Мои губы приоткрываются, когда тяжесть его слов ударяет в глубокий, темный уголок груди. Как будто он был со мной все те годы, когда я оглядывалась через плечо, ожидая, что призрак моего прошлого догонит меня.

На самом деле, я все еще это делаю. Это проклятие без решения.

Некоторые из моих кошмаров связаны с пустыми глазами, но большинство из них, как я кручу педали по этой дороге, и меня всегда, всегда тянет обратно в лесные лапы темная рука.

— А теперь ты собираешься есть или предпочитаешь, чтобы я тебя накормил?

Я выхватываю тарелку у него из пальцев и не утруждаю себя ложкой. Я выпиваю все это за один присест, будто глотаю алкоголь.

Как только я заканчиваю, я ставлю пустую тарелку на прикроватный столик и вытираю рот тыльной стороной ладони.

— Вот. Сделано, ваше величество. Оставь меня.

— Что я говорил об этом рте, Аврора?

— Что ты собираешься с этим делать? Трахнуть меня? Ох, подождите. Тебе нравится только шлепать и касаться меня.

Выражение его лица меняется с неодобрения на то, что кажется... забавным?

— Тебя это так сильно беспокоит?

Мои щеки пылают.

— Нет.

— Если бы не волновало, ты бы не упомянула об этом в припадке гнева.

— Ты льстишь себе.

— Да?

— Мне абсолютно наплевать на это.

— Увлекательно.

Он встает, и я ожидаю, что он уйдет, но он расстегивает рубашку, медленно и с полной уверенностью.

— Ч-что ты делаешь?

— На что это похоже, что я делаю?

Он сбрасывает рубашку, и желание спрятаться под одеялом охватывает меня без предупреждения.

Поскольку я никогда не видела Джонатана голым, я не знаю, чего ожидать, но твердая грудь с подтянутыми мышцами это, конечно, не то. Кто знал, что строгие и правильные костюмы закрывают этот вид? Но опять же, Джонатан всегда отличался грубыми, жестокими чертами характера. Почему его нагота должна быть какой-то другой?

Он такой подтянутый и хорошо сложенный для своего возраста. Его кожа загорела и отточена до совершенства. Почти так же, как если бы Бог проявлял особую осторожность, когда подбирал ему пропорции.

Его пальцы расстегивают ремень, и хотя я должна отвести взгляд, я этого не делаю. Я прикована к непримиримой мужской красоте Джонатана Кинга.

Он спускает брюки с крепких бедер, оставаясь в черных боксерских трусах, и не торопясь вешает одежду на стул. Словно он нарочно дразнит меня.

Мой позвоночник выпрямляется, а пальцы ног скручиваются под простыней в ожидании того, что будет дальше. К тому времени, как он снимает свои боксеры, я готова спрятаться по-настоящему, по другой причине, чем раньше.

Святое. Дерьмо.

Его член не только твердый и толстый, но и массивный. Без шуток, я повидала свою долю, но Джонатан выигрывает корону. Буквально.

О Боже, он что, надеется войти в меня этой штукой или что-то в этом роде? Несмотря на то, что возбуждение больше не является для меня чуждым понятием, я не думаю, что когда-нибудь смогу принять его в себя.

По крайней мере, не в этой жизни.

— Тебе нравится то, что ты видишь?

Я отчаянно качаю головой, и я серьезно. Я могла бы быть в восторге от его размеров, но я хочу продолжать находиться в этой фазе, оставаясь далеко друг от друга.

Тогда почему, черт возьми, мои бедра сжимаются?

Джонатан улыбается, и движение достигает его темных, бурных глаз, немного осветляя их.

Вау. Я и не знала, что он умеет улыбаться, не говоря уже о том, чтобы делать это так смертоносно. Эта улыбка могла убить. Дело не только в красоте, нет, дело в том, что она несет в себе огромное обещание.

— Причина, по которой я не трахнул тебя, в том, что мне нужно было подготовить тебя, но раз ты так сильно этого хочешь...

— Я не хочу.

Я хотела, чтобы мой голос был твердым, но он похож на стон.

Что, черт возьми, со мной не так? Хочу ли я... этого?

Прежде чем я успеваю придумать ответ, Джонатан срывается. Теперь у меня нет линии защиты. Без сшитой на заказ одежды, которая каким-то образом укрощает его грубое «я», он выглядит как коварный хищник, которым он и является на самом деле. Легкая щетина на его подбородке за считанные секунды приобретает темную тень.

Он заползает на меня и расстегивает пуговицы моей блузки так же медленно, как и на своей, и с такой же уверенностью.

Она спадает с плеча, обнажая черный атласный лифчик. Пальцы Джонатана скользят по материалу, вызывая дрожь у основания моего позвоночника.

— В следующий раз я хочу красный. Как эта помада.

Он расстёгивает его, стаскивает с меня и бросает рядом с нами.

Я дышу так хрипло, что удивляюсь, как он этого не замечает. Каждый сантиметр моей кожи настроен на его прикосновения, и все мое тело настроено на его присутствие.

Я вдыхаю его древесный аромат с каждым вдохом и с каждым выдохом избавляюсь от части своего заторможенного состояния.

Где-то в глубине души я понимаю, что это неправильно, но сейчас я не могу придумать причин, почему. Они в ловушке, недоступны. Почти невидимы.

Он расстегивает мои брюки и спускает их с моих ног, затем бросает их поверх кучи одежды.

Мы сидим друг напротив друга, совершенно голые. Или, скорее, я сижу, пока он нависает надо мной, как темное обещание посреди безлунной ночи.

— Теперь ты собственность Джонатана Кинга, дикарка.

— Я не являюсь ничьей собственностью.

Он прищуривает один глаз.

— Если тебе нечего сказать полезного, закрой свой рот.

— Я серьезно. Я могла согласиться на эту сделку, но я не принадлежу тебе, Джонатан. Никто не владеет мной и никогда не будет.

Он хватает меня за бедра и переворачивает. Я вскрикиваю, когда моя передняя часть ударяется о матрас, и он поднимает мою задницу в воздух.

— Я собирался дать тебе то, чего ты жаждешь, и трахнуть тебя, но передумал.

— Ч-что?

Его рука шлепает меня по заднице. Сильно. Я стону в подушку, мой голос распутен даже для собственных ушей.

— Ты будешь умолять об этом.

— Пошел ты, Джонатан.

Он снова шлепает меня, на этот раз обводя пальцем мои скользкие складки, пока хныканье не вырывается из моего горла.

— Добавь «пожалуйста», и я мог бы.

Тьфу. Черт бы его побрал.

Его длина скользит вверх и вниз по моей влажности, медленно и неторопливо. Абсолютная уверенность, которую он излучает своими движениями, превращает меня в лужу. Мои ногти впиваются в простыни, пытаясь найти убежище в Джонатане, и с треском терпят неудачу.

Его нападение продолжается, становясь все более безжалостным с каждой секундой. Головка его члена совпадает с моим входом, и я напрягаюсь в предвкушении, но он убирает ее слишком рано.

Он трогает мой клитор большими пальцами, просто чтобы отступить.

Он шлепает меня только для того, чтобы подтолкнуть к наивысшим мукам похоти.

Небольшие вспышки возбуждения, а затем разочарования поражают меня снова и снова. Я никогда так не заводилась за всю свою жизнь. Это пытка в ее самой смертоносной форме, и все, чего я хочу, это большего.

— Я ненавижу тебя, — бормочу я.

— Но твоя киска жаждет меня. — он скользит своим членом вверх и вниз по моим складкам, дразня. — Видишь, как сильно она промокла для меня? Я даже не причинил тебе никакой боли.

— Джонатан... — я хнычу.

— Скажи эти слова, Аврора.

— Я... ах...

— Не это. Попробуй еще раз.

— П-просто сделай это.

— Не совсем то.

— Трахни меня, ты, мудак.

— И?

— П-пожалуйста... — слово застревает у меня в горле, когда Джонатан входит в меня одним жестоким движением.

Как и все в нем.

Святое…

Мое тело соскакивает с кровати, когда он наполняет меня так, как я никогда не думала, что могу быть наполнена. Ощущение растяжения оставляет жгучую боль, которая причиняет такую приятную боль. Наши тела не только соединены, они настолько поглощены друг другом, будто падают в неизвестное измерение.