- А наше образование? Зачем папа так с нами поступил? – захлопала глазами дочь рок певца. Неужели из-за какой-то проститутки нам голодать и бросить колледжи?

Все снова зло уставились на меня.

- Вы можете подать в суд за оскорбление личности, - бдительно посоветовал адвокат мне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍  Я сидела молча, смотря в никуда.

- Я отказываюсь от наследства. - тихо проговорила я, наконец. – Я же могу это сделать?

- Можете, конечно, - заикаясь от удивления, произнес юрист, - но зачем это вам?

- Эти деньги принадлежат его матери, бывшим женам и детям. А мы, были с ним в браке лишь восемнадцать недель. Мне не нужно чужого. Давайте подпишу, где надо. Я должна ехать.

Дэвид долго звонил в домофон, прежде чем его, наконец, впустили. Открыв дверь, мама Кати, даже поначалу отпрянула от неожиданности.

- Вы? – удивленно проговорила она на плохом английском.

- Я должен увидеть Катю! – произнес он именно это имя, а не привычное Кейт.

- Её тут нет. Она вернулась к себе.

- В дом Ладенсона или в свой маленький домик? – нахмурился актёр.

- Нет, - медленно произнесла женщина. – Ни туда, и ни туда. Она возвращается к себе домой, в Тирославию.

Она во все глаза смотрела на этого самого обычного мужчину, возможно чуть крупноватого, и выше среднего роста. Да, внешность его была слегка экзотична, но красавцем его можно было назвать с натяжкой, женщина недоумевала, что могла разглядеть в нем её юная дочь. Почему она так боготворила его, обожала и любила.

- Зачем она возвращается туда? – спросил Дэвид.

- Хочет начать там всё с нуля. Попробовать вернуться к истокам.

- И давно она уехала? – сердце начало колотиться в его груди.

- Пару часов назад отправилась в аэропорт.

Развернувшись, пробормотав на ходу быстрое «спасибо», он кинулся, было, к двери, но был остановлен матерью. Она протягивала ему тетрадь, где был заклеен скотчем каждый листок, кроме последнего.

- Она сказала, передать это тебе, если ты всё-таки, придешь сюда. Возьми, Дэвид. Это принадлежит тебе.

Схватив тетрадь, он ринулся на выход и врезался в отца Кати. Мужчина обвел его мутным пьяным взглядом, затем ухмыльнулся и произнес на версилонском языке:

- О! Краснокожий!

 Дэвид в растерянности кивнул странному мужику и помчал в аэропорт.

Денис стоял на втором этаже, с мифами Древней Греции подмышкой.

- Этот Эврилох оказался не таким уж и лохом… – Задумчиво произнес он, наблюдая за действиями кумира сестры.

***

 Обгоняя людей, расталкивая толпу, Дэвид подлетел к билетной кассе в здании аэровокзала.

- Мне срочно! – Крикнул он на очередь.

Многие узнали его и расступились, доставая мобильные – запечатлеть себя на фоне кумира.

- Самолет до Тирополя уже улетел? – Крикнул он кассирше.

- Сэр, прямого рейса нет.

- Как летают до этого чертового города? – кипятился он.

- Через Носкву. Но вы опоздали – Уже объявили взлет.

- Задержите самолет. Я заплачу любые деньги. Мне позарез нужно попасть на этот борт!

- Но, сэр – девушка показала в сторону большой стеклянной стены, сквозь которою было видно, как рядом быстро прокатился белый аэробус с версилонским гербом на хвосте. – Слишком поздно.

- Когда следующий ближайший рейс?

- Через Носкву, рано утром. А через Сардал, через пару часов.

- Давайте Сардал! – Дэвид нервно кинул паспорт и кредитку в окошечко кассирши.

- Через Сардал, вам даже виза не нужна будет, сэр.

- Вот и отлично.

Пройдя паспортный контроль, прикрываясь бейсболкой от назойливых фанатов, Дэвид скрылся в укромной уголке ВИП зала и открыл Катин дневник. Все страницы были исписаны на непонятном алфавите. На последнем листке, он, наконец, увидел знакомые слова. Хорошо, что последнюю запись девушка сделала на санглийском.

«Дорогой Дэвид!

Если ты читаешь эту запись, то, значит, я для тебя еще что-то значу, раз ты пришел к моей матери и получил дневник.

Писатели, в основном, несчастные люди, недолюбленные, брошенные, но что поделаешь?

Счастливый человек, обычно, не задаётся вопросами. Не пишет книг.

Но главный мучавший меня, в последнее время, вопрос, почему все истории о нас с плохим концом? Где наш «хэппи-энд»? Даже в моих фантазиях, меня и тебя, всегда что-то разделяет. Не это ли главный знак судьбы, посланный нам, чтобы мы никогда больше не сближались, забыли друг о друге?

Я решила возвратиться домой и начать жизнь заново. Знаешь, я не хочу больше писать и сниматься. В мире столько еще интересных занятий помимо писательства и кинематографа! Химия, например. Я хочу изучать ее. Понять свойства элементов, молекул, атомов. Мои родные будут жить там. Я оставила им все средства и недвижимость. Деньги мне больше не нужны. Скромная сумма на первое время у меня есть, а там, найду, где их раздобыть.

Мой дорогой, любимый Дэвид! Мечта моя! Жизнь моя! Ты навсегда останешься в моем сердце. Любовь моя к тебе никуда не денется. Я благодарна судьбе за каждое мгновение, проведенное рядом с тобой. Сохраню их в сердце до последнего вздоха. Милый мой Дэвид, ведь это просто чудо, что я, через столько лет мучений одиночества, наконец, познакомилась с тобой, говорила, трогала, целовала твои губы. И ты признавался мне в любви. О, Дэвид!  Это слишком много для одной жизни.

Ты, береги себя, Дэвид. Ты должен жить и творить, ради нас, таких повернутых на тебе фанаток, влюбленных до беспамятства, до конца жизни!

Ты, не ищи меня, Дэвид. Теперь я не заслуживаю счастья быть рядом с тобой. Я убийца. Загубила две души. Больше не желаю никаких отношений. Пусть одиночество будет мне мукой ада.

Дэвид, а всё, что было между нами, было прекрасно. Чудесно. Волшебно. Я даже не знаю, как описать это все словами. Но ты знай, что так оно и было.

Прощай, Дэвид. Прощай, любимый!

Твоя фанатка Катя.»

Летя на самолете, обратно в Тирославию, я сидела одна около окна, и смотрела на облака. Уши мои были заткнуты наушниками, из которых звучали песни Раяна. В тот раз он сидел рядом, а я, глупая, мечтала о Дэвиде. Сейчас, бы я отдала всё на свете, лишь бы Раян оказался рядом со мной. Наверное, и теперь он рядом со мной, так же, как и наш не рождённый ребенок, если рассказы о том свете являются правдой. При мысли о малыше, сердце мое наполнилось виной: я не желала его с самого начала, думала об аборте, ставила карьеру и славу на первое место. А он был у меня, шевелился внутри. И вот его не стало. Так же, как и Раяна.

- Простите меня, мои дорогие, - прошептала я, глядя в облака, - я очень виновата перед вами. Я всегда буду помнить о вас. Боль от вашей потери, до конца жизни останется в моем сердце.

Объявили посадку. Я вышла из самолета, прошла паспортный контроль. Толпа людей пестрела цветастыми юбками и яркими платками – национальным колоритом Тирославии. Никто не узнал во мне знаменитость, хоть я и не скрывалась.

Взяв такси, я поехала к себе домой. Кое-где на улицах, весели растяжки с рекламой фильма «Нигде», только сейчас выходившего в прокат. На постерах я, с длинными растрепанными волосами, в грубом тканном белом платье, в синяках и ссадинах, с луком и стрелами, решительно смотрела на своего противника Изверга, в хорошем дорогом костюме и гадкой ухмылкой на устах.

Я открыла дверь и спокойно вошла в квартиру, как будто и не уходила отсюда никуда. Быстро распахнула все окна, проветривая затхлое помещение. Прошла в ванную, где в корзине, покрывшиеся грязью и паутиной, все так же валялись смятые портрет Дэвида и вырезка из журнала. Стряхнув с них пыль, и любовно расправив, я отнесла изображения обратно к стеклу серванта. Дэвид, всё же был частью моей жизни, и неправильно было вот так выдирать его из сердца. Основательно убравшись, застилая старую кровать простынями, раздобытыми в недрах шифоньера, я размышляла о свободе.