– Что-что? Беги от него, дочка.
Женщины повернулись к макушке на диване и в один голос набросились:
– Так куда ей бежать-то? Где она ещё такую работу найдёт в этом городе?
– Никуда я не побегу! Я первая там была. Пусть сам убегает.
Макушка быстренько спряталась за газету. Мол, разбирайтесь сами тогда.
– Доченька, это испытание. И надо его пройти. Ты сможешь, я знаю. Ты у нас сильная и стойкая. Сердцу не прикажешь, это понятно. И ты не виновата, что влюбилась. Но дальше надо включать голову. Ой, девка… Не позавидуешь тебе, конечно. В Москве, вместе с ним…
Тамара Дмитриевна покачала головой, расстроилась.
– А он-то что? Тоже к тебе неравнодушен?
– Нет, он-то как раз вообще никакого внимания не обращает.
– Ну это и к лучшему. Держись от него подальше, дочка. Не надо тебе этого. В чужую семью влезать – своего счастья не знать.
– Да знаю я это, мам…
– Дети у него есть?
– Да, двое.
– Ну, тогда тем более даже думать в его сторону брось. Переболит, доченька. Это временное помутнение. Такое у всех случается…
Газета яростно зашелестела, и Тамара Дмитриевна осеклась, замолкла на полуслове. Света удивлённо глянула на маму, но ничего не спросила. А та поспешила перевести разговор:
– Светушка, ты в Москве не сиди целыми днями в офисе. Гуляй побольше. Ходи в театры, музеи, на выставки. Сходи в Большой. Если получится, на «Щелкунчика» постарайся попасть.
– Угу. Не волнуйся, мам. Везде схожу.
Тамара Дмитриевна поднялась с кресла, сбегала в спальню, принесла аккуратно сложенный конвертик:
– Вот, это тебе от нас с отцом. На культурную программу. Когда ещё веселиться, как не в молодости? В старости уже весёлого так мало, доченька. Живи с радостью.
– Мам, да зачем деньги? Это точно лишнее. У меня на несколько культурных программ есть. И на веселье молодёжное. – Света хмыкнула.
– Не обижай родителей, мы от чистого сердца. Я тогда хоть меньше волноваться буду.
Газета согласно прошелестела, выражая солидарность.
– Хорошо, спасибо, мамулечка.
Света чмокнула маму в щёчку, затем отца.
Уже дома, укладываясь спать, Светлана пожалела, что рассказала про свою безответную любовь. Озвучив то, что давно не давало покоя, она поняла, что равнодушие Артёма…то есть, Артёма Анатольевича, ранило ничуть не меньше, чем чувство вины из-за запретной любви.
«Эх, жизнь… Весёлая-то весёлая… да только веселье какое-то с привкусом полынной горечи».
А родители, вдохновлённые обновлением гостиной, затеяли в кухне ремонт. Чуприк с упоением принимал участие в этой заварушке – они все втроём теперь постоянно мотались по строительным магазинам, предоставив Свете спокойно готовиться к отъезду. Это и к лучшему. Можно быть спокойной, что без неё им скучать будет некогда.
Лебедев улетел в Москву накануне вместе с замдиректора. Бизнес-классом, разумеется.
Света держала в руках билет эконом-класса и с замиранием сердца слушала объявления в аэропорту. Объявили её рейс. Прошла регистрацию, поднялась на второй этаж. Звучали динамики, торопились люди, погромыхивали чемоданы, огромное пространство здания наполнялось звуками жизни, воздухом, светом, движением. Есть что-то особенное в атмосфере аэропорта, от чего сладко замирает сердце. Неизвестные города, названия стран на иностранном языке – всё это волнует и пробуждает странное томление внутри. Дух приключений и перемен к лучшему живёт здесь, в аэропорту.
Светлана заказала чашечку кофе в кафе и села лицом к огромному окну, с видом на взлётное поле. Только сейчас, наблюдая за тем, как взлетают и садятся самолёты, она смогла, наконец, расслабиться и осознать неотвратимость предстоящих перемен. Отпила кофе, наслаждаясь моментом покоя.
Объявили посадку на рейс.
Ну что, полетели!
Глава 11. Встреча
В самолёте можно откинуться на спинку кресла и передать контроль за ситуацией пилоту. Света выдохнула и задышала ровнее. Самолёт набрал нужную высоту, прорвавшись сквозь плотный слой сизых туч. Солнце выкатилось откуда-то сбоку, залило всё пространство тёплым светом, вспыхнуло ослепительными брызгами на крыле и стёклах иллюминаторов. Здесь, наверху, такое сияние и покой. И тишина.
«Как же хорошо…»
Напряжение последних нескольких месяцев потихоньку отпускало. Молоденькая стюардесса предложила кофе со сливками и ломтик кекса. Света залюбовалась небесным океаном, по которому взбитыми сливками проплывали невесомые белоснежные айсберги.
«Вот это, я понимаю, кофе с видом. Божественно!»
Офис, утомительная суета, тревога, стресс, конфликты и сроки…постоянные, вечные сроки – всё это осталось далеко внизу. И сейчас, отпивая кофе маленькими глоточками, она задумчиво созерцала расстилающуюся перед ней безмятежность, и с изумлением осознавала весь трудный путь от кораблика, пущенного по вспененной реке, до самолёта в высоком, ясном небе.
«Мда… Этот прорыв дался мне нелегко. Минус четыре килограмма, хроническая усталость и нервный тик левого глаза. Но победы ведь легко не даются. Видимо, всегда приходится чем-то жертвовать, если мечтаешь что-то получить. Где они – мифические люди, которым всё даётся просто так, без усилий? Существуют ли такие вообще?»
Мысли плыли, плыли – лёгкие, воздушные, как и облака внизу, под крылом самолёта. Света залюбовалась небом – какое оно бескрайнее, зовущее, пронзительно голубое! Всю жизнь мечтала о платье именно вот такого, небесного цвета… Вспомнились сапфиры бабушки Наташи – она иногда доставала их из драгоценной шкатулки, и они сверкали в солнечных лучах, переливались всеми оттенками глубокого, синего неба. Удивительно красиво! Но это бесконечное небо, отразившееся сейчас в её голубых глазах, было прекраснее всех драгоценностей на свете.
«Ничего, в Москве отосплюсь и успокоюсь. И об Артёме думать не буду… не буду…»
Небесная лазурь, напитанная солнцем, слепила глаза, пришлось смежить ресницы. Небо лилось потоками, ускользало к горизонту, выгнутому дугой. Веки отяжелели. Всё труднее становилось вглядываться в безмятежную воздушную глубину. Света и не заметила, как сонливость навалилась мягким облаком, увлекла за собой в безмолвие – туда, где отдыхает душа и тело.
Москва встретила ласково – солнцем и радостным многоголосьем. Безостановочно взлетали и садились самолёты, наполняя воздух оглушительным гулом, от которого вибрировало пространство. Аэропорт гудел многотысячной толпой, деловито спешащей во все стороны, громыхая чемоданами. На секунду Света запаниковала – а что, если её не встретят? Где выход? Куда идти? Как добираться до города? Так легко потеряться в этом людском муравейнике!
Но тут же взяла себя в руки и позволила потоку пассажиров со своего рейса увлечь её в зал прилёта, заполненному толпой встречающих. Те всматривались в лица, выкрикивали что-то, тыкали в прибывших бесчисленными табличками с именами и названиями компаний.
Люди узнавали своих, раздавались восторженные возгласы, повсюду царила радость встреч, приправленная поцелуями, объятиями, цветами. Прибывших быстро разбирали. Счастливчиков увлекали к выходу, где их ждала забота, домашнее тепло и воссоединение с близкими.
А Свету пока никто не окликал. И она своего имени нигде не видела. Названия компании тоже не видно.
«Так, надо напрячь зрение. Где-то должно быть про меня».
Света уже в пятый раз обегала взглядом сильно поредевшие таблички, но нет. По-прежнему, ни "Сияния Арктики", ни «Светланы Звягинцевой».
Понемногу, её начало охватывать отчаяние. Неужели про неё забыли? Бросили здесь, в этом бездушном миллионнике совсем одну? Опять придётся мобилизоваться и как-то выкарабкиваться самой? Да нет, не может быть… и она снова всматривалась в имена, и по-прежнему не находила себя. Вот здрасьте-приехали…
Москва внезапно стала казаться равнодушной, даже враждебной. Вся ласковость моментально испарилась. Конечно, после такого холодного приёма…
«Ну блинский-то блин! Ладно, только без паники. Прорвёмся».
