— Живой?

— А с чего бы мне быть мертвым.

— Вот и я думаю, с чего, — он перевел взгляд на Дюшу и улыбка погасла. — Этот что ли, богатырь?

— Он самый.

— Да-а, сразу видно — малый крепкий, но дурной.

Дюша в ответ лишь простонал нечто невразумительное.

— Чего мычишь-то, — удивился Василий Иванович, — или хочешь сказать, я не прав? Заявиться на разборку одному против четверых, много ума не надо… и здоровья тоже. Малой, я когда про правильные поступки говорил, другое имел в виду. Лезть в драку с заведомо проигрышным вариантом — величайшая глупость. Это в десять лет синяками, да ссадинами отделаешься, а в девятнадцать могут так накостылять, что мало не покажется…Эй, уральский богатырь, ну-ка посмотри на меня.

Дюша простонал, выпустив изо рта очередную нитку красного цвета

— Малой, помоги товарищу подняться, а то мне с моими ногами… сам знаешь. Надо здоровяка к Зинаиде Петровне свезти, пускай посмотрит.

— Нельзя к ней, — начал я было протестовать.

— А я сказал, можно.

— Она школьный врач, она обязана составить протокол осмотра и позвонить в полицию.

— Малой, не бзди, ничего она не составит и уж точно никому не позвонит… Переговорю я с Петровной.

В отличии от Дюши я смог встать самостоятельно и даже успел осмотреть тело. Кровь не шла, ничего не болело, но это пока. Минут через десять отпустит адреналин, и тогда напомнят о себе даже мельчайшие царапины. Да и хрен бы с ними… с царапинами, я школьную форму уделал, которая в единственном экземпляре. Хочется верить, что не порвал. Устроит сегодня мамка вечер лекций или наорет, а после расстроиться и неделю разговаривать не будет. Последнее хуже всего…

Подхватив Дюшу подмышку, я помог тому подняться. Ох и тяжелым оказался, зараза. Одной рукой схватив за перекинутую руку, другой придерживая за пояс, потащил в сторону «сойки». Таксист, суховатый мужчина лет пятидесяти, увидев нас затараторил:

— Этих не повезу.

— Десятку сверху накину, — пообещал Василий Иванович.

— Да причем здесь деньги, они мне весь салон загадят.

— Неужели подстелить ничего не найдется?

Спустя минуту отыскалась старая тряпка, бывшая в прошлом то ли простыней, то ли пододеяльником. Спешно расстелив ткань на заднем сиденье, загрузили поплывшего Дюшу.

— А ты куда? — удивился Василий Иванович, заметив, что я собрался в другую от «сойки» сторону.

— Домой.

— Э-не, Малой, поедешь с нами. Во-первых, Петровна тебя посмотрит — так, на всякий пожарный, а, во-вторых, тащить здоровяка я не нанимался. Ты за него впрягся, тебе и доводить дело до конца.

Вот ведь… зараза.

Зинаида Петровна Фролова в простонародье Петровна, оказалась мировой женщиной, точнее бабой. Именно так высказался Василий Иванович, когда все закончилось.

Соломатина осмотрели, смазали синяки и царапины и отправили на кушетку отлеживаться. Я же сидел в одних трусах, созерцая проплывающие за окном облака. Серьезных повреждений не обнаружили, разве что гематому на ребрах. Ну да и фиг с ней, с гематомой этой, поболит пару дней и перестанет, а вот одежда…

Петровна, услышав подобное заявление, лишь руками всплеснула:

— За целостность костей надо переживать, а он за тряпки трясется.

— Так он не из-за шмоток, — заступился за меня Василий Иванович. — Пойми, Петровна, родная мамка — это тебе не уличные хулиганы, эта угроза куда серьезнее будет.

— И правильно, я бы на месте матери всыпала по первое число. Вишь, взяли за манеру, отношения на кулачках выяснять — пинать друг друга, да по земле валять. Хорошо еще, до кастетов дело не дошло.

Врачиха поворчала-поворчала, но нашу с Дюшей форму забрала и отправила вместе с Василием Ивановичем в район цокольного этажа, где располагалось целое хозяйство в виде стиральных машин и сушильных шкафов.

Пока он отсутствовал, нам был устроен допрос с пристрастием: кто бил, где и по какому поводу. Дюшу не трогали по причине легкого сотрясения, а вот до меня докопались по полной программе.

— Зинаида Петровна, ну что вы ко мне пристали. Говорю же, не знаю.

— Ох и темнишь, Синицын.

— Хулиганы незнакомые на улицы прицепились, вот мы и подрались.

— Незнакомые?

— Незнакомые, — соврал я, не моргнув и глазом. Двоих из нападавшей четверки не знал, поэтому и ложь вышла ровно на половину.

— Одно меня в случившемся радует, — Зинаида Петровна устало потерла лоб, — наконец-то вы с Соломатиным перестали мутузить друг друга. Осталось дело за малым — перестать искать приключения на стороне.

— Мы постараемся.

— Вы уж постарайтесь, а то в следующий раз легко не отделаетесь. И не улыбайся мне здесь, а то вишь, моду взяли, набедокурят и в кусты. Мамки он испугался… Тебе не мамку надо бояться, а Зинаиду Петровну, у которой рука не дрогнет в случае чего. Директора наберу и положенный протокол составлю, честь по чести.

Грозы миновать не удалось. Нет, я не спалился — подумаешь, несколько синяков на руках, да гематома, расползшаяся чернильным пятном по ребрам. Под одеждой все равно ничего не видно. Спалились другие…

Дюша вместо того, чтобы отлежаться, приперся на следующий день в школу, отсвечивать ярко-фиолетовым фингалом. Тоже мне, маяк в безлунную ночь.

Досталось и нашим противникам. Саня-боксер отметился эффектной ссадиной на скуле, а Паштет при ходьбе западал на левую ногу.

Опытным педагогам хватило одного взгляда, чтобы почуять неладное. Как итог, всю нашу компанию оставили после уроков на серьезный разговор.

— Я должна знать, что произошло, — Галина Николаевна пыталась казаться строгой, но у нее это плохо получалось… Миниатюрную учительницу выдавал дрожащий голос. Уж лучше бы она орала и грозила карами небесными, чем вот так вот, с нервно стиснутыми пальцами поверх стола. — Пускай, я не ваш классный руководитель, но в мои обязанности…

— Вы наша классуха, — встрял Пашка, — приказ же не подписан.

— Директор обязательно подпишет, это вопрос времени. И что за манера, перебивать учителя, Бурмистров? Пытаешься сменить тему, так вот не получится. Пока не расскажете, что случилось, я вас никуда не отпущу.

— Галина Николаевна, и меня?

— А почему у тебя должны быть преференции, Синицын?

— Я не дрался.

— А это мы сейчас проверим… Рубашку задери.

— Зачем?

— А затем, Синицын, что весь урок просидел перекособоченный или думаешь, со стороны не заметно?

Признаться, я так и думал. Мамка за завтраком ничего не сказала, да и одноклассники расспросами не донимали. Лишь Агнешка на перемене поинтересовалась: не я ли вломил Дюше.

— Так и будем молчать?

— У меня спарринг был, — выдал первую пришедшую на ум отмазку Саня.

— Какой спарринг, Новиков? Не было у тебя вчера тренировки, я специально проверяла. А ты, Бурмистров, с лестницы упал?

— С велосипеда, — пробурчал недовольный Пашка. Он бы обязательно придумал про лестницу, но учительница его опередила. Беда у Пашки с фантазией, прям совсем беда… если только дело не касалось рисования детородных органов в учебнике. Да и там, мягко говоря, веяло однообразием.

— Значит упал с велосипеда, — задумчиво произнесла учительница. — И упал, на проходящего мимо Соломатина, так получается?

— Не было никакого Соломатина, я это… в кусты.

— Павел, скажи честно, ты когда последний раз на велосипеде катался?

— Года три назад, когда с пацанами на рыбалку махнули.

— Значит вчера ты не с велосипеда свалился, — вполне логично заключила Галина Николаевна.

Пашка понял, что наспех слепленная легенда трещит по швам, поэтому затараторил:

— Так это… я на нем и не ездил… я со стоячего.

— Ой, дурак, — Саня схватился за голову.

— Новиков, это не он дурак, это вы все — дураки, — вступилась за Пашку учительница. — Вам сколько лет, что до сих пор отношения на кулачках выясняете? Парни в вашем возрасте о будущем думают, за ум берутся и девушкам цветы дарят, а вы калечите друг дружку. Ну и чего этим добились, какой вопрос решили: кто в классе самый сильный?