— Дурачок, не здесь же, — шепчет Агнешка, смутившись и окончательно забыв про недавний боевой режим.

— А чего такого? — удивляюсь я.

— Люди же кругом, смотрят.

— Ну и пускай смотрят. Я твой парень, ты моя девушка — имеем право.

— Еще девчонки из команды… засмеют.

Засмеют её, как же. Хотел бы я посмотреть на того несчастного, кто решиться связаться с Агнешкой Ковальски. Я вот решился, и теперь все тело в царапинах и мелких синяках. Не то чтобы деремся постоянно…

— От меня воняет, — привела подруга последний, и как ей показалось, самый убедительный аргумент. — Из-за тебя спешила, даже в душ не успела заскочить.

— Во-первых не воняет, а пахнет, а во-вторых, нашла чего стесняться. Я все твои запахи знаю наизусть.

— Дурак! — и снова последовал легкий тычок в бок.

Уверен, я был единственным человеком на планете, способным столь сильно смутить Ковальски. Чем периодически и пользовался, чего греха таить. Уж очень мило она смущалась: краснея и отводя взгляд, как это было принято у нормальных девчонок.

Нормальных… И кто только определяет, степень этой самой нормальности? Агнешка не вписывалась в общепринятый стандарт поведения и парня отыскала себе под стать, такого же дикого и странного, то есть меня.

Начало наших отношений отличалось от канонов, проповедуемых романтическими фильмами. Первое свидание в кафе-мороженном, красивое признание в любви, вздохи и ахи под луной — этого всего не было.

Агнешка была в доску своей, самой настоящей пацанкой с соседнего дома, с которой пять лет назад лазил в городской сад воровать груши, и вдруг отношения. С чего бы? Мне и в голову такого прийти не могло, если бы не Дюша… Соломатин выступил в роли крестной феи: небритой и депрессивной, по причине выпускных экзаменов.

— Зря теряешься, Никитос, — заявил он мне как-то в столовой. — Ковальски отличная девчонка.

— Ты же сисястых любишь? — удивился я подобному откровению. — Тебе меньше третьего размера не подавай.

— Не в сиськах счастье, — Дюша покачал головой, словно сам не поверил тому, что только что сказал. — Короче, я бы с ней замутил.

— Так мути, чего мешает?

— У меня не получится, только по зубам огребу.

— А я значит не огребу?

— Синица, ты либо слепой, либо дурак. Она за тобой всю школу бегает.

— Бред, — не поверил я.

— Паштет, скажи ему.

Пашка сидящий рядом, угукнул. Набитые ватрушкой щеки мешали нормально общаться, поэтому все, что он мог — лишь издавать нечленораздельные звуки.

— Дюша, хорош разводить. Все равно не поверю.

— А ты вспомни, у кого она постоянно дома торчала?

— Мы в приставку резались, фильмы смотрели. И чего в этом такого?

— А того… Только к тебе она и приходила.

— Дюша, ты реальный фантазер. Мы же мелкие тогда были, дружили всем двором, а когда подросли многое изменилось. И Агнешка в гости перестала заглядывать.

— Когда это случилось?

Я лишь пожал плечами. Столько всего произошло за последние пять лет, попробуй тут упомнить.

— Это случилось, когда ты с Дашкой начал встречаться.

Напоминание о Дашке острым ножом резануло по кишкам. Дюша неправильно истолковав мою изменившуюся физиономию, произнес:

— Вспомнил? То-то же… А когда с Олькой связался, она тебя вообще в игнор-лист включила.

— Да ладно? — удивился я.

— Вот тебе и ладно, — передразнил Дюша. — Настолько увлекся своей рыжей, что не замечал ничего вокруг.

— Нифига я не увлекся…, - и тут до меня медленно стало доходить. Отдельные фрагменты памяти складывались в целостную картину. Дурацкие конфликты с Ковальски в старших классах. Я не понимал, чего она вдруг ко мне прицепилась. Нормально же дружили и вдруг: не то сказал, не так посмотрел, не о том подумал. Списывал прорезавшуюся вздорность характера на женские гормоны, а тут вон оно что… И за парту она ко мне пересела, как только с Олькой разбежался.

— Блин.

— Дошло? — Дюша с сочувствием посмотрел на меня.

— Не понимаю… а как же шашни со Спиридоновым? Постоянные звонки на сотовый от неизвестного ухажера?

— Никитос, кто из нас троих дольше всего с девчонками встречался? За это время должен был изучить бабские штучки. Она тебя балбеса ревновать пыталась заставить. Паштет скажи ему?

— Угу.

Пашка весь разговор проугукал, набивая живот булочками, а потом больше остальных удивлялся, когда узнал, что Синицин с Ковальски встречаются.

Началось все нелепо: с пьяных поцелуев на балконе. Потом тискались и обжимались с неделю, а когда маман уехала в очередную командировку, Агнешка пришла в гости, да так и осталась до утра.

— Синица, ты себе ничего не выдумывай, — заявила она, пока я пялился на обнаженную грудь с торчащими сосками. — Мы не встречаемся, понял?

Я все понял, поэтому наслаждался сексом без обязательств. Да и вообще с Ковальски было круто, без всяких заморочек. Мы весело проводили время: гуляли по городу, ели большую пиццу на двоих или просто болтали о всяком разном. С ней ощущал себя настолько комфортно, что в один из прекрасных дней ляпнул:

— Секс по дружбе — это клево!

Ковальски отшутилась невпопад. Сделала вид, что все нормально, но я-то понял, что сказанул лишнего. Начал приставать с расспросами и в итоге довел до слез. Первый раз в жизни я увидел плачущую Агнешку. Не нахальную пацанку, способную дать отпор любому, а обыкновенную девчонку: тихо шмыгающую носом и вытирающую сопли кулаком.

Она тогда от меня сбежала, не сказав ни слова. На звонки не отвечала, а потом и вовсе отключила сотовый. Остаток субботы я промаялся в неведенье, а воскресенье купил цветы и пошел в гости.

— О, Ромео приперся! — заявила мать Ковальски с порога. — Велено тебя не пускать.

— Мне только поговорить.

— Вишь какой умный выискался… Вам всем только поговорить, а у девчонок через те разговоры глаза на мокром месте, — женщина сурово посмотрела на меня, но подвинулась. Пришлось протискиваться через дородную мадам Ковальски в квартиру. А потом случилось наше с Агнешкой примирение.

Вышло без красивых поз и оборотов речи. Я прямо сказал, что нафиг такую дружбу. Что друзей у меня и среди пацанов хватает, а вот классная подруга отсутствует. И что мне… и что мне хорошо с ней. А Агнешка ничего не сказала, она просто позволила себя обнять, уткнувшись хлюпающим носом в грудь.

Так начались наши с ней отношения: не простые, временами совсем сложные. Это я был привычен к поцелуям и обжиманиям, а Ковальски до меня ни с кем не встречалась, поэтому вела себя, словно дикая кошка. Вечно стеснялась и озиралась по сторонам, а вдруг кто посторонний увидит, как мы обнимаемся или, не приведи боги, целуемся. Меня поэтому на тренировки волейбольной сборной перестали пускать. Дескать, сбиваю с ритма игры капитана команды.

Это еще разобраться надо, кто кого сбивал. И кому вместо экзаменов по ночам упругая попка в шортиках снилась.

— Чего застыл, пошли, — Агнешка потянула за ладонь, и вдруг пальцы разжались. Чего это она? Я повернул голову и увидел девчонок из команды. Ну да, конечно… стоило появиться зрительницам на крыльце, и подруга тут же засмущалась. А эти стервозы, словно специально уставились, еще и перешептываются меж собой.

Я погрозил вредным девчонкам кулаком, пока Агнешка не видит, и поспешил следом. Попробуй теперь, угонись за длинноногой пантерой.

Только когда свернули за угол девушка свободно выдохнула, позволив взять себя под ручку. Когда был мелким, не понимал, зачем парни это делают. Всегда считал за западло и розовые сопли. Сколько раз ржали с дворовой пацанвой, наблюдая за очередной парочкой влюбленных, вцепившихся и не отпускающих друг друга ни на шаг. Даже когда встречался с рыжей Олькой, не позволял себе подобных вольностей — с Агнешкой вышло иначе. Может я повзрослел, а может причиной всему была реакция девушки. Ковальски напрягалась и вздрагивала каждый раз, стоило прикоснуться к её ладони. Была бы у девушки шерсть, непременно вставала дыбом, словно у дикой кошки, дозволяющей себя гладить. Правда, в отличии от пантеры Ковальски не кусала, а сразу била кулаком. Сердце до сих пор замирает в ожидании, хотя четвертый месяц вместе.