- Свои извинения засунь знаешь куда! – рявкнула госпожа Капелла, учуяв аромат чужих женских духов, смешанных с запахом дорогого коньяка. - Я ухожу! – мгновенно справившись с высокими, до колена, ботфортами на головокружительной шпильке, она оттолкнула его, и хлопнула дверью.

Посол давно привык ко вздорному характеру супруги, ухудшившемуся в несколько раз за время беременности, но, услышав звук заводимого мотора, он, несмотря на чертовскую усталость, переборов желание, плюнуть на все и лечь спать, ринулся на улицу. Ледяная поземка пробралась за белоснежную сорочку - ведь, подхватить пальто, у него совершенно не было времени. Охранник уже открывал ворота, а супруга выезжала на внедорожнике с голубыми посольскими номерами.

- Где мой водитель?! – проорал Фрэнкино. Он меньше всего хотел, чтобы супруга, во взвинченном состоянии, сама садилась за руль.

- Я здесь! – откликнулся версилонский паренек, с одутловатым веснушчатым лицом, говоривший по-санглийски с сильным акцентом.

- Гони немедленно за ней! – пристегнувшись, стуча от холода зубами, в успевшей остыть на улице, машине, посол безрезультатно пытался дозвониться до Котенка по мобильному. Она не брала трубку.

На улице окончательно рассвело, но это было хмурое холодное утро, и из затянувших небо туч, точно из сита, сыпалась мелкая крупа то ли дождя, то ли снега. Копейских гор не было видно - там давно уже бушевали осадки. Котенок гнала как ополоумевшая, наплевав на скоростной режим, на сонных Тиропольских улочках. Водитель посла нагнал ее и продолжал преследовать. Фрэнкино было страшно за жену, он чувствовал, что вот-вот произойдет беда. Впереди маячил круг с небольшим фонтаном внутри. Нарушая все правила дорожного движения, черный внедорожник Котенка завернул направо, прибавил скорости, и тут же до ушей посла донесся пронзительный сигнал клаксона, а противный визг тормозов составил ему аккомпанемент.

Посол зажмурил глаза, вцепившись в дверную ручку. Косточки его пальцев сначала побелели, потом посинели. Водитель среагировал мгновенно, ударив по тормозам, и остановился как вкопанный. Все еще боясь открыть глаза, мистер Капелла, на ватных ногах вышел из машины, и тут же реальность взорвалась пронзительным стоном подбежавшей к месту происшествия его жены и воплями проходивших мимо людей.

Фрэнкино собрал всю волю в кулак и приоткрыл один глаз. На сером мокром асфальте, посередине пешеходного перехода, лицом вниз, в быстро растекавшейся луже черной густой крови, с неестественно вывернутыми ногами лежало тело молодой полноватой девушки. Сумка ее валялась в десяти метрах от места происшествия. На дорогу высыпались тетради и учебники, быстро заливавшиеся дождем.

- Этот черный джип, пулей вылетел из-за поворота, – рассказывали очевидцы вновь подошедшим людям.

 – Бедняга не виновата, она проходила по зебре, а машина как выскочила, подбросила бедняжку, а потом переехала.

- Умерла, наверно, она.

- Скорую! Вызовите скорую быстрей!

Водитель Фрэнкино опомнился первым. Он бросился к жертве наезда и приподнял ее голову. Лицо напоминало кровавое месиво, но вот беззубый рот открылся  и со свистом вдохнул воздух.

- Жива! Она Жива! – Закричал водитель по-санглийски. – Надо ее спасать!

Фрэнкино быстро набрал номер, в едва не раздавленной от ужаса, трубке.

Город мечты.

Я. Это – я. Кажется, существую. Какое странное чувство. Кто же я такая? Меня, вроде, Катей звали. Мне восемнадцать лет. Учусь в Университете Тирополя. Что же со мной случилось?

Вспомнила!

Меня сбила машина.

О, нет! Неужели умерла? Такая молодая! Нет, я хочу жить! Люблю жизнь! Люблю Его! Ведь ничего еще толком не видела, ничего не добилась, ничего не попробовала. Я должна очнуться! Должна!

Лабиринты. Повсюду замкнутые бетонные мешки, смыкая и давя вокруг себя все небольшое пространство. Я металась в них, безуспешно пытаясь найти выход, постоянно путаясь и сбиваясь с пути. Я не бежала и не шла. Передвигалась как-то по-иному. Летела! Точно, летела внутри! Но я была не одна. Множество других душ, в смятении носилось по лабиринтам. Душа пожилой женщины привязалась ко мне, как банный лист к одному месту. Душа была не спокойна, она металась в панике.

- Как нам отсюда выбраться? – в сотый раз повторяла старуха, летая рядом со мной. – Вы знаете выход? Может нам сюда? Вы знаете? Где же выход?

- Да не знаю я! – раздраженно прикрикнула в ответ. – Отстаньте от меня!

Внезапно я совершенно ясно осознала, что надо делать чтоб вернуться: подняться вверх, над лабиринтом, над этими мятущимися душами. Устремившись туда, словно бы пробила собой бетон и вырвалась наружу. Быстро воспарив, я в последний раз оглядела уже ставший малюсеньким лабиринт с другими заблудшими, и пришла в сознание.

Реальность острой обжигающей болью взорвала мой мозг. Так плохо мне еще не было ни разу. Моментом заныло и заболело все тело, каждая косточка и мышца. Жутко затошнило и рвотные позывы больно сотрясали и без того поломанное тело. Мне стало страшно, ведь я могла сойти с ума от этой чистейшей боли.

С еще закрытыми глазами до меня донесся оглушительный писк. Я осторожно приоткрыла веки, и яркий пронзительный свет резанул по адаптировавшейся к темноте сетчатке. Немного попривыкнув, я смогла разглядеть просторную белую комнату. Сама я, полностью завернутая, словно мумия, в бинты, лежала на современной больничной койке. От моего загипсованного, от шеи до пяток, тела отходило множество проводов и трубок от капельниц. Попыталась пошевелиться. Дернулись только пальцы на левой руке. Все остальное тело было полностью зафиксировано. Глаза побежали далее по комнате. Это была явно больничная палата. Других кроватей там не находилось. Зато было широкое окно с прикрытыми ставнями, кремового цвета, небольшой столик, придвинутый к нему пластиковый стул, шкафы, полки с медоборудованием и истошно воющие приборы, безумно выводящие графики и кривые.

Дверь резко открылась и в палату внеслась девушка в белом форменном халате. Бросив взгляд на приборы, одновременно говоря что-то на непонятном языке по рации, она подбежала к мне, и, видя, что я сейчас заблюю все вокруг, моментально вколола лекарство в свободную, от гипса, левую руку.

Девушка говорила что-то явно успокаивающее, словно мама, утешавшая заболевшую дочь. Я, точно кошка, не понимая слов, разобрала только интонацию.

- Где я? – словно издалека, я услышала свой хриплый, почему-то ставший шепелявым, голос.

Девушка что-то быстро проговорила и убежала, оставив меня с успокоившимися приборами наедине. Голова еще плохо соображала, поэтому я не стала думать о том, куда попала и на каком языке говорила медсестра. Сознание лишь отметило, что боль притупилась, видимо вкололи сильное обезболивающее, и я заснула.

Долго ли я спала или нет, было непонятно. Поутихшая боль возвращалась вновь. Так как пошевелить представлялось возможным лишь пальцами одной руки и языком, я с ужасом почувствовала отсутствие почти всех передних зубов. Вместо них ощущались острые остовы, царапавшие язык. Это был настоящий шок, потому что хоть свои зубы и были кривыми, с довольно крупной щербинкой, но они были. Свои. А теперь я, молодая девчонка, буду вообще без зубов?! Как старуха. А как же Дэвид? При мысли о нем, я покрылась холодным потом.

Ведь я могу навсегда остаться не только беззубой, но и парализованной. Какая страшная судьба! Зачем же я?! нашла выход из лабиринта подсознания?

В палату, прерывая мои шокирующие мысли, вошли знакомая медсестра и еще одна полненькая симпатичная девушка, так же носящая белый халат.

- Ну, привет! – на чистом версилонском языке с легким акцентом весело произнесла вошедшая. – Я – Анка. Буду твоей сиделкой, так как одна из всех тут говорю на твоем языке. Очнулась? Как ты себя чувствуешь?

- Где я? – только и смогла хрипло произнести я.

- В Нью-Бйорке. – Спокойно ответила Анка.

- Где?! – я была настолько поражена услышанным, что, непременно, упала бы с кровати, если бы не была надежно зафиксирована.