Плыть было тяжело, отлив начал увлекать его в море, и скоро толстяк выбился из сил. “К черту, будь что будет”, - устало подумал он, вскарабкавшись на камни крутого утеса. Накрывшись изорванном и перепачканным отходами дублетом, он попытался немного отдохнуть.
Эстев лежал, пока чайки не принялись клевать его за курчавые волосы. Отогнав крикливых птиц, он вдруг разрыдался. Соленые слезы разъедали щеки и не давали никакого облегчения. Зачем он убежал? Только продлили неизбежную агонию. Ему ни за что не выбраться их этого города.
Вытерев глаза рукавом, Эстев огляделся. Солнце уже встало над горизонтом и разогнало плотный утренний туман. Соле все еще был слишком близко к палаццо, и не заметили его только благодаря сумеркам, пелене над водой и зеленому костюму, который здорово сливался с выброшенными на камни водорослями. Теперь его точно увидят, но бежать и прятаться не осталось сил. Соле положил голову на руки и погрузился в полный горечи сон.
Что-то больно ударило по ребрам. Эстев застонал, разлепив залитые солью глаза. Сквозь влажную дымку он различил весло, дрожащее над его телом.
— А? Живой? — прокряхтел голос, и деревяшка, покачиваясь, плавно удалилось из поля зрения.
“Ну все, попался”, - мелькнуло в голове парня. Эстев приподнялся. Тот, кто так бесцеремонно распихал его веслом, был сухой, коричневый, как изюм, в похожей на обрывки одежде. Утлое суденышко под ним едва не черпало воду. Должно быть, прибрежный мусорщик. Один из самых жалких слоев населения Ильфесы. От него разило нечистотами, потом и тухлой рыбой, однако в голове Эстева омерзение отошло на второй план. Глядя, как невнятно бормочущий мусорщик оттолкнулся веслом от скалы, он осмелился подать голос:
— Э-э-э, любезнейший, куда вы?
Изюмоподобный мужик посмотрел на него мутными глазами.
— Чаво?
— Спрашиваю, куда вы? Мне бы отсюда выбраться…
— Так это… — мужик почесал облезлый нос. — К Медному.
Эстев подался вперед, чуть не свалившись с камня:
— Возьмете меня?
Мужик оглядел его:
— Не, ты вона какой, потопишь еще…
Эстев понял, что ему нужно всеми руками ногами держаться за шанс убраться как можно дальше от палаццо.
— Погодите! — воскликнул он, как только увидел, что мусорщик вновь оттолкнулся веслом. — Я заплачу!
Мужик остановился и окинул Соле куда более заинтересованным взглядом. В мутных глазах блеснула алчность, а пекарь начал судорожно соображать, что при нем есть ценного. Подумав немного, он развязал пояс, усыпанный драгоценными камнями:
— Вот, возьми, он дорогой…
Пояс быстро перекочевал в тощие коричневые руки, но мужик продолжал выжидающе смотреть на Соле. “Пропасть!” — мысленно ругнулся толстяк, потянувшись к ногам.
— Туфли возьми. Деланы точно по ноге, пряжки золотые.
На слове “золотые” мужик заволновался, и Эстев с омерзением понаблюдал, как тот жадно пробует на зуб каждую пряжку. Вздохнув, принялся отрывать пуговицы с дублета.
— Тоже золото…
Мужик протянул загребущие руки, но Эстев отодвинулся:
— А, нет. Как доставишь, так и отдам.
Забормотав что-то неразборчивое, мусорщик причалил к скале. Эстев вздохнул. Кажется, удалось договориться.
Забравшись в утлое суденышко, он лег на дно и накрылся вонючей мешковиной, под которой лежал всякий хлам. Лодка медленно закачалась на волнах. Под мешковиной было ужасно душно, но Эстев боялся пошевелиться.
Лодка двинулась в долгое укачивающее путешествие. Через некоторое время к шуму волн прибавились крики чаек и человеческий гомон. Его паромщик тоже что-то закричал. Эстев осмелился глянуть в прореху мешковины. Лодка нырнула в толчею Медного порта, между других барок и стоящих на якоре судов. Окружающие гнали мусорщика с пути, отпихивали его лодку веслами. Эстеву показалось, что сейчас судно перевернется и пойдет на дно, запаниковал, но его проводник, похоже, ничего не боялся. Днище проскрипело по гальке, и мужик бесцеремонно хлопнул по мешковине.
— Вылазь.
Эстев опасливо высунул голову.
— Вылазь-вылазь, никому ты не нужон…
Соле кувыркнулся через борт на покрытый галькой пляж. Здесь было людно, шумно и грязно, но никто и правда не обращал внимания на парочку мужчин в нищенских лохмотьях, потому что все побережье кишело ими, как блохами. Они копались в огромной куче рыбных голов, потрохов и крабьих панцирей, отталкивая друг друга от тухлой кормушки. Одни только Соле и его знакомец не спешили за своей порцией требухи.
Подавив тошноту, пекарь бегло оглядел береговую линию, переходящую от пристани к городу пестрых палаток, и пришел к выводу, что они причалили где-то в районе заморского рынка. Отсыпав в жадные руки мусорщика пригоршню пуговиц, Эстев, пошатываясь, пошел вдоль берега. Камни больно жалили изнеженные ноги, острый осколок ракушки впился под ноготь большого пальца. Эстев зашипел от боли. Пройдя несколько шагов, он обернулся:
— Слушай, а что ты искал там, где я лежал?
Не отрываясь от рассматривания пуговиц, мужик ответил:
— Труп искал. Слыхал, выкинуло на берег какого-то богатого утопленника, да, видать, приливом слизало…
“Уж не обо мне ли?” — мелькнуло в голове Соле, но он смолчал. Нужно было смешаться с толпой и выйти через ворота. Хорошо бы через Храмовые. Говорят, святилище Вериданы готово приютить страждущих. Только куда ему и его жрицам против власти протекторов? Даже там найдут, из-под земли достанут. Надо было бежать дальше, в Аделлюр, Айгард или к далеким островам, название которых он и не вспомнил. Только где взять денег? Домой не вернуться…
Пробираясь по краю рыбного рынка, толстяк столкнулся с мужиком, несущим корзину с уловом. Здоровяк сбил пекаря с ног, покрыв слоем отборной ругани и трепещущей рыбы. Эстев обзавелся свежим кровоподтеком на все лицо, сделавшим его похожим на горького пьяницу. Сжавшись в испуганный ком он убежал в проход между палатками и заблудился. Соле ни разу не ходил на рынок, посылал слуг да помощников, и сейчас искренне сожалел, что не интересовался устройством города.
Очень скоро Эстев окончательно потерялся. Теперь вокруг него уже продавали не рыбу, а пряности. Торговцы и покупатели выглядели гораздо богаче. Они бросали на него неодобрительные взгляды, кричали и гнали прочь.
— Стража! — завопил один из торгашей, когда Эстев своим облезлым видом отпугнул покупателя.
Издалека послышался звон доспехов и бряцанье оружия. Соле кинулся наутек. Замерев у очередного ларька, он в панике замотал головой и увидел чумазого мальчишку, выглядывающего из-под одного из лотков, хозяин которого оживленно разговаривал с покупателем.
— Сюда! — крикнул пацан, поманив рукой, и, не долго думая, Соле метнулся под занавешенный тканью стол.
Пацан сразу приложил палец к губам и беззвучно поманил за собой, лаской проползая под рядами. Эстев еле протиснулся следом за ним, ругая свою комплекцию. Ползли они недолго, пока один из торгашей не заметил их. Мальчик тут же прыснул между рядов, а Эстев кинулся за ним, перевернув лоток с фруктами. За спиной поднялась суматоха, Соле даже не обернулся, боясь потерять из виду мальчишку.
Пацан юркнул за угол, Эстев шмыгнул следом за ним и растеряно замер. Потерял. Снова послышался грохот стали, сердце панически подкатило к горлу. Кто-то потянул его за рукав:
— Сюда!
Опустив голову, Эстев увидел не то гору мешков, не то лежащих вповалку людей, укрытых рваной холстиной. Мальчишкина голова торчал оттуда кончиком острого носа. Пекарь кинулся на землю, завернулся в материю и замер. Грохот послышался совсем близко, отряд стражников пробежал мимо. Один из них остановился и ткнул древком в лежащих на земле людей, но грозный окрик командира заставил его бежать следом за своими.
— Полежим немного, потом возьми это, завернись и топай за мной, — шепнул пацан, когда грохот затих.
Эстев, помятый, усталый и потерянный, не находил в себе сил ни на возражения, ни на вопросы. Когда мальчишка покинул импровизированную ночлежку и посеменил к заваленной мусором подворотне, Эстев покорно завернулся в жалкое подобие плаща, старясь не думать о природе его коричневых пятен.