Это подход странным образом работал, ровно до тех пор, пока я не увидел впереди взгорок. И зачем решил на него забраться? Местность захотелось осмотреть, шоссе увидеть, которое в ночи должно светиться, как новогодняя гирлянда на елке?

По ощущениям поднимался на холм целый час: окончательно потерял фонарик и затратил кучу драгоценных сил лишь для того, чтобы убедиться — кругом темный лес. Это ж сколько еще топать? Вот тебе и салют, Вера…

Вслед за верой стала покидать надежда выбраться из этого треклятого зимнего леса. Только слабый огонек непонятно чего продолжал тлеть в груди.

«Но я в тысячный раз…»

Шаг… и ещё шаг… Неудачно ступаю и заваливаюсь в снег. Без посоха и без одной перчатки, улетевшей следом в темноту. Пытаюсь подняться и только сейчас понимаю, насколько устал. Тело ватное, едва слушается. Колени с трудом гнутся, еще не хватало чтобы шарниры застопорило от мороза. Палку нахожу, она валяется тут же, неподалеку. Поднимаю ее и обнаруживаю перчатку, намертво прилипшую к деревяшке. Хвала небесам — нашлась, а то пальцы скрючило от мороза, пока ползал и вставал.

Шатаясь, продолжаю бесконечный путь в никуда. Шаг за шагом, в бескрайних просторах белого киселя. Где ты, Лесное шоссе? Покажись…

В голове зашумело — это организм начал сбоить. Помниться, раньше по молодости мог гулять часами, а когда лишился ног, начались проблемы с давлением. Врачи на жалобы лишь разводили руками, говоря: «а что вы хотите, больной, нарушен большой круг кровообращения. Пейте таблетки и старайтесь меньше уставать».

Совет замечательный, особенно сейчас, с учетом сложившейся ситуации. Я бы рад прилечь и отдохнуть, да вот только боюсь, подняться уже не смогу.

Кожа лица ничего не чувствует, как и ноги…. Смешно. Были бы мужики, обязательно посмеялись над шуткой. Особенно Дядя Федор, не упускавший возможности пройтись по моим культяпкам: то носки пришлет на Новый Год, то лазерную терку для пяток, чтобы «значица» не грубели. Простым парнем был Федя и шутки у него были несложные.

Я так и не понял в какой момент оказался лежащим на спине. Вроде бы брел по бесконечной белой пустыне. Впереди мелькала цель в виде пушистой ели и вдруг темные просторы неба раскинулись над головой. Плещутся, бьются о берег, оставляя пену на песке. Нормальном речном песке, грязно-желтой расцветки, а не красно-рыжей, выжженной палящим солнцем саванны. Я закатываю штанины и захожу в прохладную воду. Ощущаю приятное покалывание по коже. Чувствую, как ступни погружаются в мягкий податливый песок. Дно расступается под весом тела, засасывает. Если немного постоять, то и по самую щиколотку можно провалиться. А волны все накатывают, шумят на разные голоса. Есть в этой многоголосице что-то родное, успокаивающее ритм бьющегося сердца.

Поднимаю голову и любуюсь восходящим над горами солнцем — красота! Покрытые зеленью холмы, простирающиеся с запада на восток. Внизу пробегает серая лента дороги, обозначенная фонарными столбами. Вдоль берега едва различимы силуэты редких домов: днем их не видно, зато ночью горят сотнями светлячков. Давно хотел выбраться на природу, да все заботы и тревоги, закрутила треклятая бытовуха. Спрашивается, и чего раньше не приезжал.

Вот так бы век стоять и слушать Великую реку. На берегу небольшого острова, поросшего деревьями и травой, затерявшегося среди водных просторов. Смотреть, как солнечный диск поднимается из-за гор, роняя ползущие тени на склоны.

Возвращаться обратно в город, с его треклятыми волнениями и заботами? Обходиться снова без ног — нет уж, увольте.

В голове проносится мысль о том, что было бы неплохо написать заявление на увольнение. Директриса, обожающая во всем порядок, будет ругаться. А еще расстроится одна на редкость своенравная и упертая учительница, но она поймет, она обязательно поймет… Закрываю глаза и наслаждаюсь порывами легкого ветра, согретого лучами восходящего солнца. Хорошо…

— Не думала, что мы встретимся снова, — звучит за спиной чужой голос. Я оборачиваюсь и вижу девушку в легком летнем платье. Совсем молоденькую, может быть даже школьницу, с правильными чертами лица. Не идеальными, а именно что правильными. По отдельности можно придраться к чуть великоватому носу с горбинкой, к губам, складывающимся в кривую линию, к слишком узкому, по-мальчишески заостренному подбородку. Изъянов масса, но все вместе складывается в гармоничную картину, каждый элемент которой на своем месте. Убери какой-нибудь один, сгладь шероховатости и выступающие углы, и произведение разрушится, превратившись в обыкновенную пластмассовую поделку, коих миллионы.

Гостья была незнакома и одновременно легко узнаваема. Как будто мы виделись мельком, а может даже были знакомы. Другие черты лица плыли, едва угадывались, дрожали миражом в знойной пустыни. Стоило сконцентрироваться на них, обратить внимание и наваждение тут же исчезало.

— А у тебя здесь красиво, — девушка, сощурившись, посмотрела в сторону лесистых холмов, — большая река, песок. И даже горы имеются, правда небольшие. Что это — Енисей, Амур, а может быть Волга?

— Разве это имеет значение?

— Никакого, — легко согласилась она. Опустила глаза и издала удивленный возглас, словно впервые увидев то, во что была одета. — Все чудесатее и чудесатее! — заявила девушка и приподняла подол, демонстрируя худые, выпирающие коленки. — Мечтала купить себе такое платье в пятнадцать лет.

— Почему мечтала? — удивился я. — Ты сейчас в нем.

— Дурья твоя башка, Василий Иванович, кругом же все ненастоящее.

Я не обиделся на её слова. Само место не располагало к подобным мелочам. И даже пытающаяся казаться вредной девчонка напоминала щебечущую птицу за окном.

Гостья это поняла, поэтому не стала тратить времени на споры. Подошла к берегу и вытянула худую ногу. Осторожно, одними кончиками пальцев коснулась воды и ойкнула.

— Холодно?

— Очень, — пожаловалась она и поводила плечами, словно пытаясь согреться.

— По началу всегда так. Ты сначала в воду войди и постой немного.

— И какой в этом кайф? Стоять по колено в ледяной воде и пялится на горы?

Я лишь усмехнулся про себя. Толку с молодыми спорить — время придет, сами поймут. Вдохнул свежий воздух полной грудью и прикрыл глаза, наслаждаясь лучами солнца — первыми в новом дне, и от того наиболее нежными и ласковыми.

Сзади зашумела вода. Гостья не смогла удержаться, и теперь шла ко мне, смешно загребая ногами. Задранный подол платья успел намокнуть, а несколько капель умудрились попасть даже на лицо девушки.

— Чего лыбишься? — пробурчала она, встав рядом.

— Ты забавная.

— На себя посмотри, — снова пробурчала девушка и пошевелила губами, проверяя их на эластичность. Подняла уголки, изображая всевозможные улыбки и даже дотронулась пальцами до щеки. — Странно, — едва слышно прошептала она, а может просто почудилось за плеском волн.

Мы простояли некоторое время в тишине. Я слышал дыхание гостьи, ее возню с намокшим платьем. В конце концов девушка бросила бесплодные попытки и опустила подол в воду.

— Ты же понимаешь, что умираешь, — наконец произнесла она.

— Не говори глупостей.

— Значит не понимаешь…

Я понимал куда больше, чем она могла представить, и поэтому молчал, наслаждаясь внутренним покоем. Покоем, которого не знал за всю свою жизнь. Боже, как же я устал… Я и не представлял, насколько.

— Нельзя просто так взять и сбежать… Тебя ждут!

Девушка продолжала говорить, но я не слушал, погруженный в великое спокойствие могучей реки. Мир снаружи и мир внутри — две чаши весов наконец уравновесились, пришли к единому знаменателю. А это значит можно закрыть глаза и отдаться на волю…

Острый кулачок толкнул в бок. Получилось больно, совсем как от Диана Батьковны. Та тоже вечно любила пихать костяшками под ребра. Красивые по-восточному глаза миндалевидной формы. Грусть, застывшая на любимом лице. Ровная гладь воды заколыхалась внутри, пошла волнами.