Дверь захлопывается за ним. Катя на автомате тоже поднимается, выходит из здания, садится в машину, ее трясёт, она начинает плакать, сперва тихо, потом плач переходит в рыдания, потом она просто воет в голос. Патрик в шоке пытается говорить с ней с переднего сиденья, потом просто перелезает к ней на заднее, обхватывает, она бьется в истерике в его руках, он укачивает ее, как ребёнка. Через время Катя немного успокаивается.

– Едем в аэропорт.

– Куда летим?

– Домой. Мне нужно домой.

Всю дорогу она сжимает его руку, он единственный человек, который ее жалеет, сильно жалеет, а ей нужно, чтобы кто-то пожалел ее сейчас, когда жизнь полетела в тартарары. Боже, из-за чего? Из-за нелепого приглашения на ужин, какой-то глупой ситуации. Она не верит, что обстоятельства могли так сойтись. И, конечно, из-за Джеймса! Она назначает его виновным во всем.

Вернувшись домой, Катя застает там Грейс, которая вообще не в курсе произошедшего. Ну, про избиение понятно, Катя сама не хотела ей рассказывать, но и про грядущий развод тоже не в курсе. Грейс постоянно интересуется, когда приедет Коннор, не понимает, почему он не с Катей.

– Как не позвоню ему, он все время занят. С тобой такое произошло, а он даже в больницу не приходил особо, и домой не едет. Что происходит? – Возмущается она.

«Сволочь!» – Думает Катя. Мало того, что все это устроил, еще и ее поставил в такую ситуацию, что она должна постоянно находить для него оправдания, почему он домой не едет. Сам, похоже, решил вообще абстрагироваться, пока она тут умирает от обиды и токсикоза, обороняясь от атакующих ее бесконечно адвокатов.

Так хреново ей еще никогда не было, чтобы одновременно и морально и физически. Она и раньше-то не ела особо, а сейчас от одной мысли о еде делается плохо. Килограммы, которых и так было по пальцам пересчитать, стремительно тают, но в клинику она обращаться боится, здесь врачи могут не оказаться такими законопослушными, как в Лондоне, и сольют информацию о том, на чем она сидела последние несколько недель, прямиком Коннору, и тогда точно будет повод для развода, только теперь на его условиях. Она упорно делает вид, что с ней все в порядке, на самом деле, еле таская ноги и каждое утро мечтая умереть, сидя на полу ванной в обнимку с унитазом. Вконец обеспокоенная Грейс сама звонит в клинику, чтобы записать Катю на прием, но получает потрясающий по своей нелепости ответ, что, к сожалению, обслуживать данную пациентку они больше не могут, ее страховка аннулирована. Обескураженная Грейс переспрашивает десять раз, понимая, что это какая-то путаница произошла, просит соединить с руководством клиники, ей обещают перезвонить. Сложив два плюс два, Грейс, наконец, смекает, что что-то здесь не так. Не добившись ничего от Кати, которая прикидывается дурочкой, и не дозвонившись до сына, она припоминает, что на днях приносили толстый конверт, и курьер отказывался отдавать, пока Катя сама лично не распишется. Грейс, наплевав на правила приличия, перерывает Катину спальню и находит документы по разводу.

– Что ты сделала? Говори! – Требует она, тыча пачку листов Кате в лицо. – Если он хочет развестись!

Катя только закрывает лицо руками и мотает головой. Почему та вообще решила, что это Катя что-то натворила? А не сынок ее любимый?

– Ничего я не делала, это все недоразумение. – Бормочет она, моля про себя, чтобы это прекратилось, она просто не перенесет еще один скандал, сил совсем не осталось.

– Недоразумение? – Потрясает Грейс бумагами. – Тут документы о разводе! Я так и знала, ты что-то натворила!

– Позвоните сыну и спросите. – Советует Катя, готовясь заплакать.

– Звонила, он не хочет говорить со мной, видимо, не хочет, чтобы я умерла со стыда! Поэтому он не приезжает, не желает тебя видеть.

– Боже, нет, все не так! – Мучительно стонет ее невестка.

– А как? Развод! Аааааа! – Ахает Грейс, внезапно все поняв, как ей кажется. – Чей это ребенок? Очевидно, что не его, он к тебе и не подошел ни разу с тех пор, как узнал.

– Грейс! – Умоляет Катя.

– Я немедленно уезжаю и видеть тебя больше не хочу!

Спустя непродолжительное время Катя, так и сидящая уткнувшись в ладони, слышит, как внизу хлопает тяжелая входная дверь, заводится двигатель машины, шины шуршат по гравию.

Коннор сидит на встрече, мысли его далеки. Катя, которая засыпала его сообщениями, перестала выходить на связь. Мама – единственный оставшийся источник информации о том, что происходит в Дублине, уехала, сказав: «Этого ребенка не хочет сам бог!», чем повергла сына в шок. Он не слышит половины выступающих. Вечером торжественный ужин по поводу сделки. Русские расстарались – Шакира, Джей Ло на сцене, столы ломятся от икры, опять нагнали этих пластиковых девиц. Он не хочет быть здесь. Его мысли далеко, на другом острове. После их последней тяжелейшей встречи прошёл месяц. Он до сих пор видит перед собой это отчаявшееся лицо. Почему она так себя повела? Видимо, просто не пришла в себя плюс головой ударилась, ведь понятно, что женщины такие вещи не прощают. Может быть, сейчас они уже могли бы поговорить нормально. Ему кажется, что он наказал себя по полной программе: без любимой женщины, без своих девочек, особенно без Мушки (по Лили он скучает намного меньше), ему совсем тоскливо. Он хочет домой, отчаянно хочет. В том, что Катя перестала писать, он видит хороший знак, видимо, поток проклятий иссяк. Он и не открыл ни одно сообщение, предполагая, что ничего хорошего для него там не содержится. Он и сам казнит себя каждую секунду, еще не хватало от нее выслушивать, какой он козел. Резко поднявшись из-за стола, он выходит, не попрощавшись ни с кем, и садится в машину: «Скажите самолёту готовиться, летим в Дублин». Охрана впускает его в дом в три часа ночи. На цыпочках он проходит в спальню, волнуясь, как бы не напугать Катю, может, лучше заночевать в гостевой и встретиться с ней утром, но решает взглянуть хоть одним глазком, даже не столько взглянуть, а втянуть носом аромат ее духов, пропитавший всю их спальню. На их кровати следующая картина – Катя в позе эмбриона, и спящий, развалившись, Патрик! Свет зажигать не пришлось, он приглушенный, но достаточно яркий от прикроватных ламп. Коннор просто швыряет первую же попавшуюся под руку вазу или статуэтку на пол. Патрик вскакивает, Катя слабо поднимает голову:

– Что случилось? – бормочет она.

– Ты точно дура, хоть бы развода подождала! – Орет он. Сбегает вниз и мечется по первому этажу с одной мыслью лишь бы не убить. Патрик спускается вслед за ним по лестнице. Коннор было бросается на него, но Джеймс, прибежавший на грохот, растаскивает их. Он намного здоровее, и даже ярость Коннора, придающая ему сил, не может справиться с тушей Джеймса.

– Так, давайте все успокоимся. – Джеймс все еще удерживает своего босса. Через несколько минут все втроём сидят в маленькой гостиной, в доме по-прежнему тихо, только Галина – русская няня, неслышно вышла из своей спальни, спустилась по лестнице, и стоит под дверью, подслушивая разговор. Английский она уже начала прекрасно понимать, и хотя слышит тихую речь через слово, но чувствует, что накал страстей пошёл вниз. «Наверное, приехал и увидел Патрика в спальне, так он давно там ночует, иначе как?» – Пожимает плечами она. Пойти бы им все объяснить, но словарный запас еще не позволяет. Патрик справится, она уверена: мальчик умный и деликатный. Она идет, проверяет Катю, та, вроде спит, Галина вздыхает, гладя ее по голове. Господи, волосенки-то как повылезли, отмечает она, надо ей хоть маску завтра сделать. Совсем плохая, совсем, снова вздыхает она.

Этажом ниже Джеймс берет на себя функции модератора разговора.

– Патрик, что происходит? Почему ты был в спальне Кати?

– Может, потому, что больше некому? – Спрашивает тот обиженно в ответ.

– Говори по делу, пока тебя не убили, и я приложусь пару раз, не сомневайся. – Голос Джеймса становится угрожающим.

– По делу? – Все еще вызывающе откликается Патрик. – Окей. Кате очень плохо, тяжёлая беременность. Ее постоянно тошнит, она встать не может, я не помню, когда она смогла последний раз поесть. Она худеет на глазах, хотя должна набирать. Я всегда рядом с ней, потому что иногда у неё даже сил нет подняться, она помирает, честно, мне страшно. У мамы ее закончилась виза. Катино приглашение, которое раньше устраивало посольство, в этот раз не прокатило. Она подала на туристическую, ей отказали, потому что это мошенничество. Мошенничество! Навестить дочь. Ваша мать уехала. – Кивает он на Коннора. – Кто будет за ней ухаживать? На кровати я спал на покрывале, на не расстеленной части, обычно я сплю на диване рядом. Сегодня просто устал, Лили не спала, по ощущениям, ни минуты за предыдущую ночь, упал, где был, виноват, это недопустимо. Я был полностью одет, и, конечно, никаких отношений у нас нет, если вы такого мнения о своей жене, то это просто оскорбительно по отношению к ней. – Джеймс предостерегающе тычет пальцем ему в лицо. – Если меня сейчас уволят, – продолжает Патрик, – что, видимо, и произойдёт, я не знаю, как она будет справляться, ей нужна постоянная сиделка и нормальный врач. Все ее счета и даже медстраховка заблокированы. Врач в клинике предложил капельницы, потом извинился, мол, они не покрываются страховкой, ну это было вежливо, потом мы выяснили, что страховка аннулирована. За наличный расчет очередь нужно ждать несколько недель. Ее бывший муж оплатил страховку, они отклонили платеж из России, как подозрительный. Оплатила подруга с английского счета, они начали чинить бюрократические препоны, запрашивают без конца документы, как будто не знают, кто Катя такая.