Среди гостей раздался недовольный ропот, но Виктор выглядел настолько сурово, что никто не посмел ему возразить. Венсан же опустил голову, избегая лишних взглядов. Он все еще чувствовал себя нехорошо и был рад, что эта пытка, наконец, закончилась.
– Мы примем все ваши вопросы и предложения по адресу, оставленному владельцу данных помещений. Каждый, кто напишет, получит личный ответ.
Виктор оглядел присутствующих, вежливо улыбнулся и повёл Венсана на выход.
– А вы, простите, кто? – обратился к нему некий мужчина. Виктор его не знал.
– Всего лишь директор художника.
– Чш, – одернула мужчину женщина, стоявшая за ним. – Это Виктор Люмьер. Самый богатый человек Франции и самая неизвестная личность последних десятков лет.
– Всего вам доброго, господа.
И они, наконец, шагнули прочь.
В это же самое время в обед в Кембридже Чарльз Гэлбрейт молча протянул Аньелю газету, а сам занялся своим пудингом. Пробежавшись по строчкам, Аньель неодобрительно посмотрел на соседа.
– Это совершенно немыслимо!
– Почему? – спросил Чарльз, едва проглотив десерт.
– Он никогда не появлялся в свете. Но, видимо, теперь, когда его болезнь оказалась обычным фарсом, он решил вести себя иначе.
– Ты несправедлив. Откуда ты знаешь? Может быть, это мистер Люмьер постарался.
– Я не склонен доверять им обоим, – процедил Аньель сквозь зубы.
Чарльз только пожал плечами, чтобы не вызвать очередную бурю гнева у Аньеля, и забрал газету.
– Я собираюсь написать ему письмо, – неожиданно заявил Аньель. – Он должен ответить за свои поступки.
– Подумай триста раз, прежде чем делать такие вещи.
Чарльз посмотрел на него с долей скепсиса.
– Я слышу в твоем голосе осуждение, – скривился тот.
– Да. Я осуждаю поспешные решения. – Чарльз нахмурился и поправил очки.
– Хорошо, я подумаю над твоими словами, – нехотя согласился де ла Круа.
– Сломать все можно в один момент. Построить новое – иногда невозможно.
Гэлбрейт тяжело вздохнул и сделал глоток чая.
– Все было сломано еще до моего рождения.
– Хочешь отказаться от них обоих? – внезапно добавил Гэлбрейт.
– Мне все сильнее кажется, что Виктор настроен против меня.
– Подумай о том, что если ты устроишь своему отцу разнос, Виктор Люмьер не пустит тебя на порог своего дома.
– Я не получил от него ни одного письма после премьеры. Думаю, он и так не особенно хочет меня видеть.
– Ты устроил им выговор и не извинился. Думаю, он ждёт извинений.
Аньель вздохнул.
– Думаешь, стоит? Даже если я не чувствую, что должен извиняться.
– Думаю, стоит. Один твой отец, а второй тебе, как дядя. Может быть, не стоит с ними ссориться, пока ты точно не будешь знать, что есть на то причины?
Аньель кивнул.
– Я напишу письмо сегодня же.
– Напиши, но только не перегибай. Конечно, ты можешь встретиться хотя бы с Люмьером лично. Насколько я знаю, его спектакль ещё идёт, и он, должно быть, в Лондоне.
Аньель ничего не ответил. После обеда, вернувшись в свою комнату, де ла Круа сел за письмо. Его переполняла обида. Ему хотелось написать обо всем, что он чувствует, но вместо этого молчаливо выводил строчки со словами извинений. На сочинение письма у него ушло несколько часов, и он решил передать его при личной встрече.
На следующий вечер Виктор вновь исполнял роль вампира в своей постановке в театре Ковент-гардена. Это были последние его выступления в этом месяце, и потом он планировал выйти на сцену лишь в феврале. Во второй раз постановка произвела на юношу даже большее впечатление, чем в первый. После спектакля Аньель постучался в дверь его гримерной, молча приготовившись к отказу.
– Войдите, – отозвался Люмьер. В его голосе не было ни ноты усталости.
– Я тебя не потревожу, Виктор? – спросил Аньель, приоткрывая дверь.
Люмьер удивился тому, что Аньель вдруг решил перед ним появится. Он ответил:
– Нет. Заходи.
Тот сам сидел перед трельяжем, уже наполовину раздетый, но все ещё изрядно накрашенный.
– Я бы хотел извиниться за свое прошлое поведение, – начал Аньель сразу. – И я написал письмо отцу.
– Тогда я тебя слушаю. Твои извинения, Аньель. – Виктор развернулся к нему.
– Я был неправ, когда говорил все те ужасные вещи. Мне очень стыдно перед отцом и тобой.
– Твои слова больно ранили нас обоих. – Люмьер вздохнул. – Я рад, что до тебя, наконец, дошло, что такое поведение никого не красит и несёт для нас большое огорчение.
– Как он? Я слышал, у него новая выставка, – в голосе Аньеля звучало искреннее беспокойство.
– Сперва, после твоих слов, он две недели пролежал в постели с лихорадкой. Сейчас ему лучше, он более или менее в себе. Выставка далась ему нелегко. Спустя полчаса после открытия мы уже были в отеле.
Аньель закрыл лицо руками проговорил упавшим голосом:
– Я совсем не хотел, чтобы это произошло.
– Ты был вне себя, так что я хотел бы верить, что это произошло непреднамеренно. – Виктор покачал головой. – Поэтому сперва твоё письмо прочитаю я и решу, должен ли твой отец его прочесть.
Аньель послушно кивнул и протянул ему конверт. Виктор открыл его и принялся за чтение. Удовлетворенно кивнув, он положил его обратно в конверт.
– Я передам его, – тот вынес вердикт.
Облегчённо вздохнув, Аньель спросил:
– Ты еще надолго в Лондоне?
– До Рождества, а потом мы с твоим отцом уезжаем в небольшое путешествие в Российскую Империю, в столицу. – Виктор стал снимать с себя рубашку. – Покажу ему балеты Чайковского. Я бы взял тебя с собой, но мы поедем на мой день рождения, а ты уже начнёшь учиться к тому моменту.
Аньель слушал слова Люмьера, понимающе кивая.
– Я очень соскучился по тебе. Давно хотел сказать.
– Я тоже скучаю по тебе, Аньель. Если ты сомневаешься, что я тебя не люблю, то ты ошибаешься. – Люмьер чуть улыбнулся. – Иди сюда. – Он привлёк юного графа де ла Круа для объятия.
– Я тоже тебя очень люблю, – произнес тот, обнимая Виктора обеими руками. – Ты занят сейчас?
– Не то чтобы. Думаю, пара свободных часов у меня есть. Мы можем пойти в какой-нибудь приличный ресторан. Сдаётся мне, ты не бываешь в дорогих местах со своими сокурсниками. – Виктор погладил его по волосам.
– Ты совершенно прав, – Аньель улыбнулся. – А как публика приняла отца?
– Положительно. Всё его картины были проданы ещё до выставки, а люди были бесконечно удивлены тому, что он вышел в свет. – Люмьер усмехнулся. – Правда, вот на меня на бросилась какая-то дикая женщина. Начала обвинять в грехах.
– Это что-то, о чем я должен знать? – с легкой улыбкой поинтересовался Аньель.
– Ещё в твоё детство весь Париж кричал о том, что я убийца и скрываюсь от правосудия. Меня хотели либо посадить, либо казнить. – Виктор пожал плечами. Люмьер все ещё поглаживал Аньеля по волосам, пока рассказывал. – Все заголовки газет вывели моё имя на первую полосу, и три года мыли мне кости.
– Какой кошмар! – ужаснулся Аньель. – Но ведь ты был невиновен?
– Ты думаешь, я мог убить человека, которого любил?
– Нет, – граф покачал головой. – А убийцу поймали?
– Нет, никогда так и не нашли. Меня оправдали не без помощи денег и твоей бабушки. Герцогиня помогла мне вернуться в Париж.
Аньель стыдливо улыбнулся, вспомнив, что так и не написал бабушке за последний месяц.
– Позволь, я оденусь и смою с себя облик нечисти, и тогда мы отправимся ужинать.
Виктор отстранился из объятий. Пока Люмьер приводил себя в порядок, Аньель расхаживал по комнате с весьма озабоченным видом. Осень оказалась столь насыщенной, что он совсем забыл о семье, и эта мысль удручала его.
Они оказались в роскошном ресторане где-то в центре Лондона. Виктор бросил вознице, чтобы их доставили в лучшее заведение, и уже через двадцать минут они заказывали изысканные блюда. Люмьер заказал для Аньеля вина, а для себя только лишь свежевыжатый сок. С блюдами, безусловно, они разошлись.