— Да, — ответил Юрка, обведя троицу загадочным взглядом, — общаюсь немного, а что?

— А ты не знаешь, он что, совсем на дискотеки не ходит?

Юрка пожал плечами:

— Не знаю, с малышнёй, наверное, возится.

Полина оживилась, аж закусила губу:

— Слушай, ну а может тебе удастся его как-нибудь на дискотеку привести?

Юрка сделал вид, что обдумывает предложение, хотя уже всё решил.

— Могу попробовать, не обещаю. Но…

— Что «но»? — Поля заулыбалась пуще прежнего — да так наигранно сладко, что у Юрки чуть зубы не слиплись, как от ириски.

— Что мне за это будет? — он нагло ухмыльнулся.

— А что ты хочешь?

Он снова сделал задумчивый вид, для убедительности даже подбородок почесал.

— Чтобы Ксюша меня поцеловала! В щёку — два раза и при всех!

— Что-о-о? — до тех пор спокойно сидевшая на кровати Ксюша вскочила и залилась краской. Предложение Юрки ей явно не понравилось.

Он развёл руками:

— Или так, или сами зовите его на дискотеку!

Троица переглянулась. Улька вздохнула: «Пробовали уже…», а Ксюша протестующе замотала головой.

— Юрчик, а подожди минутку за дверью? — попросила Полина, лукаво взглянув на Ксюшу. — Мы сейчас.

Он кивнул. Выйти не успел, как девчонки зашушукались за спиной. Через пару минут из комнаты выглянула мрачная Ксюша.

— Ладно, уговор.

Юрка с серьёзным видом кивнул. Сразу после ужина, выйдя из столовой, он направился к детским корпусам приглашать Володю. Уговор так уговор.

Юра очнулся от воспоминаний и согнал с лица грустную улыбку. Болезненная тоска и ностальгия пронимали его до глубины души, особенно здесь, в этих стенах. Как же хотелось вернуться сюда же, только двадцать лет назад, чтобы снова услышать музыку, детский смех и строгий голос Володи. Но нужно было идти дальше: за тем, за чем Юра приехал в «Ласточку» сегодня.

Он встал со скрипнувшего кресла, отряхнул пыльные брюки и, ещё раз окинув взглядом сцену, пошёл к выходу из театра.

Чудом уцелевшая асфальтированная дорожка вывела его к детским отрядам. Когда-то красивые, выкрашенные яркими красками и расписными узорами корпуса были похожи на домики из русских сказок. Но теперь они выглядели плачевно: большинство лежало грудами гнилых мокрых досок, на которых ещё виднелись остатки старой краски. Более или менее уцелевшими оказались всего два домика, — Юра уже не мог вспомнить их номеров, — у одного обвалилась левая стена и крыша, а другой остался почти невредимым, только немного просел и покосился. Но заглядывать внутрь определённо не стоило: на крыльце провалился пол, входная дверь выпала, и проход зиял тёмным устрашающим провалом. В этих корпусах всегда селили младшие отряды — подальше от дискотеки и кинозала. Юра тоже жил здесь в одну из своих первых смен.

Шагая мимо детской площадки, Юра поёжился от заунывного металлического скрежета — ветер толкал ржавые карусели, и, медленно кружась, они будто всё ещё ждали малышню, чтобы принести ей радость. Вот только детей тут уже давно не было, и площадка заросла высоченной травой.

Юра обожал это место раньше. Полянка вокруг каруселей покрывалась сплошным ковром из одуванчиков, сначала жёлто-зелёным, потом — белым, и, усыпанная опавшими пушинками, становилась пушистой и мягкой. Можно было нарвать охапку цветов и, бегая по лагерю, сдувать пух на волосы девчонок, которые так смешно злились и кричали, а потом ещё и бросались его догонять, чтобы расквитаться.

Но в настоящем одуванчики давно отцвели, и лишь кое-где из травы торчали белые облысевшие шапки. Юра наклонился, сорвал цветок, покрутил в пальцах и, горько усмехнувшись, подул на него. Оторвалось лишь несколько пушинок-зонтиков. Они нехотя, тяжело пролетели с полметра и, пропитанные влагой, осели на тёмный асфальт.

Бросив цветок под ноги, Юра отправился к карусели через заросли влажной травы. За прошедшие годы она, конечно, поржавела и ушла в землю, но стояла крепко. Не понимая, зачем он это делает, и даже не задавая себе такого вопроса, Юра уселся в одну из них и слегка толкнулся ногами. Карусель, закружившись, скрипнула в точности так, как тогда, и его вновь затянуло в омут воспоминаний.

Отцветшие одуванчики на детской площадке белели сплошным пушистым полем. Пушинки срывались, летали в воздухе и щекотали нос. Юрка вдохнул полной грудью свежий вечерний воздух и свернул на дорожку, ведущую к корпусам младших отрядов.

Вокруг было тихо, детвора уже спала, и в окнах вожатских комнат не горел свет. Юрка задумался: «Спать Володя не должен, но тогда где его носит, если уже объявили отбой? Неужели сам удрал на дискотеку?» Он растерянно оглянулся по сторонам, слушая вечернюю тишину, нарушаемую лишь шелестом ветра и тихим стрёкотом сверчков. «А если Володя придёт туда без меня, будет считаться, что уговор с ПУК выполнен и я могу рассчитывать на поцелуй?»

Вдруг в ночных шорохах послышались чьи-то тихие шаги и скрип половиц крыльца. Юрка повернулся на звук и заметил крадущегося на цыпочках мальца в пижаме с ракетами. Пухлый мальчишка, спускаясь по ступенькам пятого отряда, запнулся, неловко покачнулся, ойкнул, и Юрка узнал в нарушителе Сашу — того вертлявого пострадавшего, которого они с Володей вчера волокли на себе в медпункт. Под недетским весом ребёнка было неудивительно, что половицы и деревянные ступени скрипели так надрывно.

Юрка прижался к стене соседнего домика. Спрятавшись в тени, обошёл мальчишку вокруг, оказался у него за спиной и, в два шага приблизившись, осторожно положил одну руку ему на плечо, а второй сразу зажал рот, обрывая испуганный визг.

— Чего это ты бродишь после отбоя, а? — грозно прошипел Юрка в ухо мальчишке.

Саша втянул голову в плечи и что-то запищал, обслюнявив Юрке ладонь. Тот поморщился и сказал:

— Обещай, что не будешь орать, если я тебя отпущу. Иначе уволоку в лес и брошу в логово чёрных гадюк!

Саша закивал, и Юрка убрал руку от его слюнявого рта.

— Я просто… просто хотел смородины, — залепетал малец. — Я видел возле медпункта два куста, и вот…

— Эх, Саня, Саня! — Юрка еле сдержался, чтобы не расхохотаться. — А почему ночью-то?

Уже совершенно спокойный Саша повернулся к нему и твёрдо заявил:

— А потому! Мне что, всем показывать, где я смородину видел? Ага, обойдутся!

— Между прочим, Саня, дедушка Ленин завещал делиться!

Саша надул губы и ничего не ответил, только зыркнул угрюмо.

— Как ты вышел из корпуса? — спросил Юрка. — Разве двери не запирают?

— Так там Володя не может уложить нас спать, вот я и сбежал, пока он Кольку уговаривал.

— Ах ты!.. — Юрка представил, какая паника с минуты на минуту охватит Володю, когда он увидит пустую кровать. — Ну-ка, пойдём обратно.

Он схватил запищавшего Саню за ухо и, невзирая на сопротивление, потащил ребёнка к домику.

В тот момент, когда Юрка тихонько открыл дверь спальни, Володя стоял в свете тусклого ночника над пустой кроватью и смотрел перед собой круглыми от ужаса глазами. Вокруг бойко шушукалась детвора, спать она явно не собиралась.

— Эту пропажу ищешь? — негромко спросил Юрка, затаскивая Саню в комнату.

Володя растерянно оглянулся, и, как только увидел беглеца, его лицо вмиг посветлело.

— А я уже думал, что мне конец. — Он облегчённо выдохнул и шикнул на Сашу: — Ну-ка, быстро в кровать! Ты чего это, сбежать вздумал?

Саша молча залез под одеяло и повернулся на бок, ничего не ответив.

— Он смородины хотел, — выдал его Юрка. Собирался добавить: «Той, которая у медпункта растёт» — но решил не открывать тайну всем мальчишкам пятого отряда. — Слушай, ты чего тут так поздно? Уже отбой давно был.

— Не могу этих оболтусов спать уложить! Девчонки мигом уснули и наверняка уже десятый сон видят, а этим будто кофеина в ужин подсыпали.

Юрка покрутил головой, всматриваясь в ровные ряды кроватей. Малышня больше не шепталась. Все напряжённо и внимательно слушали не взрослых, а взъерошенного картавого Олежку, который вещал загробным голосом: