«За окном фонари погасили…» За окном фонари погасили. За окном начинается снег. Я полночи бродил по квартире И курил ленинградский «Казбек». Вероятно, на этом же месте Я стоял в позапрошлом году И звонил заболевшей невесте, Обещал, с папиросой во рту, Что весна снизойдёт непременно И наполнятся реки равнин… И ни в чём не соврал, совершенно, Но сегодня я снова один. «День замер, пройдя середину…» День замер, пройдя середину. Над городом тучи срослись. Стою – и смотрю тебе в спину, Почувствуй мой взгляд и вернись. Буквально ещё полминуты — И тучи накроют квартал, Но я бы хотел, почему-то, Чтоб ливень тебя не застал. Потом – хоть потоп, хоть потомство, Но это потом, а сейчас Блеснуло холодное солнце, Вчера удивлявшее нас. «Подруги – лишь тени любимой…» Подруги – лишь тени любимой, Но в этаком царстве теней Мне всё-таки необходимо По-прежнему думать о ней. Я буду дружить не со всеми, Мой выбор не очень богат, Но те, с кем проносится время, Разлуки со мной не хотят. Однажды заступит другая На гулко пустующий трон И будет смеяться, нагая, Считать голубей и ворон. Начнёт наблюдать за порядком И грусти моей не поймёт О том междуцарствии сладком, Которое тоже пройдёт. «Давным-давно, во времена слонов…» Давным-давно, во времена слонов, Сверкающих на краешке комода, Я знал примерно три десятка слов, Но понимал весь мир без перевода. Давно забыт младенческий язык, В нём нет нужды, он кажется напрасен Среди людей, к которым я привык, И мудрых книг, с которыми согласен. Но иногда… Ах, это «иногда»! — Мне кажется – я снова понимаю Идущие вдоль моря поезда И пёстрых рыб встревоженную стаю, Ютящийся у берега камыш И силу притяжения земного… И даже то, о чём не говоришь. Последнее важнее остального. «Затих светляк…»
Затих светляк В стеклянной банке, Сошёл на нет его неон — И жизнь моя, с ночной изнанки, Опять темна, как зимний сон. Сижу в траве, Вдыхаю лето, И ледяные провода Гудят, и кажется – всё это Надолго или навсегда. В них есть поток, В них есть стремленье — А мой светляк нырнёт во тьму, И никакого примененья Я не придумаю ему. Заря скрадёт ночные звёзды, А ветер Высушит росу — Но ничего ещё не поздно: Я всё смогу, я всех спасу. «Хорошо в этом городе всем…» Хорошо в этом городе всем, Кто себя не растратил в дороге И вернулся, не зная зачем, И стоит на пороге. Хорошо в этом городе длить До деталей известную муку И к холодной земле приложить Огрубевшую руку. Хорошо в этом городе ждать, В безысходности верной теряться И однажды совсем перестать Тишине удивляться. Хорошо в этом городе жить, Заполнять адресами блокноты И когда-нибудь тихо спросить: О, любимая, кто ты? «Это будет другой Первомай…» Это будет другой Первомай. Непременно посыплется снег. Остановится чёрный трамвай. Увезёт сорок пять человек. Ты коснёшься рукою стекла, Ты увидишь вечерний салют, И внезапные волны тепла Нас с тобой поцелуем замкнут. И не будет ни окон, ни лиц, Только синий мерцающий фон, Словно нас в ускоритель частиц Занесло, а не в первый вагон. И как только – один за одним — Пара встречных звонков прозвенит, — Мир за окнами станет другим, И никто нам его не простит. «Вот так и пишешь – без просвета…» Вот так и пишешь – без просвета — Про скверик бледно-золотой, Про ускользающее лето И осень с тёмною водой. Сюжетец незамысловатый, С чертовской дюжиной имён… И вдруг – о коннице крылатой И блеске ангельских знамён, О звоне лат и треске стали, О роковом звучанье сфер… Две строчки были. И пропали. Подобно солнцу, например. |
