Он повернул косматую голову и спросил у кого-то, кого я не видел в проходе за его спиной:
— Сонька! У нас пожрать есть чего?
— Картошку жарю, — отозвался женский голос. — Пусть подождёт минут десять.
Запах, идущий с кухни, красноречиво говорил, что подождать имеет смысл. Не просто картошка, а на сале.
— Пить чего будешь? — спросил бармен, чтобы не терять времени. — Коньяк был хороший, да выхлебали его, рейдеры, сам знаешь, пьют, как не в себя.
— Чай, — с улыбкой сказал я.
— Чай? — не понял он и подозрительно на меня прищурился.
— Да, чай, — я улыбнулся ещё шире. — Крепкий, сладкий и горячий. Две больших кружки. Можно прямо сейчас.
Несмотря на удивление, меня обслужили, скоро на столе появился небольшой чайник, вазочка с кусковым сахаром, тарелка с большой порцией жареной картошки и две слегка обжаренных сосиски. Немного подумав, та самая Соня, что была автором всего этого великолепия, положила сбоку ещё два ломтя хлеба.
— С тебя споран, — сказал из-за стойки бармен.
Неслабо берут, подумал я, но он меня тут же убедил в обратном:
— Это с ночлегом.
После долгого недоедания и ещё более долгого питания сухомяткой картошка показалась мне просто райской пищей. И пусть она была пересолена и местами пережарена, я засовывал её себе в рот огромными порциями и запивал сладким чаем. Чай, кстати, был отличный и закончился быстро, но я не расстроился, и заказал ещё.
К концу трапезы, отяжелевший и осоловевший, я глянул на часы. Они показывали половину второго. Не так уж поздно, но спать всё равно хотелось. Подняв глаза, я посмотрел на бармена. Тот, поняв меня без слов, повернулся назад и снова позвал Соню. Женщина, тоже ни слова не говоря, подошла ко мне и жестом предложила следовать за ним, я, проходя мимо стойки, положил на неё два спорана. С чаевыми.
Поднялись мы не так высоко. Изба была двухэтажной, но, за счёт низких потолков выглядела значительно ниже положенного. Номер, если эту клетушку можно было назвать таковым, имел спартанскую обстановку. В одной стене им другой стены стояла крепкая кровать, застеленная относительно свежим бельём.
— Если чего-то ещё нужно, — немного смущаясь произнесла Соня, — то два спорана.
Я поднял глаза и осмотрел её внимательнее. Лет тридцать пять на вид, худая, немного симпатичная, но явно смертельно уставшая и мечтающая только поспать. Секс с ней будет сродни некрофилии. Я отрицательно покачал головой.
— Спасибо, но в другой раз, слишком устал сегодня.
Она настаивать не стала, понимающе кивнула и закрыла дверь. Свет в номере был, но от тридцативаттной лампочки Ильича. От такого света скоро начнут болеть глаза, а потому я щелкнул выключателем и погрузился в темноту. Темнота, впрочем, была не полной, снаружи здания свет был и проникал через оконце. Этого мне хватило, чтобы раздеться до трусов и нырнуть под одеяло. Было немного неприятно ложиться грязному на чистые простыни, надо будет завтра про баню узнать. Пистолет я сунул под подушку, хотя и считал это мерой напрасной, что-то мне подсказывало, что опасаться здесь некого.
Так и вышло, до утра меня никто не беспокоил, крики из бара доносились редко и совсем не мешали, а утром, когда маленькое оконце озарилось светом вставшего солнца, меня разбудил крик самого настоящего петуха.
Глава двадцать четвёртая
Наскоро одевшись и умывшись, я спустился вниз и присел в баре. Из кухни выглянула уже другая женщина, а вот бармен за стойкой был всё тот же, только зачем-то переоделся в спортивный костюм.
— Доброе утро, — кинул ему я, получив в ответ такой же кивок. — Мне бы позавтракать.
Бармен повернулся в сторону кухни и открыл рот, но повариха его опередила:
— Да слышу я, не ори, сейчас принесу, яичницу будешь?
— Конечно, и чая побольше.
Когда всё было на столе, я вспомнил и других своих потребностях. А потому встал, подошёл к стойке и, тщательно прожевав, обратился к бородачу:
— Мне нужно в баню, постирать вещи и… найти человека по имени Цыган.
— Баню с утра топят, — объяснил бармен, — иди, тебя Роза проводит, если хочешь, даже спинку потрёт и попарит. А Цыган… пёс его знает, где черти носят. Так-то он тут бывает, и заведение это его. А на деле появится раз в месяц, дела проверит и снова уедет. Стабов-то много, вот и мотается постоянно.
— А давно здесь был?
— С неделю назад, или чуть больше.
— Ясно, так что там с баней?
Новая кухарка, которую звали Роза, отвела меня за дом, где находилась баня. Над широким приземистым зданием стоял дым столбом от топящейся печи, а из раскрывшейся двери пахнуло жаром.
— Если попарить, то один споран, если ещё чего, то два, — прокомментировала она.
— Давай пока попаримся, — предложил я, протягивая её зелёную виноградину.
— Проходи, — велела она, а сама приподнялась на цыпочках и крикнула в окно бара, — Кузьмич, перекрой пока, я занята.
Кузьмич ответил, что-то невнятное, но она кивнула и пошла со мной. Пока я мылся, она быстро постирала мои вещи и развесила сушиться. После этого она вошла в помывочную. Выглядела она неплохо, тоже худощавая, но с женственной фигурой, чем-то напоминала мою учительницу начальных классов, только та постарше была. Для оказания помощи мне, она разделась, обернулась полотенцем, которое почти ничего не прикрывало, и взяла в руки берёзовый веник.
— Ложись, — велела она, одновременно поддавая кипяток из ковша на раскалённые камни, — парить буду.
Лечь на полок я успел, а потому струя раскалённого пара прошла надо мной, а я отделался лёгкими ожогами. Попытавшись сделать вдох, я ещё и губы обжёг. Температура в бане была жуткая. А распаренный веник уже хлестал меня по спине, разогревая ещё больше. Я был уже на грани обморока, когда она сжалилась надо мной, остановила процесс и, зачерпнув ковшом холодную воду, окатила моё раскалённое тело. Получив некоторый заряд бодрости, я скатился вниз, где сел прямо на прохладный пол. Там я просидел минуты три, а моя мучительница присела на лавку и ласково поглядывала в мою сторону.
— Продолжаем? — спросила она, опуская веник в таз с кипятком.
— Сейчас, — сказал я, хватая ртом воздух. — Только сил наберусь.
— Набирайся, — сказала она улыбнувшись. — Мне только в радость, отдохну немного.
— Тяжело так работать? — спросил я с сочувствием.
— Конечно, мы ведь вдвоём, одна спит, другая работает.
— Так бармен ваш вообще без отдыха, — заметил я. — Ночью сидел и сейчас ещё сидит.
— Во-первых. Он сидит, — заметила она, — а во-вторых, их трое, друг друга сменяют.
— Я только одного видел, — признался я.
— Вчера один был, сегодня другой, — объяснила она, — они одинаковые все.
— Близнецы? — спросил я.
— Нет, двойники. Тут в лесу кластер, там избушка местного лесника. Перезагружается раз в полтора месяца, вместе с лесником этим. Зовут его Кузьмич, только это не отчество, а фамилия. Ну и, естественно, какой-то процент иммунными остаётся. За пять лет троих Кузьмичей нашли. Так и зовём их. Кузьмич — один, Кузьмич — два, Кузьмич — три. Они теперь сами ездят своих двойников проверять, если обращается, сами убивают, а потом поминки устраивают.
— А Цыган часто здесь бывает? — спросил я, решив сменить тему. — У меня дело к нему.
— Я так думаю, что проще тебе его поискать, — сказала женщина. — Цыган человек занятой, у него постоянно везде дела, он всегда в разъездах, не сидит на месте.
— Жаль, — сказал я, залезая на полок. Она тоже встала, угрожающе хватаясь за веник.
— Теперь на спину ложись, — велела она, я подчинился.
Перед началом экзекуции она прикрыла мне срам тонким полотенцем. Не приличия ради, понятно, а чтобы от ожога сохранить. Снова струя обжигающего пара, снова удары веника. Снова я едва выдержал процедуру, пока, наконец, спасительный ковш холодной воды не вернул меня к жизни.
— Скажи, — попросил я, с трудом восстанавливая дыхание. — А не прибывали ли к вам в последний месяц рейдеры на красном джипе. Вчетвером, немолодые мужики.