По пути Соколов заглянул по соседству – в Большой Гнездниковский, 5. Здесь, в помещении сыска, на первом этаже размещались эксперты.

Григорий Павловский, с воспаленными глазами, едва державшийся на ногах от усталости, сообщил:

– Ночью в морге сделали вскрытие трупа Эмилии. Мои лаборанты сейчас заканчивают писать акт экспертизы.

Соколов обнял приятеля:

– Молодец, Григорий Михайлович! Это по-нашему – работать с отличным прилежанием. Тем, кто нынче в окопах, куда трудней…

Выйдя из кабинета Павловского, сыщик едва не опрокинул с ног долговязого барона фон Менгдена. Тот после вчерашней вечеринки прибыл на службу лишь час назад. Вид у него тоже не был особенно свежим, но совершенно по иной причине, нежели у Павловского. Сейчас, накинув плащ, он решил заглянуть в ближайший трактир, дабы там немного освежиться.

Самое время сказать несколько слов об этом человеке.

Древняя фамилия Менгденов происходила из Вестфалии. Иоанн-Остгоф фон Менгден в середине XV века был гермейстером Ливонского ордена. В 1723 году император Карл VI за военные отличия и неустрашимость в битвах возвел Менгденов в баронское достоинство.

Предки фон Менгдена попали в Россию во время войны царя Алексея Михайловича со шведами. Согласно Российской родословной книге 1856 года, бароны Менгдены имели поместья в Тульской и Ярославской губерниях.

Наш фотограф владел домом номер 11 по Тихвинскому переулку, а еще очень гордился своим благородным происхождением. Гордиться предками, разумеется, справедливо. Но еще лучше делами своими увеличивать славу рода. Впрочем, наш барон все-таки был порядочным человеком.

– Результаты экспертизы, конечно, готовы? – насмешливо спросил Соколов.

Барон фон Менгден независимо вздернул подбородок и по-французски, барственно-аристократическим голосом негромко произнес:

– Что значит – готовы? По ночам службу справляют лишь городовые да извозчики.

У Соколова брови поползли вверх.

– Вот как?

Фон Менгден холодно посмотрел на сыщика сквозь стеклышко монокля.

– Я, сударь, к слову сказать, не вам подчиняюсь. Мой начальник – подполковник Мартынов. Как только проведем экспертизу, результаты тут же ему сообщим. Туда же можете и вы обращаться.

– Ах, какие мы гордые и независимые!

Соколов вдруг схватил фон Менгдена за грудки, оторвал от пола, слегка – чтобы не вышибить дух – хлопнул его спиной и затылком о стену. У фотографа вырвался стон. Не опуская барона на пол и сверля стальным взором, гений сыска сквозь зубы выдавил – по-русски:

– Если, многоуважаемый фотограф, я не получу через два часа результатов дактилоскопии и отпечатки с негативов, которые лежат в портфеле Гершау, а также химический анализ порошка, то я тебе, Вадим Евстафьевич, для начала набью сиятельную физиономию, а затем отправлю на передовую. Служить будешь по специальности – производить фотосъемку вражеских позиций с аэроплана. Или с воздушного шара. Тебе что больше по вкусу?

Фон Менгден поболтал ногами и просипел:

– Не знаю…

Соколов деловито продолжал:

– Занятие очень увлекательное. Речки, лесочки, брустверы, пушечки – как на ладони. И все – на свежем воздухе. Не служба – рай! Правда, германцы наловчились и последнее время регулярно сбивают авиаторов. Ты меня понял?

Фон Менгден лязгнул зубами, пробормотал:

– Будет исполнено!

Он знал, что гений сыска не шутит.

Соколов опустил барона на ноги и добавил несколько добродушней:

– А за пивом можешь сторожа послать! После вчерашнего загула от тебя разит, как от обитателя Хитровки.

Явившись в охранку, Соколов узнал потрясающие новости.

Мартынов, словно галка, глядя куда-то вбок, ожесточенно постучал указательным пальцем по полированной крышке стола и нервно произнес:

– Исчез еще один человек, на этот раз – Генрих Гершау.

Соколов насмешливо произнес:

– Вот как?

– Вчера, после телефонного звонка Козляева в канцелярию генерал-губернатора, Гершау сказал губернатору Адрианову, что едет в охранку. Секретарь видел, как Гершау забрал секретные документы из своего сейфа, положил в портфель и вышел на Тверской бульвар. И никто больше его не видел!

Соколов делано-равнодушным тоном произнес:

– Этого надо было ожидать!

Мартынов, раздражаясь, резко бросил:

– Задним умом мы все крепки! Но я разослал приказ по всем вокзалам и выездам из города: «Гершау задержать!»

– Сведений о задержании, естественно, не поступало?

– Пока нет! Сейчас проверяем лиц, с которыми он был знаком, по адресам.

– Александр Павлович, очень хочется знать о твоей прогулке в Лефортовскую тюрьму. Как наша подопечная и, на твой взгляд, безвинно пострадавшая Зинаида?

Мартынов откашлялся, выпил водицы из сифона, сделал страдальческую гримасу:

– Эта Зинаида – дочь дьявола! Даже фантазии покойного Жюля Верна не хватило бы, чтобы догадаться о фортеле этой дамы.

Соколов удивленно поднял бровь:

– Вот как? И какой трюк выкинула красавица?

– Вчера я негодовал на вас, граф, ибо полагал задержание Зинаиды незаконным. Признаюсь, ехал с целью извиниться и освободить ее. Даже думал на автомобиле отвезти домой.

Соколов с любопытством уставился на Мартынова:

– Чувствую, что-то помешало твоему, Александр Павлович, человеколюбивому порыву?

Мартынов, вспомнив приключение в Лефортовской тюрьме, глубоко вздохнул:

– Я, начальник охранки, не стал приглашать Зинаиду в камеру следователя, а нашел возможным подняться на второй этаж. Вхожу в камеру номер девяносто два со всей галантностью – даже деликатно постучал в металлическую дверь, хотя это делать не принято. Признаюсь, загодя приготовил извинительную речь.

Соколов в предвкушении забавной сцены широко улыбнулся:

– А цветочки не забыл прихватить?

Мартынов отмахнулся:

– Ах, граф, мне не до шуток! Вошел я в камеру, но эта фурия даже не дала мне рта разинуть. Зинаида вдруг соскочила с металлической койки, присела на корточки и, словно собака, начала прыгать и лаять на меня. Даже хотела укусить за ногу. Дальше – больше: задрала подол, а там нет исподнего. И вдруг сладким голосом говорит: «Ну, иди сюда, мой Александр Македонский, я твоя возлюбленная Клеопатра».

Соколов расхохотался:

– Ты, Александр Македонский, использовал свое служебное положение?

Мартынов, не замечая шуток, продолжал:

– А дальше – больше: Зинаида легла на нары и стала делать непристойные движения. Я развернулся и ушел. Боюсь, что последние события подействовали на ее психику самым угнетающим образом, психика не выдержала. Теперь придется провести медицинское обследование, а это длительная затяжка времени. – Прошелся по кабинету, метнул сердитый взгляд и вдруг перешел на официальный тон: – Я решил, граф, вы кашу заварили, вы ее и расхлебывайте. Оформите наряд, договоритесь с профессором Сербским.

– Замечательный доктор! Как и положено ученому с мировым именем, он весьма любит обстоятельность. Увы, этот мудрый дятел совершенно оторван от реальной жизни. Попомни мое слово: Сербский, ради своих научных наблюдений и мне назло, будет наблюдать арестантку в клинике не меньше двух-трех месяцев. А тебе, Александр Павлович, все это время придется держать возле нее стражу. Но главное, мы не будем иметь права допрашивать кандидатку в умалишенные.

– Это ужасно, но выхода нет! Попросите Сербского, пусть проведет исследование хотя бы недели за две, за три. Граф, вы знаете, как отыскать доктора? Александра Петровича можно найти в психиатрической клинике университета. Впрочем, лучше позвоните вечером ему домой, запишите номер телефона – 506-77, он живет в Большом Афанасьевском, дом номер три.