На следующее утро вызвали снова и закрутилась очередная карусель с вопросами, выматывающими до потери пульса. Про прибор РЭБ никто не упомянул, поэтому и фамилия Мамона не всплыла в ходе допроса. Как и не всплыли подробности про сон и прочие странности, связанные с игровыми капсулами.

Еще не хватало из участка прямиком в психушку угодить, или того хуже — в секретную лабораторию под чутким руководством профессора Гладышева.

В конце дня довольно милая девушка принесла кофе и бумаги на подпись. С трудом продравшись сквозь витиеватые дебри юридических оборотов, я узнал, что за разглашение конфиденциальной информации положен срок, а также то, что претензий к правоохранительным органам не имею, и в случае чего с радостью посещу сие гостеприимное место еще раз. Ну хоть кофе бесплатным напоили и на том спасибо.

Миновав длинный коридор, я вышел в фойе, где и наткнулся на знакомое лицо.

— Диана, а вы что здесь делаете?

Девушка услышала меня, но прошла мимо, словно Василий Иванович был пустое место.

Что вы здесь делаете… глупый вопрос. Разумеется, следователям положено допросить всех, кто так или иначе причастен к делу. Причина моей встречи с Жорой была им известна, поэтому и госпожу Сарбаеву вызвали следом, дабы подтвердить показания.

Интересно, а до несостоявшегося архитектора Кирюши с приятелем Ильей руки дошли? Да уж наверняка, тем более что ребятки имели самое непосредственное отношение к злополучной автомастерской на Тихвинской. Теперь или в камере парятся, или сбежали в сторону горного перевала, вслед за авторитетным Патроном. При условии, что хватило мозгов.

Проследив взглядом за удаляющейся фигурой Дианы, я вздохнул и направился домой. Больше в участке делать было нечего.

До родного подъезда добрался затемно. Хотел прикупить по пути упаковку пельменей, но денег в карманах не оказалось, если не считать мелочи на проезд. Пришлось хромать за кошельком.

Послонявшись по темной квартире, и сграбастав с тумбочки пятирублевую банкноту, задумался. Постоял, почесал бритый затылок, прикидывая все за и против, и в итоге решился. Заглянул в туалет и вытащил прикрепленный к обратной стороне смывного бочка пистолет: старенький боевой «Грач» образца пятьдесят третьего года. Проверил затвор, наличие магазина, работу ударно-спускового механизма. Крючок шел туго и плавно, как и было положено.

Проведя беглый осмотр, поставил на предохранитель и сунул оружие в карман. Если поймают, то мало не покажется: двести двадцать вторая статья уголовного кодекса Российской Федерации с лишением свободы до трех лет. И не один адвокат «условку» не выбьет, потому как наказание за незаконное ношение оружия с каждым годом лишь ужесточалось.

Стоит ли так рисковать? Ох, не знаю… Неспокойно у меня было на душе, словно что-то давило, сжимая внутренности в тиски. Я, конечно, не Сэмпай, и беду предчувствовать не умел, но принципы действия простой логики никто не отменял.

Уж больно громким вышло дело, и Василий Иванович засветился в нем в полный рост. Вызвали на официальный допрос, бумаги составили, в базу данных занесли. Имея связи можно было легко вычислить фамилию бдительного гражданина, настучавшего в правоохранительные органы. А уж то, что у ближников ныне покойного Шункара такие связи найдутся, сомневаться не приходилось. Чай, не щипачи на рынке — ребятки серьезные, работают с размахом.

Натянув шапку на уши, я щелкнул замком, закрывая за собой дверь. Сделал шаг и прислушался — ничего необычного. Подъезд жил своей обычной жизнью, может чуть более спокойной, чем было пару дней назад. Оно и понятно, отмечать праздники четвертый день кряду тяжело.

Лифт тренькнул, гостеприимно распахнув двери. Я зашел в кабинку и нажав на первый этаж, улыбнулся в камеру под потолком. Кто там у нас сегодня дежурит?

Как выяснилось, на месте консьержа сидела Зульфия: слегка полноватая женщина с пробивающимися усиками над верхней губой. Тихая, спокойная и крайне внимательная к посетителям. Уж она бы пьяного Михалыча внутрь не пропустила, несмотря на китель с майорскими погонами.

Зульфия не любила общаться с жильцами, даже на приветствия не всегда отвечала, предпочитая вежливому «здравствуйте» настороженный взгляд. Поэтому я не стал задерживаться у окошка, лишь кивнув головой.

Прохромав по ступенькам, вышел во двор под свет фонарей. Ладони моментально спрятались в карманах куртки. На дворе хоть и царило унылое серое бесснежье, но январь месяц давал о себе знать: щипал за нос, прихватывал грудь, выбивая пар из легких.

Окинув взглядом улицу и не заметив ничего подозрительного, я зашагал по направлению к магазинчику. Рассчитывал обернуться минут за десять, но на деле вышло иначе. Обклеенные рекламой витрины непривычно темнели, а объявление на двери гласило, что в честь Нового Года гипермаркет работает по сокращенному графику, то бишь до десяти вечера. Часы на руках показывали начало одиннадцатого.

Вот незадача, и ведь вчера здесь закупался, а на объявление внимание не обратил, хотя оно было выведено крупным шрифтом. Стареешь, Василий Иванович, сдаешь помаленьку.

Возвращаться домой без пельменей не хотелось, поэтому я вздохнул и направился в сторону парка.

Еще один гипермаркет находился на обратной стороне Пушкинского сада. Большое двухэтажное здание, принадлежащее крупной федеральной сети. Этот магазин точно будет работать в любое время дня и ночи.

Дойдя до дороги, остановился на красный сигнал светофора. Из-за спины живым потоком хлынула веселящаяся молодежь. Рядом бахнула петарда и я вздрогнул, едва не выхватив пистолет из внутреннего кармана.

— Дядя чего стоим? — проорал один из подростков, раскрасневшийся то ли от холода, то ли от алкоголя. — Дороги же пустые.

Молодой был прав, по обе стороны автомобилей не наблюдалось. Но я уже давно привык не рисковать там, где может понадобиться скорость. На культяпках далеко не убежишь.

Дождавшись положенного сигнала, в полном одиночестве захромал по зебре. Впереди темнел сад: небольшой зеленый квадрат, втиснутый в узкое пространство жилых районов.

Центральная аллея было щедро подсвечена огнями, разноцветными лентами гирлянд. Судя по доносящемуся гомону, именно здесь проходила основная часть веселья. Играла музыка, бахали хлопушки, пару раз в воздух взлетал фейерверк. Крайне скудный на внешние эффекты — раскрылся алым бутоном и тут же погас — только легкий дымок завис в небе. Основная артиллерия отстрелялась в предыдущие дни, остались лишь жалкие крохи былого салюта.

Дойдя до бронзового постамента в честь великого русского поэта, я остановился. Впереди виднелась огромная ель с искусственным снегом на мохнатых ветках. Толпы народа слонялись вокруг, утопая в веселом гомоне и смехе, а хриплый динамик надрывался голосом Дедушки Мороза. Центральная аллея буквально кипела от жизни. Моя осторожность подсказывала, что нужно идти по ней, что так будет безопаснее, а левая культя… Левая культя болела и требовала покоя. Поэтому поразмыслив, я выбрал короткий путь. Свернул направо и по небольшой дорожке углубился в заросли парка. Пока по аллее дохромаю, натру обрубок до кровавой мозоли, а здесь выходило напрямки, с солидной экономией по времени.

Спустя две минуты я пожалел о принятом решении. Беговая дорожка впереди была плохо освещена, да к тому же оказалась слишком узкой. Густые заросли вплотную подступали к ней, формируя зеленый забор. Точнее зеленым он был днем, а сейчас выглядел, как сплошная темная стена.

Фонарей практически не было, а те, что имелись, выдавали тусклый мерцающий свет. Все силенки уходили на освещение центральной аллеи, а периферии доставались лишь жалкие остатки. Густые тени причудливо шевелились в ночи, меняя формы: превращались то в диковинных животных, то в фигуры людей. Я пару раз вздрагивал, принимая высокий куст за притаившегося человека.

Что, Василий Иванович, ноженьку пожалел? А собственной головы тебе не жалко? Совсем страх потерял на старости лет.