– Оставайся на месте! – Орет он Патрику. – Не смей подходить! Сдвинешься с места – убью и ее, и тебя!

«Пиздец, какое плохое кино», – успевает подумать Катя. Патрик действительно прирастает к месту. Он что, идиот? Она же сейчас задохнется. Перед тем как потерять сознание, она видит протискивающегося сквозь разбитую дверь в каюту Джеймса.

Она приходит в себя на диване в этой же гостиной. Испуганное лицо Патрика, склонившегося на ней. Джеймс, обхвативший и удерживающий Коннора, у которого все лицо и рубашка в крови. Катя даже сперва пугается, не ранен ли тот в грудь, но логически понимает, что это просто кровь из носа. Катя трогает свою шею, глотать больно, но дышать, вроде, получается. Опираясь на руку Патрика, она с трудом поднимается и бредет, прихрамывая, вон отсюда, подальше от этого больного человека. Патрик, совершенно не стесняясь, обнимает ее, поддерживая.

Вечером того же дня Катя курит на палубе, задумчиво глядя на закат. Год не курила, надеялась после рождения Вилли так и не начнет, но нет, потребность в никотине оказалась важнее неприятных ощущений в горле. Джеймс подходит и просит разрешения присесть рядом.

– Ты знаешь, – оценивающе смотрит она не него снизу вверх, – мы сегодня выслушали с Патриком от моего мужа, что персоналу здесь нельзя сидеть. – Она, конечно же, понимает, что Джеймс себя персоналом не считает, и хочет задеть его посильнее. – Опять же, я не услышала обращения «мэм». Я что тебе, подружка?

– Мэм, – тут же говорит он, – не позволите ли мне присесть, чтобы обсудить возникшую сегодня слегка неприятную ситуацию? – Он тут же усаживается напротив, достает сигарету из лежащей перед ней пачки и, не стесняясь, закуривает.

Катя радостно смеется, он же, довольный произведенным эффектом, откидывается на спинку кресла с хозяйским видом.

– Тебя за главного оставили? – Интересуется она, улыбаясь. – Ну, чего ты хочешь? Узнать, успела ли я уже позвонить адвокату? Ты отвез его?

– Да, – мгновенно серьезнеет Джеймс, – к счастью, удалось его уговорить, подписал согласие на госпитализацию.

– Надолго это? Сколько мне можно жить спокойно? – Затягивается она слишком глубоко и закашливается.

Он с тревогой смотрит на заметный след от ремня на ее шее, переводит взгляд на колено, украшенное супинатором.

– Минимум две недели, возможно, дольше.

– Какое счастье. – Вздыхает она, счастья на ее лице не особо заметно. – Бедняга, что ж он так допился-то?

Некоторое время сидят молча, будто, и, правда, размышляя об этом.

– Я что хотел сказать, – нерешительно начинает Джеймс. – Ты же понимаешь, что с Патриком придется расстаться?

Катя непонимающе смотрит на него. Он что, знает про их отношения с Патриком?

– Аааааа, – доходит до нее. – Ты уволить его, что ли, опять предлагаешь? За то, что он, на секундочку, сделал свою работу?

– Не уволить, конечно, мы ему подыщем работу, разумеется, но не здесь, не с тобой, не с семьей.

– Вообще-то, я уже подыскала. – Заявляет она. – Но я не понимаю, почему он не мог бы дальше работать. Ну, съездил боссу по роже, что такого-то? За дело же.

– Если есть другая работа, то и говорить нечего! – Обрадованно произносит Джеймс. – Но до возвращения Коннора его здесь быть не должно. – С нажимом договаривает он.

– То есть, ты меня просто ставишь перед фактом. Вы уже все решили без меня. А ты не хочешь спросить, буду ли я здесь, когда вернется Коннор? – Она смотрит вопросительно, он, смущаясь, нервно тушит окурок и никак не может затушить до конца, красные искорки все не хотят успокаиваться.

– Я очень много чего хочу спросить. – Он поднимает на нее глаза. – Мы с тобой почти год не разговариваем, ты знаешь, как мне жаль? Как мне жаль, что это опять произошло? Я пока не знаю, что делать с этим, но я тебе обещаю, я тебя без защиты не оставлю.

– Это как, интересно? – Хмыкает она. – Будешь с ним за ручку ходить? Думаешь, он бы меня убил бы, по-настоящему? Прям, до смерти?

– Нет! Конечно, нет! – Яростно заверяет он. – Я не верю в это! Хотя, я и не верю в то, что сам видел. – Приходится признать ему. – Но ничего, сейчас с ним специалисты поработают, мозги на место вправят.

– Надеюсь, – снова хмыкает она. – Не хотелось бы детей сиротами оставлять. Знаешь, из моей мамы так себе воспитатель. А сколько в Ирландии за убийство дают? – Невинно интересуется она.

– Не знаю. Не говори глупостей.

– Ну, вышел бы он? Или пожизненное? Надо детям опекуна нормального назначить, а то не знаешь, сколько осталось тебе. Вот так сидишь, никого не трогаешь, приходит твой муж и начинает тебя убивать – ситуация, однако. – Она прикуривает очередную сигарету, уже заранее уверенная, что завтра горло будет саднить с утроенной силой.

– А что случилось-то? Что нашло на него? – Все-таки задает интересующий его в первую очередь вопрос Джеймс.

– Думаешь, это я спровоцировала? Пытаешься на меня стрелки перевести?

– Нет, конечно! Но что-то должно его было спровоцировать!

– Естественно! – Фыркает Катя. – Сначала Патрик, который посмел усесться на его диван – ужасное преступление, за такое сразу расстрел на месте! Потом я не хотела ему выпивку принести. Некоторые люди убивают и не за такое! Это он еще сдержанный оказался!

Джеймс думает было рассмеяться, но осекается, глядя, как она тычет только что прикуренной сигаретой куда-то в район пепельницы и закрывает лицо руками.

– Какой же он дурак! Какой дураааак! – Стонет она. – Так все испортить! Зачем? Уйди, пожалуйста. – Просит она. – Я хочу одна побыть. Не бойся, я заявлять не буду. Тебя же только это волнует. Что происходит в Лас-Вегасе, остается в Лас-Вегасе. Завтра домой летим. – Отрезает она. – Хорош, наотдыхались – во! По самое горлышко! – Она проводит рукой по шее.

Патрика, конечно же, утверждают на роль, чему Катя и рада и не рада, и он и рад и не рад. Для него, однозначно, так будет лучше, но за нее он ужасно переживает. Они с Катей записывают прощальное видео, в конце которого Катя объявляет кастинг на работу своим телохранителем.

– Делать ничего не надо, – хохочет она, – просто красиво меня оттенять! Работа совершенно безопасная. Патрик, часто тебе приходилось мне жизнь спасать?

– Ни разу! – искренне, глядя в камеру, заявляет он.

В Ирландию Коннор возвращается притихший. Она не верила, что он проведёт в рехабе целых три недели. Катя бывала в подобном заведении – это ад. Промывание мозгов, мучительные сессии с психологом, когда из тебя душу вынимают. Как он выдержал групповые сеансы, она вообще не представляет.

В первые пару дней он старается не оставаться с ней наедине – день проводит в офисе, вечером не отходит от детей, спать бежит раньше Кати и реально спит или очень хорошо притворяется, что спит, когда она пытается его растормошить. Она понимает, что происходит. По этим кретинским двенадцати шагам по избавлению от зависимости, он должен попросить прощение у всех, кому нанёс ущерб. А попросить прощения – значит, поговорить об этом, в ему этого хочется меньше всего. «Совсем сломали мне мужика», – сочувствует ему Катя. Коннор и нерешительность – вещи не совместимые. Чтобы он боялся что-то сделать или сказать? Да никогда такого не было! Наконец, ей это надоедает и она настигает его утром, когда он пытается улизнуть на работу ни свет, ни заря.

– Можешь мне пять минут уделить?

– Я тороплюсь, прости, давай вечером. – Не глядя на нее, он устремляется к двери.

– Коннор, – она уже на взводе и до вечера ждать не собирается, – что происходит? – Она преграждает ему путь и пытается заглянуть в глаза, он же упорно смотрит куда-то мимо. – Ты со мной не разговариваешь? – Она хватает его за плечи и силой разворачивает к себе. – Ты член там свой оставил? Пальцем не прикоснулся ко мне! У меня последний секс был месяц назад! Надеюсь, что и у тебя тоже.

– Давай вечером, это долгий разговор. – Он убирает ее руки и делает попытку пройти.

– Да ничего это не долгий разговор! – Теперь она вцепляется ему в руку. – Опять ты пытаешься все усложнить! Я по тебе соскучилась, а ты меня игнорируешь.