— Кинь обратно, — слегка улыбается он.

Но я бред такой не слушаю. С моим везением я могу окно выбить на раз. А лишних денег на ремонт дорогой тачки нет уверена.

Поэтому, ну, ещё и по тому, что натурой расплачиваться не желаю, аккуратно кладу «батарейку» на задние сиденье. Потом возвращаюсь на своё. И повторно пристёгнувшись, включаю "яблочного друга".

— Мля-я-я, — стекаю вниз от ужаса, увидев тридцать пропущенных. На каждом из них стоит "папа".

На каждом!

Мне крыбзда.

— Что?

Вся лёгкость и непринуждённость вмиг из Герцмена улетучивается, когда он видит, что я стала бледнее белил.

Мы остановились на светофоре, поэтому он мог спокойно повернуться ко мне и заглянуть в телефон.

— Погоди, — вдруг выхватывает он его из ослабевших рук и внимательно разглядывает фотку отца, которую я взяла из инета и поставила на контакт.

— Ты — дочь Маркова? — мрачно отдав ошарашенной мне телефон, сквозь зубы уточняет мажор.

— Т-д-тд-да? — полувопросительно отвечаю, надеясь, что он меня на голгофу не потащит за это.

Но выхода нет. Даже, если потащит, как соврать то?!

Всё очевидно.

Сомневаюсь, что у кого-то на номере, подписанном "папа", будет стоять левый незнакомый мужик.

— Как ты можешь быть его дочкой?! — презрительно кривит губы Марк.

Брови мои залезли на затылок, причём на затылок парня, но я молчу. Вдруг задам вопрос и он закроется. Пусть уж лучше продолжит и расскажет чем вызвана его лютая ненависть.

— Он ведь…

Бляха же муха. Не я, так орущий рингтон прервал. Страдальчески закатив глаза, прежде чем ответить, чётко оттарабаниваю:

— Ты обязательно расскажешь, чем тебе не угодил мой отец, — и не заметив, что Герцмена повторно перекашивает, нажимаю «принять вызов», слегка помолившись до.

— Привет, па, — чётко смотря в камеру, растягиваю подрагивающие губешки, в разные стороны.

Огромное желание глянуть на Марка, но так выдам себя точно. Потому терплю.

Ничего. Чувствую — едем. А это говорит о том, что он так же находится в салоне. На дорогу, не перенеся внезапно открывшейся правды, всё же не выпрыгнул.

— Ты где? — мужчина цепко оглядывает помятую мордашку доченьки.

Мысленно хвалю саму себя, что вчера не наносила мейк.

Зуб даю(не свой. Романова), мажоры не озаботились бы тем, чтобы стереть его с моего лица. Сомневаюсь, что они знают то как это делать вообще.

Так что, если бы не лень матушка, сейчас я перед папой предстала бы в ужасном видке. И его не одна ложь, придуманная моим извращенным мозгом, не спасла бы.

— Ева? Ау? Ты слышишь? — выходит из себя отец, глазами остановившись на кусочке кресла.

— Где ты? Снова за старое?

— Па-а-а. За какое старое? — спрашиваю и в следующий миг сама жалею об этом.

— За пьянки свои и наркоту, — рычит зверем отец.

Первое желание — понизить динамик, но Марк уже всё самое худшее услышал.

Млять. Какой звездец. А самое главное, что позорище это было не предотвратить. Наушники — дома, а по видеосвязи, на "безвучке" для окружающих, никак не поговорить.

— Па-аап, я с подружкой засиделась. Она вводила меня в курс. Дала конспекты. Всё же обучающая программа реу, сильно отличается от хек, — придумываю на ходу.

— Да. Да. Ври больше, Ева, — распаляется Марков, сильнее и сильнее.

— Совсем у тебя совести нет. Сколько…

— Михаил Андреевич, — тонкий голосок Светы — помощницы отца, обрубил поток желчи.

Но то, что она прервала нас, значило одно — появились супер-пупер неотложные дела. Значит, сеанс порицания на время прекратится.

Пытаюсь едва заметно выдохнуть. И-и-и…

— Не выдыхай мне тут, — обламывает папа.

Тут же закрываю рот ладошкой. Чтобы лишний раз не нервировать родителя, думаю и дышать прекратить. А потом вспоминаю, что асфиксия — это не то, что мне сейчас нужно.

— Мы ещё не закончили. После пар, чтобы дома была, как штык. Иначе ты знаешь, Ева, что будет, — угрожающее сдвигает брови к переносице Марков.

Тут же киваю головой, показывая всем видом, что услышала, вняла и исполню, в лучшем виде.

— Знаю-знаю. Буду.

— Если ты не придёшь…

— Пап, чего ты нервный такой? Почему я тебе вдруг понадобилась? — удивляюсь чрезмерному количеству угроз.

— Синичка… — папин голос ощутимо теплеет. Еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. — …решила специально приготовить ужин, чтобы сблизиться с тобой. Она в отличии от некоторых, всеми силами хочет подружиться.

— Поняла, — лицо «забетонилось», независимо от моего желания.

Чтоб эту синичку в дымоход засосало.

«Решила наготовить», перекривляю от души отца родного. А он, после того, как бросил в мою сторону предупреждающий взгляд, переключился на бедную Свету.

— Что там у тебя, Хворостова? — вгоняет он её в мандраж, потеряв интерес к моей персоне.

Первая нажимаю "завершить вызов", не дослушав мямленье Светки. Жаль её бедную конечно. Весь залп, вызванный мной, на себя приняла.

— Так что? — навожу «прицел» на Марка.

И что вы думаете?! Опять шандарахнуло. Не знаю чего нервным таким быть.

Но не смотря на обостривший «вздрагивательный» тик, Герц слегка оборачивается, закончив зелёными «фарами» подсвечивать дорогу.

— Что? — хрипло выдыхает.

Предложила бы воды, горло промочить, чтобы не каркал. Но может не в сухости дело.

— Чем тебе не угодил мой па…

— Ой, — заставая врасплох, «округляется» мажор.

— Что? — как дурочка, дублирую сказанное им парочку двоек-троек(тузов)секунд в прошлом.

— Приехали, — скалится радостно, чрезмерно радостно, подозрительно до невозможности, указывая на очевидную истину.

Маленькая пометочка: очевидную для адекватного человека. У меня же произошел явный рассинхрон. Чувства и мозг перестали друг с другом конектиться*.

Ладно, глаза. Им осечку простить можно. Их два всего. И оба — на лице, ни одного на затылке.

Но осязание ваще скончалась походу.

Стоим на месте. Закончили рассекать по городу, в общем.

Вон, в зеркале, заднего вида, фасад Р.Э.У виднеется, а я, непонятно каким местом, думала, что дальше едем.

Марк, паразит, на теле общества, не обратив внимание на ромашечный офигей, вылезает из своей пафосной тачки и нагло чешет к универу.

Нагло. Чешет. К. Универу.

Кое-кого, возмущенного до глубины души, оставив.

Нет, вы посмотрите на него. Посмотрите!

Что делается, что творится?!

— Пф! Пф! Пф! — вываливаюсь из машины, не так элегантно, как мажор. Зато, от всей души, хлопнув при этом дверцей.

Забыла ёпрст о том, что на ремонт, денег до сих пор — нема. Но слава машиному богу, три татушки три та-та, обошлось.

Не разбив в осколки ничего ничегошенького. Я смогла, с чистой совестью, пыхтеть дальше.

Теперь уже на бегу и взяв на себя роль, волка, из известного мульта.

— Погоди! Мои ноги короче твоих, — кричу в могучую спину труса позорного.

Сказал бы по-русски: «Хрен тебе в обе руки и морковку между…глаз. Не расскажу ничего и всё». Я и отстала бы.

А эта кудрявая овца дала такого дёру, как будто я, в своей одержимости, добиться истины, запытаю её…чтоб меня…его до смерти.

— Ма-а-арк, ну, погоди, — тяну все возможные гласные, преследуя цель, чуток убрать схожесть с мультиком.

Но это оказывается гиблым делом. От сравнения, с советским шедевром, не скрыться.

Даже по ступенькам, проклиная все когда-то зверски сожранные пирожные, скачу зайцем.

С прискорбием признаю, пора на пробежку по утрам выходить.

Сменив "пых-пых" со злого на усталый, упрямо не сдаюсь. Ибо сдаются только слабаки.

А ты, Ева, не слабак. Ты "могуща" и тверда. Ты — воин! Подбадриваю себя, чтобы были силы преследовать своего «зайчишку» дальше.

Да ё! Сколько же этих ступеней?! Недоумеваю, выплюнув лёгкие на бетон.

Тысяч пять?!

Наконец-то, у самой двери, удаётся парня нагнать. Врезавшись в его спину головой.