— Я не из-за тебя сопли мажу, — жёстко говорит про себя.

— Я понимаю, что ты обо мне заботишься. На себя злюсь, что такая никчёмная, — бормочет, оправдываясь.

— Ты не никчёмная, — встав, хватаю её за плечи, чтобы чётко поняла — я не издеваюсь и не пытаюсь её приободрить.

Говорю искренне.

— И я на тебя правда сорвалась. Просто забыла, что ты — не мои бывшие «подружки». Те могли легко не заметить, что я растроенна, разозленна или чем-то огорченна. Всегда прикалывались, что у меня пмс. Ты же всё близко к сердцу принимаешь.

С каждым моим словом Эми поникает.

— Что?

— Говорю же, никчёмная, — ошеломляет выводом.

— Тебе не нужна такая подруга. У тебя вон какие были.

— Какие?

— Клёвые. Под стать тебе. Я же до двадцать двух остаюсь невинной. Убожище.

— Эми, слушай. Ты — не как они. Это правда. Ты намного лучше. Прекрати развозить нюни. И про невинность замолчи. Было бы лучше, если бы тебя попользовал, а потом… — замолкаю.

— Ев, с тобой так…построили? — аккуратно пытается вытянуть большее девушка.

Качаю головой. Лучше не знать ей события, при которых я лишилась д*вств*нности.

— Не. Мой первый раз был классный. Пошли, — перевожу тему.

— Куда?

— Ты же на метро?

Эми кивает.

— Мне на него тоже надо.

— А тебе в какую сторону? — морщусь от холода, но адрес отца называю.

— Мне в противоположную, — грустнеет Ватрушкина.

— Ой.

— Что? — не понимаю её реакцию.

На плечи падает мягкое "облако". Слегка приседаю от неожиданности.

— Подвезти, новенькая? — предлагает Романов, вальяжно обойдя и встав сбоку.

Просовываю руки в пуховик. Жутко дорогой, новый, бирка висит, и женский.

— Ты у кого пуховик украл, иуда?

— Это, так понимаю, вместо "спасибо"? — глумливо скалится.

— Ев, — прерывает гляделки Эми.

— Да? — поворачиваюсь к ней, прекратив смотреть на наглеца, демонстративно засунувшего ладони в карманы строгих брюк, чтобы…что?

Показать напускной пофигизм?

— Я пойду. Ты езжай с ним, — шепчет на ухо, под изломленную бровину Романова.

— А ты?

Прикрываю ладонью наши лица. Кто знает нехристя. Вдруг и по губам читать умеет.

— Тебе надо налаживать с ним контакт. Мне — учиться. Займёмся важным.

— Может…

— Если что, пиши, — не даёт договорить девчонка.

— Пока, — «отлетает» она от меня мячиком.

— Постой, ватруш, — роняю, но соседка махнув на прощанье, убегает, только шапка с помпоном трясётся. И вот она, и её хозяйка быстро скрываются за поворотом.

Стою дура дурой, не знаю бежать за ними, али нет?!

Но его голос мешает сердцу биться нормально. Мысли о Ватрушкиной уносит продувным ветром.

— Забавная. Подруга твоя?

— Ёбан…

В последний момент хладнокровно топлю матюк, вспомнив, что хорошие девоньки не матерятся.

— Зачем подкрадываешься, нехристь? — упираюсь рукой в грудь сильную, мускулистую…

Нет. Нужно прервать порочный круг.

Надо набраться смелости и сходить к бабке-ведунье за отворотным зельем. Скока можно растекаться лужей?!

Так же в тренажерный зал абонементик купить не помешает, мысленную зарубочку делаю.

Обладала бы растяжкой «ух», могла бы упереться ногой. Но я бревно бревном, поэтому стоим теперь, как в мелодраме. Романов мою ладонь в тёплой лапе держит, я истуканом замерла, глазами «хлоп-хлоп».

Уму непостижимо, но в его компании, холод не берёт.

На улице минус семь, а мне рядом с ним тёпло.

— Новенькая, а, новенькая, — шепчет «разбивенец» девичьих сердец. 

— Да? — тоненько «подшептываю», изображая (на кой ляд?) тургеневскую деву.

— Долго стоять будем? — мажор упрямо добивается конкретизации.

— Подвезти тебя, или сама почапаешь? Решайся быстрее, своих дел по горло, — откидывает ладонь мою с себя.

«ТРЫНЬСЗ-З-З».

Это момент вдребезги разбился. Осколки жестоко вонзились в меня, но зато благодаря им соизволила очухаться.

— Поехали, — чешу нос.

Часался чего-то. По всей видимости, аллергия на сомнительных личностей обострилась

— В обратную сторону, — иронично хмыкает король, когда я направляюсь к парковке.

Не мог сразу сказать демонюка.

Чтоб не спалил, закатываю глаза до того, как разворачиваюсь. А повернувшись, спокойно иду, куда сказали.

Увидев в нескольких метрах знакомую машину, вприпрыжку добегаю до неё.

Открываю дверь. Странно, что Романов поиздеваться не решил. Там заблокировать спецом.

Залезаю внутрь.

— Тц. Похоже поцарапалась, — уже в теплом салоне, замечаю на внешней стороне ладони кровь.

— Что? — садясь на водительское сиденье, обращает внимание Романов на моё недоумение.

— Не моя кровь. Если не моя, значит… — стремительно поддалась вперёд. И прикиньте, он, лихо, всея универа, размазался по двери.

Может от неожиданности, а может боится. Меня(?).

Гы-гы-гы.

— Что, новенькая, что? — не понимает синеглазый.

— Руки-ка дай, — тяну свои к его.

— Не спрячешь, — ехидничаю.

— И отрубить тебе их нечем, спрятать так же некуда. Дай, гляну, — неугомонно лезу на него.

Увидели бы творящееся Илонка, да группа её, живущая под лозунгом, "развлекуха без напрягуха", точно решили бы, что я от слов к делу перешла.

Но — нет. Просто нужно узнать. Не решила, что буду делать с новой информацией. Но фиг с ним, потом решу.

— Всё. Хватит, — морщится парень.

Понимая, что ему больно, испуганно замираю.

На нём. Рома смотрит…на мои губы и медленно начинает к ним склоняться.

Чувствую его дыхание в паре миллиметров. Понимаю, что сейчас поцелует. Закрываю глаза, глупо поддаюсь к нему. И…вместо воплощения моей влажной фантазии в жизнь, он просто отодвигает меня от себя, и "перебрасывают" на сиденье рядом.

— Переборщила. Прости, — пытаясь скрыть неловкость, закусываю губу.

— Ничего, — натянуто принимает извинения.

И прекращает скрывать ручонки. Не пихает их мне, со словами: "Ну, на, на, смотри. Хотела же."

Ему просто надо завести машину, а мне всё так же надо посмотреть, что с ним.

Побеждает, в общем, моя персона.

Рывок и я бережно удерживаю его за кончики пальцев.

— Что случилось? — потрясённо выдыхаю.

На руках живого места нет. Они полностью в запёкшейся крови. И кое-где, от неосторожного движения, она стала сочиться снова.

— Поехали в медпункт? — прошу жалостливо.

— Ромашкина, — с нечитаемым выражением, мою ладонь перехватывают. Сжимают пальцы.

— Да?

— Почему ты такая? — продолжает таращится он на наши соединённые руки.

— Какая?

— Заботливая.

Фантомное чувство, что меня бьют под дых, в тот момент, когда его красивое лицо уродует брезгливая мина.

Но, в следующую секунду, другими пальцами, парень стирает с моей ладони свою кровь. И я догадываюсь, что брезгливость адресована не мне. Ему от себя противно. Но…почему?

— Ром, — впервые называю его по имени.

— Что, Ева? — захватывая в плен холодных глаз, устало говорит.

В данный миг он кажется таким настоящим.

Нормальным, простым, обычным. Пусть и смазливым.

— Что произошло? Почему ты…

— Куда тебе?

"в крови".

— Называй адрес, — мигом становясь надменным Романовым, всея универа, он убивает желание помочь за секунду.

— Зелёные пруды, двадцать, — цежу сквозь зубы.

Хотела всего-то помочь. Тяжело было принять помощь?

Обязательно строить из себя глыбу ледышечную?

— Не против музыки? — зачем-то уточняет.

Пожимаю плечами.

— Делай, что хочешь, — разрешаю.

Может хоть раздеться. Мне безразлично. Довёз бы до дома и пусть дальше калечится.

Мне всё равно. Всё равно будет. Всё равно. Убеждаю, убеждаю и убеждаю себя.

Но не убеждается, неизвестно по какой причине.

Погрязнув в пасмурных вязких мыслях, не отслеживаю, что Романов хочет мне что-то сказать.

Не решается. Закрывает рот и зло тычет в экран.