Джонатан замедляется, но не останавливается.

— Тебе это нравится.

Я молчу, отказываясь признаваться в своих порочных мыслях.

Он хватает меня за киску, заставляя мои глаза распахнуться. Напряженность, которая сквозит в его потемневших чертах, заставляет меня затаить дыхание.

— Если тебе нравится то, что я с тобой делаю, я ожидаю, что ты это скажешь. Ты не можешь отрицать это, все еще наслаждаясь этим. Мы уже установили, что ты принадлежишь мне.

— Ты установил. Я никогда не соглашалась.

— Да, ты согласилась. Не словами, но это было написано большими заглавными буквами, когда ты выкрикивала мое имя, когда твоя киска душила мой член. Это прямо здесь, с тем, как твои складки приглашают меня внутрь, даже когда болят.

Мои щеки краснеют от явного образа, который он рисует в моей голове. Будь он проклят и как легко он может вывести меня из себя.

Когда я ничего не говорю, Джонатан убирает руку у меня между ног и встает. Он достает полотенце и вытирает им руки уверенными, твердыми движениями.

— Э-это все?

Не знаю, почему слова срываются с моих губ. Я должна была спросить об этом саму себя.

— Вот и все. Ты не заслуживаешь того, что, по твоему признанию, тебе не нравится. — он бросает на меня непонятный взгляд. — Я жду тебя в столовой через пятнадцать минут. За каждую минуту твоего опоздания будет платить твоя задница.

И с этими словами он выходит из ванной.

Разочарованный крик вырывается у меня из горла, но я загоняю его внутрь и плюхаюсь под воду, позволяя ей накрыть меня целиком. Не то чтобы это как-то охладило пламя, которое он оставил позади.

Черт бы побрал Джонатана Кинга в самую темную преисподнюю.

И потому, что я хочу придушить его — не в сексуальном смысле, — я вальсирую в столовую с опозданием на пять минут.

Ванна действительно помогла. Мои мышцы болят меньше, но они все еще болят, и я ощущаю его внутри себя с каждым шагом, который я делаю.

Я одета в свое светло-розовое платье без рукавов, мои волосы распущены, и я накрашена красной помадой. Сегодня я нуждаюсь во всей моей уверенности. И, может, я хочу действовать Джонатану на нервы так же сильно, как он действует мне на нервы. В конце концов, он действительно останавливается и пялится всякий раз, когда я крашу губы в красный цвет.

К тому времени, когда я присоединяюсь к Джонатану, он, похоже, не в хорошем настроении. Он наблюдает за мной с тем нахмуренным выражением, которое обычно означает неодобрение.

— Ты опоздала на пять минут.

— Мне нужно было подготовиться.

— Оправдания только ухудшают твое дело, а не улучшают, дикарка.

Я приподнимаю плечо и отодвигаю свой стул. Джонатан цокает, а я вздыхаю. Конечно.

Обойдя, я подхожу прямо к нему и сажусь ему на колени. Я ненавижу то, каким знакомым — и, осмелюсь сказать, удобным — стало это сиденье.

— Почему ты всегда меня так называешь? — бормочу я, без усилий пытаясь не зацикливаться на его присутствии за моей спиной.

— Что?

— Дикарка.

— Ты была дикой с тех пор, как была ребенком.

— Нет.

Его губы подергиваются в этой своей почти улыбке, но вскоре он возвращается к нейтральному выражению лица.

Джонатан хватает маленький кусочек хлеба и кладет его мне в рот.

— Теперь ешь.

Я обхватываю его губами, но когда они касаются его пальца, между нами расцветает электрический разряд.

Наши взгляды сковывают друг друга, и кажется, что они не могут открыться. Темно-серые глаза Джонатана почти чернеют, когда я задерживаю губы на его пальце на секунду дольше, чем нужно.

Тепло распространяется под моей одеждой, образуя мурашки по коже и заканчиваясь прямо между бедер.

— Осторожнее, Аврора. Ты искушаешь меня трахнуть тебя прямо здесь и сейчас. После того, как я накажу тебя за эти пять минут опоздания, конечно же.

Грубость его голоса и слова, которые он произносит, превращают меня в пучок необъяснимых эмоций.

Я не убираю свои губы.

Дерьмо. Словно я снова раздвигаю для него ноги. Тот факт, что у меня все еще болит, больше не имеет значения.

Губы Джонатана растягиваются в соблазнительной улыбке, которая ухудшает состояние моих испорченных трусиков.

— Это приглашение, дикарка?

Кусок хлеба тает у меня во рту, и я проглатываю его, звук громкий и навязчивый посреди тишины.

Прежде чем я успеваю что-либо сказать, дверь в столовую распахивается.

— Так, так, что у нас здесь?

Глава 24

Аврора

На секунду я слишком ошеломлена, чтобы реагировать.

Я уже привыкла обедать наедине с Джонатаном и его коварным умом и блуждающими руками. Марго и Том никогда не прерывают нас, что, как я полагаю, связано с приказом Джонатана.

Поэтому, как только я слышу знакомый голос, я начинаю отрицать, думая, что это игра моего воображения. Или даже, что Харрис решил сегодня быть мудаком.

Но это не лицо Харриса и не его голос. Это...

Эйден.

Мой племянник, с которым я никогда официально не встречалась несмотря на то, что умоляла Алисию привезти его во время ее визитов в Лидс. Она говорила, что привезет, но так и не сдержала этого обещания.

Мой племянник, который при первой встрече назвал меня «мамой», потому что вообще не знал о моем существовании.

Он заходит внутрь, засунув руку в карман темных джинсов. Его шаги целеустремленные и уверенные. Прямо как у Джонатана. Он также является точной копией своего отца в плане внешности. Темные волосы и серые глаза. Гордый нос и точеная челюсть. Даже постоянный неодобрительный взгляд такой же.

И теперь он направлен на меня.

И тут я понимаю, в какое компрометирующее положение попал Эйден. Я сижу на коленях его отца, обхватив губами его чертов палец.

Я вздрагиваю, пытаясь встать, но Джонатан крепко держит меня за бедро. Я умоляю его дикими глазами отпустить меня. Возможно, он слишком напорист, чтобы заботиться о том, что думает его сын, но меня это волнует. Настолько, что каждую секунду, когда он прижимает меня к себе, я близка к тому, чтобы задохнуться.

Он должен видеть панику на моих чертах лица, и поскольку Джонатан не заботится о других, я подозреваю, что он никогда не отпустит меня. Но тут его пальцы ослабевают на моей талии, и я использую эту возможность, чтобы слезть с его колен.

Мое дыхание учащается, когда я разглаживаю платье и трогаю волосы в постыдной попытке взять себя в руки.

Не так я хотела снова увидеть Эйдена.

Кроме того, какая-то часть меня на самом деле не хотела с ним встречаться. Джонатан был прав, чувство вины, которое я испытываю по отношению к Эйдену, слишком велико, чтобы выразить его словами.

Я предполагала, что с тех пор, как я переехала сюда, мне придется столкнуться с ним, но я никогда не думала, что это произойдет при таких обстоятельствах.

Если он не ненавидел меня раньше, то теперь точно должен.

Мне следовало спросить Джонатана, когда он вернется из медового месяца. Возможно, я была бы более подготовлена, если бы спросила. Или, по крайней мере, не сидела бы на коленях у его отца, посасывая его пальцы.

Эйден остановился напротив отца, его губы сложились в линию, горячая ярость исходила от него волнами.

— Что черт возьми здесь происходит?

Я сглатываю.

— Это не...

— Я говорил с тобой? — Эйден прерывает меня, его внимание все еще приковано к отцу.

Прекрасно. Я заслужила это. Но это не значит, что мне менее больно.

Эйден — последнее, что Алисия оставила позади. Кроме меня, он единственный, кто имеет с ней общую ДНК.

И несмотря на то, что он похож на Джонатана, я чувствую в нем прикосновение Алисии. Но это может показаться жутким, поэтому я не решаюсь высказать эту мысль.

— Я жду, Джонатан, — Эйден кладет руку на стол, встречая взгляд отца, будто он соперник.