Вместо этого я хватаю вилку, радуясь, что моя рука не дрожит, когда накручиваю на нее спагетти и откусываю. Хотя я жую, я почти ничего не чувствую.

Это невозможно.

Все мои чувства сосредоточены на тепле, исходящем от груди Джонатана у меня за спиной, и бедрах под задницей. Ожог прошлого вечера оживает, пульсируя от потребности в... чем? В большем? Что, черт возьми, со мной не так?

— Ешь, — произносит он. — И не останавливайся.

Я накручиваю еще на вилку, пытаясь не обращать на него внимания, сосредоточившись на еде.

Пальцы Джонатана цепляются за пуговицы моей блузки, и он расстегивает их, пока не обнажает кожу под лифчиком. Он проводит своими длинными пальцами по моей бледной коже с жестокой нежностью.

— Кружево сегодня, — размышляет он. — На этот раз никакого уродливого фиолетового?

— Что ты делаешь?

Я ненавижу нужду и замешательство в своем тоне.

— Продолжай есть.

— Я... я уже ем.

— Ты делаешь это недостаточно.

— Что насчет тебя? Разве ты не собираешься есть?

— Кто сказал, что я не ем? Я поужинаю тобой.

От леденящего душу тона у меня по спине пробегают мурашки незнакомого ощущения. Прежде чем я могу сосредоточиться на этом, Джонатан обхватывает рукой мое горло, его длинный указательный палец надавливает на впалую кожу. Не сильно, но достаточно твердо, завладевая моим вниманием.

Мой пульс подскакивает под его прикосновением, и происходит что-то совершенно странное, когда он скользит большим пальцем по точке моего пульса, угрожая задушить меня, но не заходя так далеко.

Мое нижнее белье.

Оно кажется мокрым.

Святое. Дерьмо.

Он даже не причинил боли, верно? И все же я здесь, в бреду от удовольствия, которое не могу охватить своим умом.

— Каждый раз, когда ты заставляешь меня повторяться, ты будешь наказана. Каждый раз, когда ты проявляешь подобное поведение, ты тоже будешь наказана. Я не терплю неповиновения.

Его свободная рука тянется к моему лифчику и стягивает его вниз, обнажая грудь.

Он щипает мой и без того напряженный сосок.

— Но я уже говорил тебе об этом, не так ли?

Я ахаю, чуть не роняя вилку.

Как будто моя реакция остается без внимания, он проводит пальцем по пострадавшему соску, прежде чем снова его покрутить.

— Джонатан...

Мой стон эхом разносится в тишине столовой, как мантра.

— Ты не ешь. — его голос понижается, когда его большой палец сжимает точку пульса на горле. — Если ты этого не сделаешь, я остановлюсь.

Я накручиваю ещё, даже не уверенная, есть на ней еда или нет, и запихиваю в рот.

Мои руки трясутся, когда он продолжает свою атаку на сосок. Понятия не имею, как Джонатан это делает. Все, что я знаю, это то, что я никогда не испытывала подобного раньше.

Я никогда не жаждала чего-то так сильно, как сгораю от желания ощутить чужеродные чувства, которые он вводит в мое тело.

Я никогда так сильно не хотела того, кого ненавижу.

Джонатан наклоняет мое тело, используя мое горло, так что моя спина соприкасается с твердыми выступами его груди. Моя грудь упирается ему в лицо, и он обхватывает губами сосок. Его легкая щетина создает пульсирующее трение, когда он сосет и прикусывает нежную плоть. Его пальцы продолжают терзать мой второй сосок, в то время как другая его рука держит мое горло в заложниках.

Я вздрагиваю, вилка звякает о тарелку, когда тысяча искр ударяет мне в утробу.

Его движения прекращаются, когда он говорит хриплым голосом у моей кожи:

— Что я сказал?

Я быстро беру вилку, чувствуя себя ребенком, который учится есть, когда накручиваю спагетти на зубцы.

Атака на мой сосок сводит меня с ума. Мое ядро гладкое и пульсирующее, близко к точке детонации, которой я достигла вчера, но не совсем.

— Они довольно чувствительны, не так ли? — он скользит языком взад и вперед по розовой вершинке. — Это больно?

Я жую медленно, дабы не подавиться едой, но мне удается кивнуть.

— Это причиняет боль, не так ли?

Я снова киваю, даже не зная, зачем это делаю.

— Но этого недостаточно. Ты жаждешь большего.

Я смотрю на него с дикостью, которая бьется у меня под кожей, как у животного. Обладает ли он телепатическими способностями?

Джонатан отпускает мой сосок и скользит рукой вниз по животу поверх растрепанной, едва застегнутой блузки.

Я прерывисто втягиваю воздух, но обязательно откусываю еще кусочек еды. Это так ужасно, но у меня нет желания останавливаться.

Я поймана, на крючок, леску и грузило. Вместо того чтобы сражаться и вскоре умереть, я предпочитаю насладиться последним плаванием.

Джонатан ныряет мне под юбку и под нижнее белье. Его длинные, мужские пальцы оставляют обжигающе горячие следы на обнаженной коже, когда он обводит мой клитор.

— Ммм. Ты промокла.

Его одобрительный тон заставляет меня закрыть глаза в чистом блаженстве.

Я никогда, никогда раньше не пыталась быть мокрой для кого-то. Я осознала свое оцепенение и смирилась с ним. Во всяком случае, я преуспела в этом. Это первый раз, когда я рада, что преуспела.

Я мазохистка или что-то в этом роде?

Джонатан одновременно щиплет меня за сосок и за набухший клитор.

На этот раз никакого предупреждения. Никакой тревоги об опасности или даже сокращения моего желудка. Жар затягивает меня в свои обжигающие объятия. Я кричу и взрываюсь на его руке, будто так и должно было быть всегда.

Это падение похоже на прыжок с тарзанки без веревки, но все же кажется, что это прыжок всей жизни. Тот, из которого я никогда не вернусь.

О, Боже.

Я все еще перевожу дыхание, безуспешно пытаясь его выровнять, когда Джонатан отпускает мое горло и указывает на тарелку. Она пуста. Так же, как и мои внутренности.

Этот ублюдок манипулировал мной, заставляя съесть все это.

— Хорошая девочка.

Он ухмыляется, затем отталкивает меня от себя, так что я оказываюсь на стуле, встает и уходит.

Я остаюсь, моя одежда смята, сердце пульсирует, а соски болят.

И все же все, чего я хочу, это большего.

Я так облажалась.

Глава 19

Аврора

Разве я говорила, что смогу продержаться шесть месяцев в компании Джонатана?

Прошло всего две недели, а я уже на пределе своих возможностей.

Каждый день я возвращалась в дом, дрожа в предвкушении того, что он сделает дальше. На какие кнопки он будет нажимать. Какие нелепые требования он выдвинет.

Каждый ужин и завтрак Джонатан сажает меня к себе на колени и заставляет съесть всю мою тарелку.

Дело даже больше не в еде.

То, как он так непримиримо прикасается ко мне или шлепает по заднице, когда я бросаю ему вызов, вошло в привычку. Хуже того, я с нетерпением этого жду.

А я не должна.

Джонатан не из тех мужчин, в которых я могу потеряться или даже подпустить к себе поближе.

Однако в тот момент, когда он сажает меня к себе на колени, я даже больше не протестую.

Это стало самым естественным местом для жизни.

После каждого сеанса мастурбации, мучения моих сосков и захвата моего горла в заложники Джонатан оставляет меня в столовой наедине с моими рассеянными мыслями и дрожащими конечностями.

Иногда он забирает меня из моей комнаты, когда я опаздываю на завтрак, или кладет на кровать и шлепает за то, что я веду себя с ним так, как он ненавидит.

В других случаях он будет посылать мне электронные письма — никаких сообщений, потому что, по его словам, это по-детски. Последние обмены были между прошлой ночью и этим утром.

От: Джонатан Кинг

Кому: Аврора Харпер

Тема: Я Опоздаю, но не Смей Засыпать

Ложись на кровать лицом вниз и не надевай ничего.

От: Джонатан Кинг