Страсть выжала из них все силы. После они лежали, завернувшись в алый протекторский плащ, при неровном свете огонька лампадки и восстанавливали дыхание.
— Сюда точно никто не заявится? Кажется, мы нашумели… — хрипло сказал Кеан.
— Нет, — покачала головой Настурция. — Сестры считают, что это место проклято. Много лет назад здесь свела счеты с жизнью одна… Ее тоскливый призрак живет в этих камнях… Уууу! — насмешливо взвыла она, имитирую скорбный стон неупокоенного духа. — Так что если и услышат шум, то сбегут, осеняя себя священными знаками, — Настурция провела рукой по его повязкам. — Лучше скажи, как это случилось.
Кеан положил ладонь поверх ее пальцев:
— По глупости. Был самонадеян. Практически погиб.
Он смолк, не желая говорить о тошном, и словно прочитав его мысли, Настурция поцеловала его в губы, а затем потерлась о щеку:
— Щетина тебе не идет…
— Кстати, где ты взяла бритву?
— Не узнал? — Настурция лукаво улыбнулась, а затем положила голову ему на плечо. — Она твоя… Когда прошел слух, что ты погиб, я пробралась в твою келью и украла несколько вещей. Хотелось, чтобы осталась хоть какая-то память…
— Как ты?…
Кеан осекся, увидев росинки на ее ресницах.
— Было горько, — призналась девушка. — Ведь я прогнала тебя тогда. Дура. Забыла, кто я, а кто ты. Я не имею права ничего требовать от тебя…
Безмолвно улыбнувшись, Кеан и потянул за тесемки на маске, распутывая узелок. Красная накрахмаленная ткань скользнула с лица, Настурция открыла рот от удивления. Ее пальцы провели линию вдоль его прямого носа, по лбу, коснувшись густых чернух бровей. Она сказала, пожирая его взглядом:
— У тебя красивое лицо, но я это и так знала. Это никакая маска не скроет, — Настурция провела кончиком пальца по спинке его носа. — Это было откровенно… Я тоже буду откровенной… — она привстала с его груди. — Меня зовут Дайре Амаранта…
Амаранта… Кеан помнил эту нашумевшую историю. Образцовая высокородная семья, в одночасье уничтоженная за потворство еретическим течениям. Кажется, дело было в их новой фабрике. Кеан в то время был на охоте далеко в окрестностях Иллалика. Настурция смотрела на него, прикусив губу в ожидании реакции, но Кеан не знал, что сказать. Его сущность протектора пыталась встать на дыбы, но чего он ожидал? В Сестер Отдохновения не ссылают благочестивых дам.
— Вы правда… шли против Закона Благодати? — выдавил он из себя.
Настурция погрустнела.
— Нет… У отца была мечта, и она кому-то не понравилась…
На ее ресницах вновь появились росинки, и Кеан смахнул их с ее глаз:
— Не плачь…
— Легко сказать, — губы у нее задрожали. — Посмотрим, что бы ты сказал, будь по ту сторону, — она гневно потрясла за кольцо на своем ошейнике.
Кеан растерялся. Жалость и нежность вытеснили все прочие эмоции, и он притянул к себе сопротивляющуюся девушку, приговаривая:
— Ну чего ты дерешься… Мне жаль… Мне жаль…
Он шептал, баюкая ее, и Настурция снова обмякла в его руках.
— Отец мечтал, чтобы книги стали доступней…
Точно. Печатная мануфактура Амаранта, на которой были обнаружены запретные книги по колдовству и философии, отрицающей Закон Благодати. Мужчин казнили, женщин заточили. Обычная история, но сейчас она затронула его за живое предательским вопросом, на который ему было страшно получить ответ: что если пострадали невиновные люди? Раньше Кеан и помыслить не мог о таком, его вера в непогрешимость постулатов была подобна камню. Он и раньше видал женские слезы слышал мольбы и проклятия. Все это напоминало берега далеких островов, где он никогда не побывает. А тут — гром среди ясного неба, совсем близко, на его плече.
— Вижу, как ты смутился, — шепнула Настурция, зарывшись лицом ему в грудь. — Для тебя я, наверное, хуже каторжницы или блудницы. А я… я ненавижу протекторов, за то, то они сделали, но тебя почему-то ненавидеть не могу. Каждый день как в тумане. Разум спасается тем, что засыпает глубоко в голове, и я представляю, что тело — это не я, это кто-то другой, но с тобой просыпаюсь, хочу бодрствовать…
На этих словах Кеан окончательно потерял голову, прервав ее слова поцелуями. Их тела снова переплелись на холодном твердом полу, и он забыл абсолютно обо всем: о принципах, устоях, гордости и чести.
— А я… Адонио. Меня зовут Адонио, — шептал парень полузабытое имя, и в голове вспыхивали золотистые степи, зеленая гладь реки и звон отцовской кузни. На несколько мгновений он словно перенесся в прошлое и стал тем щуплым и прытким мальчишкой, что днями напролет готов был рыбачить и ненавидел мастерскую отца. Так ненавидел, что поехав на ярмарку в Ильфесу, сбежал, чтобы стать послушником протектората. Стать частью великого, делать полезное дело. Что эти кузни? Гвозди да подковы. На мгновение Кеан представил, какой была бы его жизнь, если бы он остался в деревне, и тут же с грустью отмел это видение.
Почти всю ночь они провели в молельне и лишь на рассвете разошлись по своим параллельным мирам. Кеан все еще был взволнован, утомлен любовными ласками и отсутствием сна, а ведь впереди был тяжелый день. Чтобы прийти в форму, он окатил себя несколькими ведрами холодной воды и сделал упражнения, несмотря на ноющую ногу. Это придало ему немного бодрости и вовремя — на горизонтепоказался Кассий.
— Распоряжение Симино, — сказа бородач. — Тебе велено явиться пред светлы очи имперского адмирала.
На удивление, Кассий был трезв и даже не вонял перегаром. Потратив некоторое время на полное протекторское облачение, выписку нового оружия и коня, они потрусили в сторону доков Жемчужного порта. Новое приобретение Кеана, крепкий чалый мерин по кличке Пригар, не переставал его радовать. В отличие от строптивого Гора, не выделывал никаких фортелей и был удивительно смиренной скотинкой.
На причале их ожидал прекрасный вид на утреннее небо, спокойное море и плавный изгиб бухты. Омрачал его гомон иностранной речи. Бледнокожие серовласые матросы в сизо-голубых мундирах с серебристыми пуговицами, расстегнутыми от жары, и широкополыми шляпами им в цвет, убивали время, соревнуясь на ловкости, подкидывая тонкие, как игла, стилеты. Суть этой игры ускользнула от Кеана, да и моряки быстро отвлеклись, заметив приближение протекторов. Сразу выстроились по стойке смирно. По-местному они не говорили, но судя по тому, как красноречиво они указывали на шлюп, придется добирать до одного из кораблей, стоящих на якоре у входа в бухту. Матросы на разные лады повторяли имя «Кеан Иллиола» и отказались пустить на борт Кассия. Стало вдвойне неуютно.
Когда ты закован в сталь, а под тобой толща воды, из которой пешком не выбраться, не очень-то получается насладиться морской прогулкой. Пока матросы слажено гребли, Кеан думал только о том, как бы ненароком не свалиться за борт и не пойти ко дну, словно камень. Однако когда шлюп начал приближаться к кораблю, он невольно залюбовался на этого деревянного великана. Огромные плавные бока с хищными пушечными портами, стального цвета паруса на величественных мачтах, а на носу — серебристая орлиная голова, пронзающая горизонт грозным взглядом. Кеану приходилось видеть разные корабли, но такие огромные и монструозные — впервые. Не зря Империя — владычица морей…
Дальше предстоял подъем по веревочной лестнице. Несмотря на все старания, протектор был неуклюж, в отличает от ловких матросов, которые карабкались словно белки. Перевалив через борт на верхнюю палубу, под конвоем нескольких вооруженных саблями матросов, сдав свое оружие, он шагнул в капитанскую каюту.
Кеан ожидал увидеть немыслимую роскошь, как в палаццо Его Благодати. Серебро, золото, лепнина, яркие драпировки из шелка. В конце концов, это не простой капитан, а младший брат императора. Однако из роскоши был только размер помещения. Обстановка простая и функциональная. Несколько масляных фонарей в простых латунных оправах освещали широкий стол. Еще несколько, с навигационными приборами и картами, у иллюминаторов по стенам. От такой обстановки Кеан даже опешил. Вполне в духе аскетичности протектората. С кресла поднялся мужчина и жестом пригласил к столу.
