Во второй раз за последние несколько минут он совершенно выбивает меня из колеи. Как будто меня внезапно раздели до самой элементарной формы, и я не могу начать объяснять, что происходит.

— Что ты только что сказал? — бормочу я, сопротивляясь желанию упасть в кресло напротив моего стола — то, за которым он сидит, словно оно всегда было его.

Вся эта ситуация выглядит так, будто она всегда принадлежала ему, чтобы начать и владеть ею.

— Ты меня услышала.

Выражение лица Джонатана остается спокойным, даже скучающим, будто он не предполагал взять... меня.

— Что именно ты имеешь в виду, говоря, что берёшь меня за плату? — мой голос обретает некоторую резкость.

— Так просто, как кажется. В обмен на передачу полного права собственности на акции я хочу, чтобы ты заплатила за них, став моей.

Мои щеки пылают от унижения при этой мысли, но голос звучит твердо и ясно.

— Я не шлюха.

— Ты будешь моей, а не моей шлюхой. В этом есть разница. Меня не интересует шлюха. Если бы интересовала, я мог бы забрать ее с улицы или подцепить на вечеринке. Они не стоят сотен тысяч, которые я заплатил за акции H&H.

— Это должно заставить меня почувствовать себя польщенной или что-то в этом роде?

— Это не входит в мои намерения, но если это так, то непременно.

Мудак.

Моя кровь закипает от желания ударить его по лицу и закричать «кровавое убийство». Но даже я признаю, что с Джонатаном он сделает так, чтобы казалось, будто это я совершила убийство, а не наоборот.

Я пытаюсь договориться с самой собой, сохраняя хладнокровие, прекрасно понимая, что волнение только подтолкнет меня к ошибкам. Да, его предложение и то, как небрежно он это произнёс — словно это само собой разумеющееся, — все равно, что щупальца обвились вокруг моей груди, но мне нужно найти способ справиться с этим.

— Ты сумасшедший, если думал, что я соглашусь на это.

— Следи за своим ртом, Аврора. Мне не нравится, когда меня называют сумасшедшим.

— И мне не нравится, когда со мной обращаются как со шлюхой в моей собственной фирме.

— Это моя фирма. Теперь это моя собственность. Со временем ты к этому привыкнешь.

Я скрещиваю руки на груди.

— Я выкуплю акции за двойную цену, которую ты заплатил.

— Неинтересно.

— Почему, черт возьми, нет? Ты бизнесмен. Ты должен думать о прибыли прежде всего.

Он встает, и требуется вся моя уверенность в себе, чтобы не отступить и не приклеиться к стене — или, еще лучше, развернуться и убраться к черту от его смертоносного присутствия. Я не могу нормально дышать с тех пор, как он ворвался в мой кабинет.

Но факт остается фактом, это мой кабинет. Я не позволю Джонатану или кому-либо другому заставить меня отказаться от этого.

— Ты слышала о том, чтобы понести небольшие потери ради общего блага? Это одна из таких ситуаций, дикарка. Ты можешь предложить мне в десять раз больше, чем я заплатил, и я все равно не продам. — он останавливается передо мной, засунув руку в карман, и его высокомерный нос чуть не задевает верх. — Вот как это будет происходить. Ты добровольно предложишь мне себя. И под «добровольно» я подразумеваю, что ты полностью будешь вовлечена в это; не будет никаких отказов, смен решений или разыгрывания карты жертвы.

— А если я не соглашусь? — спрашиваю я, хотя мой язык прилипает к небу в пересохшем рту.

— Ты откажешься от владения H&H, и у меня будет свобода продать ее или объединить с другой фирмой. Я еще не решил.

— Ты... ты не можешь этого сделать. Художественная ценность H&H исчезнет.

— Мне нечего сказать по этому поводу.

— Что насчет сотрудников? Ты хотя бы оставишь их себе? У многих из них долги и кредиты, которые нужно выплачивать. Они были с нами с самого начала, и некоторые из них слишком стары, чтобы работать в крупных корпорациях.

— Я не понимаю, почему все это является моей проблемой. — его лицо остается стоическим, неизменным.

Слезы наворачиваются на мои глаза от несправедливости мира. Мира, которым правят такие, как Джонатан Кинг. Крупным корпорациям, таким как King Enterprises, наплевать на более мелкие. Они не останавливаются, чтобы заглянуть себе под ноги после того, как раздавят несколько семей своим капиталистическим дерьмом.

Делая глубокий вдох, я стараюсь не обращать внимания на то, как близко он находится и что его запах окутывает меня, нравится мне это или нет. Это еще один из факторов запугивания, который он использует безжалостно и непримиримо.

Бесполезно бороться с ним в больших масштабах или в споре типа «компания против компании». Он пришел сюда, уже зная, что он преобладает преимуществом, поэтому он никогда не сдастся.

Я иду совершенно другим путем.

— Ты муж моей сестры. Мы никак не можем этого сделать.

— Я должен это решить, и я говорю, что мы это сделаем.

— Как ты мог так поступить с Алисией после... — я замолкаю, прежде чем выпалить все мысли, которые хочу прокричать ему в лицо.

Сейчас самое неподходящее время для того, чтобы говорить с ним о прошлом.

Он одним шагом сокращает расстояние между нами и берет меня за подбородок, как на свадьбе. Я пытаюсь сделать шаг назад, но он обхватывает другой рукой мою шею сзади, удерживая в плену.

Мой пульс учащается, пока это не становится единственным, что я слышу в своих ушах. Его бессердечное прикосновение и то, как он это делает, будто у него есть на это полное право — будто я уже его собственность — должно привести меня в ярость. Однако я не могу справиться с комом, застрявшим у меня в горле. Словно я снова стала той маленькой девочкой, которая смотрела на него снизу вверх, потому что смотреть на него? Это все равно что смотреть на солнце и быть зажаренной заживо.

— После чего? Если ты что-то начинаешь, заканчивай это.

— После того, как она умерла. — я рада, что мой голос не ломается. — Я не могу так поступить с ней. Она была моей сестрой.

— Той, на похоронах которой ты даже не появилась?

Я прикусываю нижнюю губу, сдерживая чувства, пытающиеся вырваться из меня.

— Так я и думал. — он отпускает меня с тем, что почти похоже на... отвращение.

Тогда я вижу это, темноту в его серых глазах. Сначала я подумала, что это гнев и неодобрение, и хотя они действительно присутствуют, все гораздо глубже. Есть также еще одна сильная эмоция, скрывающаяся под поверхностью.

Обида. Жесткая и пронзительная.

Джонатан не стремится владеть мной, потому что хочет меня. Далеко не так. У него имеется скрытая цель, и он не остановится, пока не достигнет ее. Выживу я или погибну в конце — это наименьшая из его забот.

— Я дам тебе время на обдумывание, а потом пришлю водителя к твоему дому.

— Откуда ты знаешь мой адрес?

Он продолжает, будто я только что не задала ему вопрос:

— Если ты не появишься у меня дома сегодня вечером, Харрис начнет процедуры приобретения H&H завтра утром.

— Как... как это можно назвать выбором?

— Это выбор. У тебя всегда будет выбор со мной, Аврора. Будь умной. После того, что ты сделала с Максимом, я ожидаю этого от тебя.

— Я же говорила тебе не произносить его имя, — огрызаюсь я.

Секунду он как-то странно смотрит на меня. Я ожидаю, что он снова вторгнется в мое пространство и конфискует кислород, но он разворачивается и уходит с той же дикой силой, с которой вошел.

Воздух со свистом возвращается в мои легкие, и я падаю на кресло, мои пятки царапают пол. Как будто он украл мой мыслительный процесс, и теперь я могу его вернуть.

Или не совсем.

Сейчас воздух наполнен его непристойным предложением, которое висит у меня над головой, как гильотина. Я не идиотка. Я знаю, что Джонатан не стал бы платить столько денег за киску. Я имею в виду, он же Джонатан Кинг. Он может заполучить кого пожелает.

Так почему я? Какого черта ему от меня нужно?

Дверь открывается, и Лейла врывается внутрь, держа в руках две чашки кофе со льдом.