда не доходит до действий. У него нет рабов, и он никогда даже не был на аукционе. И все же сегодня он пришел сюда. Это уже само по себе достижение. Слухи ходят всегда, но увидеть его лично… Даже Арман удивился. Он не хотел, чтобы он был здесь с ней из-за своей репутации, но никто не вправе ему отказать.

— Что за репутация? — задает одна тот же вопрос, что вертится у меня в голове.

— Он Вор, — шепчет брюнетка. — Из красной мафии.

— Он не просто Вор, — усмехается блондинка. — Он советник Виктора Соколова. Босса. Алексей Николаев имеет репутацию человека безжалостного ко всем, кто ему перечит.

Русская мафия?

— По-моему, у него деловые отношения с Арманом, — бубнит брюнетка. — Что-то пошло не так, и мистер Николаев этому не рад. Арман пытается все разрулить. Но одна из девушек сказала, что слышала, как Алексей за ужином спрашивал о своей рабыне.

Все снова смотрят на меня, хотя я всего лишь безмолвная участница этого разговора. У меня нет для них ответа. Я не знаю, чего он хочет. Но я надеюсь, что больше никогда его не увижу.

Дверь открывается, и на этот раз входит Арман. Он пьян, и его взгляд нацелен на меня. Что, по-моему, никогда не бывает хорошим сочетанием. Он спотыкается и хватает меня за волосы.