Полина ушла со сцены, занавес закрылся. Через несколько секунд тишины зал взорвался громкими овациями.

Когда зрители разошлись, в театре осталась труппа и начальство. Юрка уныло смотрел на бардак, оставшийся за кулисами после спектакля, и думал, кто и когда будет всё это прибирать.

Но пока было не до этого. На сцену к актёрам поднялись Володя, Ольга Леонидовна и Пал Саныч. Воспитательница была довольна, улыбалась.

— Молодцы! Спектакль получился очень хорошим! За такие короткие сроки я ожидала худшего… — похвалила она, но тут же добавила пару ложек дёгтя: — Только одно, но очень существенное замечание — показалось, что ваша Портнова не ушла к партизанам, а позорно сбежала, предав товарищей.

У Юрки дёрнулась правая ноздря, он еле сдержался, чтобы не высказать все, что думает — вот знала же Ольга Леонидовна, как испортить настроение! Но усталый взгляд Володи мигом его приструнил.

Директор же не скрывал своего восхищения:

— Гм… — он хлопнул в ладоши. — Замечательно сыграли, молодцы! Особенно отмечу работу в сцене со взрывами заводов. Кто у нас режиссер-постановщик?

Несколько взглядов метнулось к Юрке, но он пожал плечами:

— Мы все вместе это продумывали.

— Гм… Что ж, командная работа — вдвойне отличная работа!

— Да, Володя, ты большой молодец! — всё же раздобрилась Ольга Леонидовна. — У тебя получилось собрать и организовать всех…

— Спасибо, конечно, но это всё — наша общая заслуга. И вы очень сильно помогли с массовкой, а я так вообще весь спектакль в зале просидел.

— Мы бы без Юрки не справились! — внезапно вклинилась Ульяна. — Он бегал за кулисами как заводной, всем помогал и всё контролировал!

— И на пианино очень красиво играл! — поддакнула Поля.

— И не растерялся, когда Ванька затормозил с расстрелом Зины! — добавила Ксюша.

Юрка сперва опешил, потом почувствовал, как к щекам приливает краска. Его редко хвалили, а тем более вот так — перед начальством, да ещё и кто — ПУКи! Не зная, как реагировать, он растерянно посмотрел на Володю — тот улыбался.

— Да, Конев, приятно удивляешь! Не то, что в прошлом году, — сказала Ольга Леонидовна. — Дружба с Володей влияет на тебя положительно!

Сбоку возмущенно засопели. Юрка зыркнул туда и увидел насупленную, зло глядящую на воспитательницу Машу.

— Ну! В честь такого события… — Пал Саныч ещё раз хлопнул в ладоши и обернулся к Матвееву. — Алёша, неси аппарат! В честь такого события, будем… гм… фотографироваться!

Алёша кивнул и убежал куда-то за кулисы. Вернулся спустя минуту. Сунул директору в руки фотоаппарат:

— Пал Саныч, может быть, лучше я? Вы же знаете, у меня опыт…

— Нет уж, Алёша, оборудование новое, дорогое, позволь я сам.

Рассмотрев фотоаппарат так, будто держит НЛО, Пал Саныч кивнул самому себе с очередным одобрительным «гм» и стал расставлять ребят:

— Так. Те, кто повыше в центр, кто пониже — садитесь на скамейку. Нет, ты, Саша, встань с краю к Юре. Вот… Володя, постой, ты куда? Давай-ка тоже на скамью в центре. Конев, куда побежал за ним? Стой на месте!

— Подождите меня! — крикнул из-за сцены Митька. — Я сейчас, это, кофту переодену…

— Ой, Митьку Баранова забыли! — хором пискнули девочки.

Митька вышел из-за кулис с глупым видом: растерянный, потный, растрёпанный, с Юркиной красной кепкой в руках. Юрка, только заслышав о том, что будут фотографироваться, вытащил галстук из-под рубашки и расправил его на груди. Но, оглядев себя, подумал, что пионерский галстук с фашистским кителем не вяжется, и бросил пиджак Митьке.

— А это мне, — сказал, забрав у него кепку и нахлобучив себе на голову козырьком назад. Довольный, будто кепка с галстуком — это вяжется.

Митька встал рядом с Юркой. Тот шмыгнул носом и задержал дыхание — понял, зачем тот переодевался, явно сильно упрел, работая с занавесом.

— Приготовились… — завёл директор.

Юрка заметил, как Володя качнул головой, будто сплюнул. Вскочил и, отодвинув Митьку, встал рядом с Юркой.

— Володь… гм… Ну что это? — засвистел с укором Пал Саныч.

— Пал Саныч, так же даже лучше! — заверил Володя.

— Гм… а, ну да. Так даже, да. Так лучше. Итак. Приготовились. Три. Два. Один. — И щёлкнул камерой.

После спектакля небо прояснилось, так и не разродившиеся дождём тучи унесло на восток, а по всему лагерю из колонок полилась музыка. Добрые, светлые и лирические детские песни из кинофильмов и мультфильмов звучали во время и после обеда, замолчав только перед самым началом линейки, чтобы дать старшему пионервожатому Славику скомандовать:

— Лагерь! Внимание! На торжественную линейку, посвящённую закрытию смены, шагом марш!

Нарядные, в белых рубашках, красных галстуках и пилотках, отряды стройными колоннами по трое двинулись на площадь. Первый возглавляли две девушки: веселая, как никогда красивая Ира Петровна и командир отряда Маша. А очень ответственную миссию, нести знамя отряда, доверили Юрке.

Гордый, причёсанный и опрятный, в белых перчатках, Юрка жаждал поскорее увидеться с Володей — его никогда не удостаивали такой чести, он никогда не надевал перчаток, никогда не шёл впереди колонны и никогда так не гордился собой. Заняв своё место на линейке, Юрка уставился на пятый отряд, который ступил на площадь, замыкая длинную цепочку идущих. Приятное тепло разлилось в груди, когда он заметил трогательно взволнованного Олежку, чьи стиснувшие знамя руки заметно дрожали. Юрка переметнул взгляд на не по-детски серьёзную Алёну, которая в спектакле играла маленькую девочку — Галю Портнову, а на деле являлась командиром отряда. И очень надолго взгляд задержался на торжественно-серьёзном лице Володи. Юрка легонько кивнул ему, когда тот, заметив его, чуть приподнял брови и улыбнулся.

Яркие солнечные лучи, пробиваясь сквозь редкие облака и листву деревьев, сквозь листочки на Юркиной яблоне, падали на украшенную флажками площадь. Зина Портнова, чистая и белая, строго взирала с пьедестала на построенных буквой «П» пионеров. За ней на флагштоке гордо реял флаг лагеря — красная ласточка на фоне лазурного полотна. А над головой в чистом небе белые зонтики парашютов опускались по синеве вниз. Вдалеке, почти у самого горизонта, сбросивший парашютистов самолет чертил белую полосу, похожую на размах ласточкиных крыльев на флаге.

— Внимание, лагерь! Равняйсь! Смирно! — выкрикнул Славик. — Вольно! Командирам отрядов приготовиться и сдать рапорт!

Маша, а за ней командиры всех остальных отрядов выстроились перед трибуной, на которой стояли Пал Саныч и Ольга Леонидовна, и стали по очереди выходить из строя, сдавать рапорты.

— Товарищ председатель дружины, первый отряд на линейку, посвящённую закрытию второй лагерной смены, построен, — вскинув руку в пионерском салюте, чётко и громко произнесла Маша. — Рапорт сдала командир первого отряда Сидорова Мария.

— Рапорт принят, — отсалютовав, ответил старший пионервожатый.

Когда все рапорты были сданы, а открывший линейку директор закончил свою речь, слово передали Ольге Леонидовне. Она говорила куда искреннее, чем на открытии смены, но год от года завершала свою речь одними и теми же словами:

— Ласточка — птица, которая каждый год возвращается из тёплых краёв в родное гнездо… — Это была аллюзия на возвращение пионеров в лагерь — что они обязательно вернутся сюда в следующие смены.

Старшая воспитательница с улыбкой на губах окинула непривычно ласковым взглядом пионеров. Она обращалась ко всем без исключения, но Юрка знал: он сюда больше не вернётся.

По грампластинке зашелестела игла, из колонок, скрипя и фальшивя, зазвучала знакомая с детства каждому советскому человеку мелодия — гимн пионерии. Руки всех присутствующих взметнулись в пионерском салюте. Юрка смотрел на спуск флага и пел со всеми: «Взвейтесь кострами, синие ночи».

Он продолжал считать эту песню бессмысленной и высокопарной, но теперь уяснил другое: важность этого гимна была вовсе не в словах, а в сплочении. Пение гимна должно было объединить всю от мала до велика «Ласточку». И пели действительно все: старые, по мнению Юрки, коммунисты, молодые — комсомольцы, юные — пионеры и малыши-октябрята из пятого отряда, а с ними их вожатый Володя. Он стоял напротив, смотрел на Юрку и улыбался — ласково, но грустно. Юрка ненароком подумал, что Володя и вовсе разучился улыбаться без грусти — и от этой самой особенной и доброй в мире улыбки у Юрки защипало глаза.