72-III-569, общ. 08:36

Кабина корабля, теперь выполнявшая функции спасательного челнока, медленно отошла от корпуса и начала самостоятельное плавание. По сути, она представляла собой отдельный маленький звездолёт со своим собственным экзорелектором и нейтронными двигателями. Вот только сейчас всё это тоже не работало.

Монийцев спасло то, что их инженеры собирали аварийные системы на основе древних механических и электрических технологий, которые при крайней своей примитивности обладали очень высокой надёжностью. В отличие от нейроинтерфейсов и квантовых вычислительных систем, их было очень трудно поломать. После модернизации корабля у них даже появился парашют для аварийного спуска на поверхность каменистых планет, причём выпускаемый вручную.

– Ну вот, начался наш последний полёт, – с грустью сказал Тромонт. – Прощай, наш корабль! Ты был нам вторым домом! Помоги нам, Учитель…

Все промолчали. Эпитафия от командира в адрес покинутого звездолёта настроения не добавила. Несколько лет они в этом корабле практически жили. Возвращение на базу, доклад, короткий отдых, подготовка машины – и снова в космос, на 40, 60 или даже 80 дней…

Мимо потолочного окна, медленно вращаясь, в неестественной позе проплыл истребитель Федерации с бортовым номером 0124: похоже, что их преследователи не смогли вовремя отвернуть свои корабли и угодили в эту ловушку вместе с ними.

Это была огромная машина смерти, по размеру примерно равная их разведчику, только её содержимым была не разведывательная аппаратура, а различное оружие, которое скрывалось в корпусе под множеством наплывов.

Колпаки рельсовых пушек были откинуты, и страшное оружие было видно во всей красе. Из-за огромной мощности их пришлось пристраивать к корпусу неподвижно, так что наводка на цель производилась путём доворота всего истребителя. К счастью, после прохода через аномалию опасные орудия замолчали навсегда.

Когда истребитель переместился вперёд и повернулся боком, команды кораблей смогли разглядеть друг друга. Экипаж охотника, похоже, уже пришёл в себя и привыкал к новому положению. Шлемы у обоих были откинуты.

Тромонт поприветствовал их стандартным жестом – коснувшись левой рукой лба и махнув в их сторону рукой. Передний пилот тоже отдал честь и на языке жестов спросил, не была ли пространственная аномалия монийской ловушкой. В ответ Тромонт в ответ изобразил что-то типа «мы и сами не знаем».

В то же время между Дубом и симпатичной девушкой, сидевшей в кресле стрелка-штурмана, разыгралась целая драма. Он тоже попытался с ней пообщаться, но та в ответ злобно оскалилась и отвернулась. Потом снова обернулась и показала руками что-то совсем неприличное. Видимо, у неё к монийцам были какие-то счёты.

Наверно, этот обмен любезностями продолжился бы и дальше, но истребитель, быстро уплывая вперёд, снова стал поворачиваться к капсуле брюшной стороной, и визуальный контакт с противником прервался.

– Дуб, полегче, они могут быть настроены очень агрессивно, – заметил Маор, разглядывая многочисленные обтекатели на корпусе вражеской машины.

– Шило ей в штаны! Я-то что ей сделал?

– Мы пока ещё враги, если что…

В это время на фоне планеты примерно в пятидесяти метрах выплыл ещё один истребитель. Этот был повёрнут кабиной к челноку на постоянной основе, и немой диалог с его командой получился более продуктивным. Пользуясь случаем, пилоты смогли переброситься несколькими жестами, пока машины не удалились на такое расстояние, что движения рук уже нельзя было разглядеть.

–156 эскадрилья 112 корпуса, 1-е звено… Кажется, салаги какие-то необстрелянные, – заметил Дуб.

– Сначала нас хотели уничтожить любой ценой, а теперь честь отдают…

– Они нами восхищаются. Сидели, скучали, стерегли никому не нужную планету, а тут – вжух! – к ним такие гости…

– Они явно ещё ничего не знают про нашу базу на одном из дальних планетоидов.

– Скоро узнают. Мы из-за сбоя при телепортации шороху у них навели. Наверное, теперь всю систему будут обшаривать.

– Девки у них симпатичные сидят. А препарат для подавления полового влечения там брать негде… Маор, может, замутим с ними?

– Дуб, вот не надо, – Маор сморщился. Я всё ещё свою люблю… Даже после её смерти. И вообще, сразу же бросаться заниматься любовью – это плохая идея. Сначала нужно выяснить, кто они по жизни, а то можно залететь.

– Да ладно… Я и не говорил, что собираюсь жениться в первый же день. Так просто… присматриваюсь.

С пилотами третьего истребителя, проплывшего примерно в полукилометре слева, контакт установить не удалось из-за слишком большой дистанции. А четвёртый истребитель вышел на прямой контакт, произведя мощный толчок в корму. К счастью, монийцы были крепко пристёгнуты ремнями безопасности, и это уберегло их от серьёзных травм. Тем не менее, корпус челнока немного деформировался, а лампочка, освещавшая заднюю часть капсулы, погасла.

– Да вашу ж… – пробурчал Дуб. – Надеюсь, челнок не сильно повреждён.

– Воздух нигде не шипит, значит – всё нормально.

Между тем, падающие корабли начали входить в верхние слои атмосферы. Вокруг монийской капсулы и истребителей начал формироваться ударный конус из синевато-жёлтого пламени. А поверхность планеты уже приблизилась настолько, что монийцы смогли в полной мере оценить красоту местных пейзажей.

Сначала они снижались над необъятным жёлто-зелёным пространством, пронизанным реками и с пятнами озёр местами. Затем была серая пустыня, сменившаяся ещё одной горной цепью с белыми вершинами. Правда, она была не такая высокая, как предыдущая.

– Меня волнует такой вопрос. Что мы будем делать на этой планете?

– По инструкции нужно включить аварийный маяк, засесть в капсуле и ждать, когда прилетят спасатели. Но средства связи вышли из строя, поэтому… – Тромонт пожал плечами.

– Мы просто будем выживать, – сказал Маор.

– Это будет сложно… – с сомнением произнесла Лайта. Особенно поначалу, когда мы ещё не будем знать, что можно есть.

– Вполне решаемо: есть методика испытания еды на съедобность, не волнуйся. Более того, есть признаки, по которым можно съедобные растения определить наверняка. Я об этом уже как-то рассказывал вроде.

– Напомни.

– Всё просто: то, что съедобно – долго не лежит, ибо быстро съедается всякой живностью, а то, что несъедобно – скорее всего, будет нетронуто. Поэтому нужно просто наблюдать, что нравится кушать основной массе местной живности, и пытаться пробовать за ними. Скорее всего – прокатит. Мой отец на трёх совершенно разных планетах эту тактику попробовал, и везде прокатывало.

– Домой хочется…

– Да… Только теперь наш дом – там, внизу.

Челнок стал входить в более плотные слои атмосферы, и встречный поток воздуха выровнял его носом по направлению движения. Их окутала такая яркая огненная пелена, что сквозь неё ничего не было видно. Скорость падения начала очень быстро снижаться.

– Я что-то чувствую… – вдруг сказала Лайта. Что-то… Такое ощущение, как будто ко лбу что-то горячее приложили!

Тромонт прислушался к себе и тоже почувствовал жжение в голове.

– У меня тоже греется, – сказал Маор.

– И у меня, – поддержал Дуб.

– Вероятно, это последствия… Это что вообще такое?!

В следующие мгновения произошло что-то совершенно необычное: сначала вокруг Тромонта, а потом и вокруг всех остальных воздух словно сгустился и начал слегка мерцать. Затем у монийцев потемнело в глазах, зашумело в ушах, всё тело сковала страшная боль. Лайта застонала, заскрипел зубами Дуб, зашипел Маор. Тромонт сморщился и сжал шлем скафандра руками…

Но это длилось совсем недолго. Спустя мгновение их окатило адским холодом, потом от головы к пяткам пронеслась волна болезненного жара, и всё резко закончилось. Осталась только какая-то странная, приятная лёгкость во всём теле и ощущение тёпла где-то во лбу.

– Ооо… И что это было? – испуганно спросил Дуб, почёсывая тыльную часть своего шлема.