— Эй, Никитос? — напомнил о себе Кузька.
— Геометрия?
— Алгебра, — признался одноклассник и вздохнул, — три примера с ответами не бьются.
Посмотрел я на потрепанного Кузьку: не помогли парню ни новая стрижка на День Влюбленных, ни расческа — снова лохмы торчат. А причиной всему странная привычка драть волосы. Запускать ладони в густую шевелюру и тянуть в разные стороны, проверяя волосяной покров на прочность. После подобных процедур у кого хочешь на голове беспорядок возникнет.
— Ну так как, Никитос, поможешь?
Я вздохнул, втягивая ноздрями аромат свежей выпечки. До начала урока целых двадцать минут, которые хотелось провести с пользой. Во рту уже ощущалась приятная терпкость лимонада, но Кузька…
Александр Кузьмин не был лентяем и домашку на переменах решал не от хорошей жизни. Был я у него как-то в гостях, в этом вечно гомонящем царстве детворы, где семеро по лавкам. Одна мать не справлялась с хозяйством, вот и приходилось Кузьме помогать на правах старшего брата. Он и кашу мог сварить, и подгузники поменять, и с цепью на велосипеде разобраться. Он многое мог, но увы, был ограничен количеством часов в сутках, может потому и драл несчастные волосы.
Образ пышущей жаром булочки мелькнул перед глазами и померк. Эх, Кузька-Кузька…
Булочку я таки купил. Не одну, а сразу несколько: для себя и товарища. Перекус в библиотеке строго воспрещался, но если незаметно из-под стола, то можно.
— Кузьма, с маком будешь?
— Буду!
Вот что мне нравилось в Кузьке, так это его простота. Не умел он расшаркиваться на пустом месте: «ой, да что вы», «право, так неловко».
В большой семье клювом не щелкают — таков был принцип Александра Кузьмина. Парень в один присест проглотил предложенное угощение, заодно расправившись и с моей булочкой, имевшей несчастье оказаться по соседству. Кузька это сделал не от большой наглости, а чисто машинально. Хорошо до баночки с газировкой не дотянулся, которую я благоразумно убрал на другую сторону стола.
В библиотеке стоял привычный гул: скрипели стулья, щелкали замки портфелей, тихо меж собой переговаривались ученики. Но нам с Кузькой болтать было некогда. Пока я решал алгебру, он во всю строчил реферат по истории, списывая целые абзацы с пятого тома «Современной истории России». Как же хорошо и удобно было лет двадцать назад, когда работы принимались в печатном виде. И даже стучать по клавишам было не обязательно — алгоритмы программ давно научились распознавать устную речь, переводя звуки в слова и цифры. Увы, чиновникам от министерства образования очередное новшество не пришлось по душе.
«Современная молодежь разучилась писать», — утверждали они.
«Подросткам необходимо развивать мелкую моторику», — вторили им психологи.
«Чем больше дети заняты, тем лучше», — радовались родители.
В конечном итоге печатные работы отменили, поэтому пятистраничные рефераты приходилось писать вручную, затрачивая кучу времени и сил. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. С системой проверки на плагиат было покончено. Корявый почерк школьников не распознавала ни одна из существующих ныне программ. Да чего греха таить, сами учителя не всегда разбирали. Чем Кузьма и пользовался, добивая нужный объем за счет чужих мыслей.
Я же погрузился в мир точных наук. Ручка выводила стройный ряд цифр — задачки решались по накатанной. Не такой уж и сложный предмет эта алгебра, нужно просто знать, где какие формулы применять. Ну и иметь немного внимательности, а то раскроешь не те скобки…
— Кузя, а из-за чего конфликт в столовой разгорелся?
Мысли о недавнем происшествии не отпускали, постоянно маяча на заднем фоне. Чуйка подсказывала мне, что просто так все не закончится и худшее ждет впереди.
— Из-за Тоньки.
— Из-за Тоньки? — не поверив, переспросил я. Из-за серой мышки, которая даже на общей фотографии умудрялась сливаться со стеной?
— Тонька в очереди на раздаче стояла, а за ней Сашка. Ну и начал до девчонки докапываться, почему на подносе такая «дешёвская» еда. Сказал, что некоторые с помойки жрать готовы, лишь бы платить поменьше, или с пола.
— И поэтому он скинул булку с подноса? — догадался я
— Прикинь, — и без того широкие ноздри Кузьмы, раздулись от возмущения. — Нашел, над кем издеваться, козлина. Тонька, она же тихая, безобидная. Хорошо, что Дюша рядом оказался, заступился.
Только Дюша и пришел на помощь, остальные просто стояли и смотрели. Вот такой у нас дружный коллектив. И с чего вдруг некоторые решили, что все было хорошо?
Да — мы справляли дни рождения, да — мы ходили в походы и на Новый год сняли большой коттедж, только все это не показатель. И не надо ладони к щекам прикладывать и, покачивая головой, приговаривать: «ой, мамочки, как неожиданно».
Сашка-боксер всегда любил издеваться над людьми, особенно слабыми и безвольными, не способными постоять за себя. И ничего здесь не поделаешь, потому как природа у него гнилая. И Спиридонов чванился деньгами папаши, но делал это по-тихому, опасаясь быть поднятым на смех. И Юнусов любил острое словцо ввернуть про нищебродов и тупое быдло, но схлопотав пару раз по загривку от Дюши, вынужден был цензурировать стендап выступления.
«Ой, да что же это такое деется… И как вам не стыдно, вы же милые котятки, вы же добрые зайчатки…» Тьфу!
Рука дернулась, отчего двойка вышла кривой, сильно похожей на тройку. Пришлось лишний раз обводить, рисуя жирным. А то с Кузьки станется, перепишет, не задумываясь и огребет.
Готово! Остался последний пример. Решу его и со спокойной душой допью остатки выдохшегося лимонада.
— Привет!
Рука снова дернулась, в этот раз куда сильнее, выводя на тетрадном листке кривую загогулину. Да чтоб тебя…
На свободный стул уселась ее величество Володина. Слишком близко она это сделала, нарушив личное пространство, и коснувшись моего бедра коленкой. Ноздри защекотал приятный мятный аромат: то ли жвачки, то ли крема.
Пальцы до боли сжали ребристый корпус авторучки.
— Чем занимаетесь?
— Никитос мне с алгеброй помогает, — выпалил простодушный Кузька.
— Правда? — девушка сделала вид, что заинтересовалась, разглядывая исписанный тетрадный лист. Придвинулась еще ближе и черные волосы защекотали кожу шеи. — Ой, да это же семьдесят шестая со звездочкой, неужели решил?
Я чувствовал дыхание и тепло, исходящее от ее тела. Кажется, совсем недавно мы вот так вот сидели с Олькой в библиотеке: я обнимал ее за талию, а она украдкой меня целовала. Пыталась в щечку, но я постоянно хитрил, подставляя губы.
— Вот здесь закралась ошибка, — острый ноготок указал на нижнюю строчку.
— Какая? — заинтересовался Кузьма и склонился над столом, чтобы получше разглядеть.
— Самая обыкновенная, в умножении. Со мной такое постоянно случается, когда устаю. Ребят, может передохнем и по шипучке?
Ошибка у нее закралась, с-сука. И тут едва плотину терпения прорвало.
— Тебе чего здесь надо! — проорал я, так что половина библиотеки обернулась. — Тебя кто звал!?
Тонкий пальчик поспешно покинул поверхность тетрадки — девушка растерянно заморгала. Но тут ей на выручку пришел простодушный Кузьма.
— Никитос, ты чего? Она же нам помочь пытается.
— Я чего, это ты чего?! Разуй глаза или не видишь кто рядом сидит.
— Вижу… Это Маринка, отличная девчонка.
От такого заявления у меня аж дыхание перехватило. Кузька совсем рехнулся или настолько очарован кукольной внешностью змеюки?
— Тебе рассказать, с кем дружит эта отличная девчонка?
Кузька вдруг нахохлился, и стал похож на возмущенного воробья. Торчащие в разные стороны волосы-перья лишь придали достоверности образу.
— Эта девчонка, дружит со всеми, — холодным тоном заметила Володина. Она уже справилась с растерянностью и теперь походила на ледяную королеву, оскорбленную в лучших чувствах. Воробушек по правую руку и её величество по левую — замечательный контраст.
