– Мистер Филсби, вы меня совсем не слушаете.

– Простите, – Коннор отрывает взгляд от окна и переводит его на собеседника. – Отвлекся.

Катя надеялась, что он позвонит, раз номер взял, но не думала, что всего через час.

– Привет, Катя! – старательно выговаривает он непривычное имя. – Как катается?

– Супер! Идеальная погода и трассы, и народу вообще нет, все работу работают, похоже. Ты знаешь, что когда Путин в Сочи в горах катается, для него трассы закрывают, вот я сейчас себя ощущаю Путиным.

– Правда, трассы закрывают? – Смеется Коннор. – Я бы с удовольствием покатался, но сегодня точно никак, могу на обед подъехать в ресторан рядом с подъемником. Хоть на горы посмотрю. Но, если, конечно, удобно, вы, может, далеко… – Начинает делать оговорки он.

– Праааавда? – Она не верит своим ушам. – Конечно, удобно! Ты что такие вопросы смешные задаешь? – Она чувствует, как он улыбается на другом конце трубки.

Через три с небольшим часа Катя с Даней спускаются к ресторану, в котором – видно издалека, еще со склона, царит подозрительная тишина, и они даже было решают, что закрыто. Но, подъехав поближе, они видят несколько человек, как-то не особо вписывающихся в ландшафт своей темной одеждой, явно не лыжников. Подозрительно оглядываясь, они входят внутрь. На изящном столе скатерти, цветы, шампанское. Они в полнейшем недоумении крутят головами, не понимая, куда девался типичный альпийский ресторан с дубовыми столами, скамьями с развешанными на них куртками, накиданным перчатками и шапками, и где вообще все люди?

– А это все зачем? – Растерянно спрашивает Катя вошедшего Коннора.

– Я попросил подготовить для нас. – Он с удовлетворением обводит зал глазами – не идеально, конечно, но более-менее.

– Эммммм, – только и может выдавить Катя, представляя, сколько усилий понадобилось, чтобы привезти сюда эти столы и стулья, посуду, текстиль, успеть сделать полную перестановку, и все это за три часа. – Ладно, – неуверенно произносит она, глядя на Даню, который смотрит в ответ выпученными глазами и незаметно кивает на Коннора, мол, это что за странный тип и что вообще происходит?

Официант вручает им свежераспечатанное меню, на котором чернила не успели высохнуть, и которое больше подходит Мишленовскому ресторану. Катя, даже не открывая, заказывает овощной суп-пюре и зеленый салат. Даня пожимает плечами и признается, что не понимает, что здесь по-французски написано, тогда Катя берет ему утку-конфи и картофельный гратен – беспроигрышный вариант. «И кока-колу, сильвупле», – просит он, заставляя официанта недоверчиво покоситься на Катю, но та кивает, мол, да, все правильно вы расслышали. После этого воцаряется неловкое молчание, к разлитому шампанскому никто не притрагивается, о чем говорить, никто не знает. Наконец, Катя откашливается.

– Знаешь, – неловко начинает она, – я, конечно, очень ценю, такой сюрприз ты устроил. – Коннор немного улыбается, ожидая слов восхищения. – И я, конечно, понимаю, что ты очень богатый и надо куда-то деньги девать, – улыбка сползает с его лица, – но это прям вот так каждый раз, да? – С подозрением смотрит она на него. – Прям нельзя с другими людьми за соседним столом поесть, да? – Она смотрит так настороженно и одновременно сочувственно, будто выспрашивает у него какую-то страшную семейную тайну или узнала о его смертельном диагнозе.

Она что, решила, что он какой-то социофоб и перед тем, как кофе выпить зайти, зачищает все пространство вокруг на километр? Ну, если и социофоб, то не настолько.

– Что, напугалась? – Спрашивает он, понимая, что произвел совершенно не то впечатление, на какое рассчитывал.

– Ага, – доверительно сообщает она, глядя на него своими большими, слегка близко посаженными глазами.

Если бы Коннор так опростоволосился в обычной жизни, он бы уже проклял сам себя до седьмого колена, уволил бы всех причастных к этому провалу, и еще неделю пребывал бы в крайне раздраженном настроении, срываясь на окружающих, но сейчас ему почему-то очень смешно. Она забавная. А ее вот это доверительное «ага», то, что она не стала скрывать, что ее что-то смущает и делать вид, что все в порядке, еще больше располагает его к этой девушке. Забавная и искренняя. Редко с кем Коннору бывает сразу настолько легко общаться. Он чувствует себя как рыба в воде на бизнес встречах, на научных обсуждениях, но он практически не умеет расслабляться, его голова всегда занята решением безумно сложных задач и конструкций, а девушки обычно поддержать разговор на нормальном уровне не могут. Свидания, в основном, скучища, он все заранее знает, ему заранее не интересно разговаривать ни о чем, еще жалко свое время, которое он ценит дороже всего. Но эта, вроде, умненькая. И обаятельная. Очень обаятельная.

– Просто захотелось Путиным себя почувствовать. – Смеется он. – Ну не за общим же столом, залитым глинтвейном нам сидеть, правда?

– Вот это ты эстет! – Смеется она в ответ, мгновенно подхватывая его веселое настроение. – Ничего, что я не в коктейльном платье?

– Ты прекрасно выглядишь. – С удовольствием он рассматривает ее точеную фигурку. В термобелье и обтягивающей флисовой спортивной кофте даже намека на грудь не наблюдается.

Неловкость ушла, и они расслабленно болтают втроём. Коннор выясняет, что они с этим мальчиком сами познакомились только вчера. «Тоже очень милый, веселый, общительный парень. – Думает он. – Простоват немного, но это по сравнению с ней так кажется». Оба ведут себя с ним, как приятели. Хотя он их старше раза в два, это не говоря о статусе. Интересно они вообще знают, кто он такой? Ну, Катя-то точно знает. В его обществе люди всегда намного более скованные. Эти же чувствуют себя прекрасно, он и не помнит, чтобы малознакомые люди общались с ним так непринужденно. И даже по-английски прилично говорят. Катя вообще чешет, как на родном, только слишком старательное произношение ее выдает, а пацан говорит с ужасными ошибками, но языкового барьера нет, и Коннор его понимает. Он интересуется, где они учатся. Дэн в консерватории, класс фортепиано, третий курс. Это производит на Коннора впечатление, консерватория – звучит солидно.

– А как ты умудряешься учиться? Если у тебя группа и гастроли постоянные? – Поражается Катя.

– Да не учусь я, конечно, постоянно порываются меня исключить за неуспеваемость и прогулы, держусь из последних сил, в армию загреметь вообще неохота.

– Да ладно! – Снова удивляется она. – Что, совсем некому помочь отмазать тебя?

– Ага! – Гогочет Дэн. – Пытался договориться, на меня как посмотрели на приемной комиссии, сказали, что с моими данными десантура меня ждет с распростертыми объятьями. И никакое плоскостопие тут не прокатит. А мне вот вообще неохота время терять, и чтобы голову там отбили. Я, конечно, экстрим люблю, но не до такой степени, чтобы в фонтаны потом лазить.

Катя хохочет и описывает Коннору вкратце состояние дел в России по поводу обязательной службы в армии и традиции по празднованию дня десантника в парке Горького. «А я как раз там живу рядом на набережной. Дома сидим в этот день, – смеется она, – от греха подальше. Они реально все отбитые. С ними даже полиция не связывается». Они с Даней ржут, чокаются – он колой, она водой, и орут по-русски «За ВДВ!» Даня делает вид, что разбивает бутылку об голову.

– Как отчислят, я в Лос-Анджелес собираюсь свалить. – Делится Данька. – И поучиться там, и вообще поближе ко всей этой тусе музыкальной. Я был один раз – так мне понравилось! Прям мой вайб! Ты была? – Тут же интересуется он у Кати, а узнав, что она там целый год проучилась в школе в выпускном классе, просто разевает рот от восторга.

Коннор опять интересуется, а где же учится она, посчитав логичным после окончания Калифорнийской школы поступить в какой-нибудь Стэнфорд. Именно так он и подумал при первой встрече – точно из Лиги плюща.

Катя долго смеется этому вопросу. «Спасибо, конечно, за комплимент, только я уже чуть не десять лет, как закончила. Философский факультет. Не спрашивайте, кто я по профессии».