– Соскучилась? – Он, наконец, смотрит на нее, выпучив глаза. – Ты соскучилась? – Недоверчиво переспрашивает он.

– Ну да, а что тебя удивляет?

– Вообще-то, – он разводит руками, как бы не зная, как можно задавать такие наивные вопросы, – меня, в принципе, удивляет, что ты до сих пор здесь. Но соскучилась – это совсем сильно.

– Да прекрати! – Катя слегка улыбается, чтобы он уже расслабился, в конце концов. – Опять ты начинаешь из мухи слона делать! Ну, повздорили, бывает, что теперь, будем друг на друга дуться все оставшуюся жизнь?

– Дуться? – От изумления он даже прислоняется к стене, как будто его ноги не держат. – Дуться? – тупо повторяет он. – Я тебя убить пытался, помнишь?

– Ну, психанул, не стал бы ты меня убивать, правда же? – Еще сильнее расплывается она в улыбке. – Не надо так сильно корить себя, я тебя давно простила и не сержусь!

Он задумчиво запускает руку в волосы, проводит несколько раз по голове.

– Мы должны поговорить об этом. – Выдавливает он.

– Да не о чем говорить! Я не хочу это вспоминать и обмусоливать. Давай просто жить дальше. – Она кладет ладони ему на грудь. – Я тебя люблю. Ты же знаешь, что я тебя люблю?

– Знаю. – Не помедлив ни секунды, соглашается он. Кате радостно слышать, что он в ее чувствах не сомневается. Теперь она хочет услышать то же самое от него.

– Надеюсь, ты не разлюбил меня? Скажи, что нет.

– Шутишь? – Прикрывает он глаза и качает головой. – Люблю так, что крышу сносит. Самому страшно.

– Все будет хорошо, – она ласково гладит его по чисто выбритой щеке. – Как твой нос, кстати? Внешне выглядит так же. Я переживала, что они заодно тебе и форму подправят, если будут операцию делать, а мне так нравится твой крючковатый нос. Правда, счастье, что он детям не достался?

Он ловит ее руку, прижимает к своему лицу.

– Правда, простила? – В его взгляде одновременно и надежда и сомнение.

– Прощу, если ночью хорошо попросишь. – Хитро улыбается она.

– Знаешь, – он смотрит на часы, – кажется, у меня ещё есть время.

Катя дёргает его за руку так резко, что он чуть не падает, и тащит наверх по лестнице. Когда он уезжает на работу, достаёт из ящика пакетик, делает себе дорожку – вторая за сегодня, а времени 8 утра. Надо закругляться, пожалуй. В рехаб она точно не хочет, чтобы возвращаться потом, как он, побитой собакой. Сможет сама справиться, уверена она, и, действительно, справляется до обеда, но, разумно рассудив, что резко бросать нельзя, а то настроение будет ни к черту, будет кидаться на всех, а так хочется пожить радостно и расслабленно с вернувшимся, наконец-то, мужем, она решительно выдвигает ящик с заначкой.

Первый передоз у неё случается через несколько недель после возвращения Коннора. Она ввязалась в новый проект на ютубе – совсем новое для нее направление, и было очень увлекательно придумывать канал с нуля, но команда подобралась такая, что каждый тянул одеяло на себя, и все по кругу трепали друг другу нервы, и надо бы было уйти, потому что становилось очевидно, что они не сработаются, но она упрямо хотела доказать свою правоту, и пусть другие уходят, если такие талантливые и креативные. Совсем не спала, аппетит окончательно пропал, нюхать было все сложнее – нос перестал заживать, слизистой совсем не осталось и кровь шла постоянно. Чувствовала она себя хуже с каждым днем и сама уже подумывала обратиться к врачу. Но почки ее опередили, отказали. Катя давно замечала отеки, которые ей раньше не были свойственны, но одним утром проснулась не просто отекшая, но и дышать было сложно. Коннор был уверен, что это аллергическая реакция, вроде отека Квинке, и очень удивился, когда ей не просто вкололи укол и отпустили домой, а, сделав анализ крови, увезли в токсикологию, причем в интенсивную для тяжелых пациентов.

Катя умоляет врачей ничего не сообщать, ведь это ее право закрыть доступ к своим медицинским данным. Надеется она зря. Главный врач выкладывает ее мужу всю информацию у себя в кабинете. Он вообще не догадывался. Вот вообще! Да, у нее был давно не проходящий насморк, ну так они в Ирдандии, осень выдалась поганая, все ходят сопливые и кашляющие. Да, кровь шла из носа, она сказала, что расковыряла себе слизистую. Он, идиот, наоборот радовался, что у них теперь такой ЗОЖ, спиртного дома нет вообще! А ей и не надо спиртного! В дом, где живут его дети, притащила наркотики! Он не может поверить. А он еще терапевта просил прописать ей что-нибудь успокоительное, подозревая, что травма после ужасного инцидента на лодке все равно осталась, и тот прописал, но лекарство стояло не тронутым, Коннор проверял, и опять радовался, что у нее такое приподнятое настроение, несмотря ни на что. Он предлагал посещать психотерапевта вместе, но Катя категорически отказалась, заявив, что у них проблем нет, и он не стал настаивать, потому что проблем в семье, действительно, не было.

Сам Коннор как штык раз в неделю сидит в кабинете доктора, пытается разобраться в себе, понять, откуда эти неконтролируемым вспышки гнева. Ему помогает. Он реально первый раз в жизни работает над отношениями и, конечно, такой подставы с ее стороны он совсем не ожидал. Вот стоило оставить одну на этой Лазурке! Это все подружки-приятельницы виноваты, они и подсадили! А Катя была в таком раздрае, что он даже осуждать не может! Конечно, он очень расстроен ее состоянием. Она объясняет, что думала немного забыться после попытки убийства, да, так и говорит, куда девались слова, что это просто была «небольшая ссора»? Выставляет его виноватым. Да, не смогла потом остановиться. Клянётся, что теперь все будет хорошо. Слово «рехаб» даже слышать не хочет. Умоляет дать ей шанс слезть самой. Она даже согласна ходить к психотерапевту, но только не в группу, пожалуйста! Только не в группу! Она со стыда там сгорит. О какой анонимности может идти речь, если ее знает каждая собака на этом острове? Коннор соглашается. Помня свой рехаб два месяца назад, он понимает, насколько это ужасно. Ему кажется, что она осознаёт все, что она справится, он поможет.

Следующий месяц тяжёлый для всех. Катя то плачет, то просто лежит, отвернувшись к стенке, и по несколько дней не подходит к детям. Коннор включает все возможности ее развеселить. Приглашает ее друзей, развлекает, как может. В итоге, кажется, все налаживается. Катя начинает интересоваться едой, за это время она исхудала окончательно, ещё сильнее, чем после рождения Уильяма. При росте 175 весит 45 кг. Ее бесит, как она выглядит. Начинает заниматься собой. Бесконечные косметологи, массажи, процедуры. Каждый день спорт до одурения. Мышцы начинают возвращаться на свои места, кожа подтягиваться, синяки под глазами больше не появляются. Ее занятия йогой, когда вокруг мельтешат дети, кот, собаки, которые ей мешают, пытаются постоянно влезть в кадр, собирают кучу лайков. Классической становится фото, где она стоит в планке, на спине сидит Лили, обхватив ее, как обезьянка, Уильям проползает под ней, пытаясь поймать кота, а собака смотрит на это, сидя, конечно же, на крае коврика.

Еще она пишет. Каждую свободную минуту проводит с компьютером. Вечером Коннор чуть не силой отнимает у нее ноутбук, иначе она не будет спать всю ночь, уже проходили. «Это сценарий, – говорит она. – Для полнометражного фильма. Почитаешь? Перед тем, как чужим людям показывать, хотелось бы знать твое мнение. Мне ужасно страшно, пообещай не ругать прям сильно. Я все-таки это вынашивала год почти. Каждый персонаж мне, как родной».

Коннор перечитывает несколько раз: а ведь классно написано! Ему странно, что выбрана такая тема – бандитская романтика, но это интересно, непредсказуемо и смешно. Каждый герой настолько выпуклый, он практически видит их.

– В стиле Итана Брукса! – Сразу заявляет он.

– Серьезно? – Радуется Катя такой реакции. – Он мой любимый английский режиссер! Я так мечтаю предложить ему! Ты его не знаешь, случайно? Не замолвишь за меня словечко, чтобы он хотя бы посмотрел?

Коннор знаком с ним шапочно, но решает, это не лучшая идея делать ей протекцию. У неё у самой масса знакомых в этой индустрии, добраться до Итана вообще не проблема.