– Даже не знаю, ну вроде как положено, да, – смеется он, – девушки же любят шампанское, ты нет?

– Честно? Нет.

– Ты вообще не пьёшь? – Опять он незаметно переводит разговор на нее.

– Неееет, я пью, я даже очень люблю выпить.

– А что ты любишь?

– Вино, только не игристое. Пиво тоже люблю, как ни странно.

– Даааа? Какое?

– Эль. Вообще подходящий вариант выпить для меня – это паб. Английский. Вот эти правильные стаканы, краны, антураж. А самый, самый идеальный вариант: это паб в Ирландии. Пинта Килкенни и тарелка устриц! Где-нибудь даже не в Дублине, хотя Дублин тоже обожаю, а ещё лучше в Корке каком-нибудь. Через пару-тройку пинт весь паб – твои лучшие друзья.

– Правда? Любишь Ирландию? – С изумлением спрашивает он, вытаращивая свои прозрачные глаза.

– А почему ты так удивляешься? – Не понимает она. – Аааа, у англичан считается, что это деревня, да? Это вообще моя любимая страна, единственная, где я мечтаю жить. Когда-нибудь я туда уеду. Буду иметь овец, собак, вот это все, а вечерами ходить в паб. У меня даже кота зовут Гиннесс.

– Ты назвала кота Гиннесс?

Она не понимает, что такого поразительного в ее рассказе. Может, у него какие-то проблемы с ирландцами? Они же недолюбливают друг друга, так же? Она уже жалеет, что завела этот разговор. Сейчас вылетит отсюда со своей любовью к католикам.

– Нет, я его выбрала, потому что его при рождении назвали Гиннесс.

– А ирландские парни у тебя были? – Почему-то интересуется он.

– Нееет, не было. Хотя они симпатичные, но так перепиваются, что удивительно, как страна еще не вымерла.

Он смеется.

– Мне пора домой. – Она смотрит на свои ролексы с бриллиантами.

– Красивые часы.

– Мои любимые. Папа подарил.

– Папа знает толк в подарках.

– Знал. – Вздыхает она.

– О, мне жаль. Давно?

– В прошлом году. Представь, на мой день рождения у него приступ случился, он маме запретил мне звонить, чтобы мне праздник не портить, а на следующий день умер. Я даже в больницу не успела приехать с ним попрощаться. Не знаю, зачем я тебе это рассказываю. – Катя отворачивается, начинает собирать свои вещи, идет в ванную.

Через 15 минут застает его за компьютером с гостиной.

– Джеймс тебя отвезёт. – Он явно читает что-то важное, даже не оглядываясь на нее.

– Спасибо, я за рулём вообще-то. Когда улетаешь?

– Завтра. – Сообщает он, все так же глядя в экран.

– Ясно, ну пока. – Максимально индифферентным тоном прощается она.

– Пока, дорогая, спасибо за чудесный вечер. – Он, наконец, встает, подходит к ней, пытается поцеловать ее, но она уворачивается, хватает сумку и выходит, проносится мимо Джеймса и буквально бежит к лифту, Джеймс устремляется за ней. «Не надо за мной ходить!» – цедит она сквозь зубы, пытаясь сдержать слезы. «Можно я тебя провожу? – Просит Джеймс. – У меня ключи от твоей машины». Он без разрешения садится на пассажирское сидение.

– Как ты? – Он опять с волнением рассматривает ее.

– Да пиздец. – Только и может вымолвить Катя, выезжая из гаража. Она резко встраивается в полосу движения, даже не пропустив машины, ей бешено сигналят, она не обращает внимания, нажимая на газ. К сожалению, разогнаться на узкой улице со светофорами через каждый квартал, негде. Она так же резко тормозит. Джеймс размышляет – это такая манера вождения или стресс? Похоже, все вместе. Да, таким водителям только спортивные машины иметь, а именно такая у нее и есть.

– Что, что-то произошло? – Снова начинает допытываться он.

– Нет. – Кидает она, опять резким поворотом руля перестроившись в другую полосу, не включая поворотник и не выиграв этим ни метра.

– В чем тогда пиздец?

– Послушай, – Катя уже не сдерживает слез, – отвалите от меня, а? Зачем вы меня достали? Зачем я согласилась на это?! Теперь опять мне проходить все эти круги ада. Блин, я дешёвка, повелась на эти его разговоры типа «я думал, разбирался в себе», а в итоге, что он надумал?

– А что ты хочешь, чтобы он сделал?

– Хочу, чтобы больше он мне не звонил, никогда! – Кричит она. – Я серьезно сейчас. «Спасибо, пока!» Это все, чего я удостоилась. «Пока!!!» Я трубку больше не возьму и встречаться с ним не буду, ясно? Пусть дальше разбирается в себе, но не за счет меня, окей? Все переживает, что всем что-то от него нужно, так вот, мне ничего не нужно, только, чтобы он меня оставил в покое.

– Я поговорю с ним. Не плачь. – Утешает ее Джеймс, с волнением поглядывая на дорогу. Меньше всего ему хочется влететь в столб в этой Москве. Как тут экстренные службы работают и какая медицина, проверять он не планировал.

– Даже не вздумай! И ничего я не плачу! – Катя с яростью размазывает слезы меховым рукавом по лицу. Поняв, что это не помогает, она полностью отпускает руль и начинает копаться в подлокотнике в поисках салфеток. – Не хватало еще из-за всякой ерунды слезы лить!

Джеймс сам хватается за руль и размышляет, если дернуть ручник, занесет их или нет? Занесет, сто процентов, на дороге каша из снега.

– Давай ты на дорогу будешь смотреть! – Не выдерживает он. – Послушай меня, хорошо? – Увещевает он, отнимая у нее пачку салфеток, вытаскивая по одной и передавая ей. – Я с Коннором давно. Ни к кому он и близко так не относился, как к тебе, это что-то особенное.

– Оооооо, дааааа, – она размазывает тушь, – это особенная степень издевательства, изощрённая, как с бездомной собакой – приласкать, а потом прогнать. Только я не дворняга. И больше с собой так обращаться не позволю.

– Ты не права, дай ему время. Он боится своих чувств и не признается в этом даже самому себе.

– Он по делам приехал? – Прекращает плакать она и немного опускает окно, глубоко вдыхая морозный воздух.

– Не важно.

– По делам?! – Требует она ответа.

– Ну, по делам.

– Понятно. Можешь дальше не продолжать.

– Поверь, ему не все равно.

– Слышать больше ничего не хочу. – Мечта Джеймса осуществляется – она вцепляется в руль обеими руками и больше не отрывает взгляд от дороги. Доезжают до дома Кати они в полном в молчании. Это здание на несколько квартир в очень дорогом районе Москвы, Джеймс, когда изучал, что смог про Катю найти, поразился стоимости жилья, совершенно не обоснованной, в этой «Золотой миле». Вот реально русским денег некуда девать, как из рога изобилия на них валятся. Она высаживает его на въезде в подземный паркинг. Джеймс уже готов выйти из машины, Катя же рыщет в своей сумке, чтобы найти брелок, открывающий шлагбаум. Не найдя, она бешено сигналит, несмотря на поздний час, заставив Джеймса подпрыгнуть и орет: «Да что там охранник заснул, что ли?» Далее следует тирада по-русски, где, как он догадывается по экспрессии, ни одного цензурного слова нет. Он, вообще, наслышан, что русский мат – это отдельный пласт их языка, но сейчас поражен обилием непроизносимых звуков, обрушившихся на его уши.

– Фак! – Она вытряхивает все содержимое сумки себе на колени. Он бы никогда не подумал, что такое количество предметов может находиться в одной, с виду, небольшой сумке, понятно, что найти там брелок было невозможно. – Похоже, я телефон в отеле оставила. Сука, что ж я все теряю-то без конца? – Орет она теперь на себя. – Может водитель мне привезти? Я выйду минут через сорок. Обернетесь?

Через сорок минут Катя выходит на улицу. Машины нет. Спустя полчаса опять спускается. Две машины стоят около шлагбаума, идёт мерзкий дождь со снегом, задняя дверь открывается, Катя бежит, поскальзываясь и проклиная Джеймса. Что, нельзя было к подъезду подойти? Заглядывает, внутри сидит Коннор, она юркает внутрь салона, Джеймс и водитель выходят.

– Мы, вроде, попрощались. – Недружелюбно произносит она. Еще она раздражена, что уже умылась, вообще-то спать собиралась, да и после слез выглядит бледной и опухшей. На ней пижама с широкими штанами, сверху накинут пуховик, на ногах угги. Не очень-то хотелось в таком виде ему показываться, хорошо, что в машине темно. Капюшон, с которого капает, она решает не снимать.