Он приголубил ее. У самого глаза были на мокром месте. Хотя я даже представить не могла, что такие мужчины умеют плакать.
— Дорогая, я подозревал, что Леонид не мой сын. Думал, Аделина мне изменила. Благо, он не слышал ни одной нашей ссоры по этому поводу. И сейчас я даже рад узнать, что он именно твой сын.
— Значит, вы из-за этого ссорились тогда у бассейна? — раздраженный голос Лео грубо разорвал идиллию парочки напротив. — И ты ее столкнул в воду после того, как она в конце концов призналась, что ребенок не твой?
Взгляд Василия Смирнова налился плохо скрываемой злостью.
— Тем проклятым вечером я действительно перебрал, мы впервые серьезно поссорились из-за тебя… и Аделина покончила с собой. Мы не остались ночевать в одной комнате, я после выпитого спиртного вырубился и только наутро заметил ее тело в бассейне. Она привязала к шее одну из моих гантель и вместе с ней ушла на дно. После этого я сделал все, дал взятки всем, кому только мог, лишь бы мой сын не узнал, что его мать самоубийца!
Лео подорвался, совершенно забыв, что наши запястья скованы. Моя рука дернулась следом, приводя меня в чувство.
Еще секундой ранее мне казалось, что мое сердце сделало свой последний глухой удар…
— Васюша, господи, не надо было об этом так резко говорить… Майя ведь ее дочь и сейчас…
Больше ничего я не слышала. Видела впившийся в меня беспокойный взгляд Лео и чувствовала, как шум заполняет все пространство в голове. Что-то горячее текло по щекам, а окружающий мир погружался в темноту.
— Майя!
Сильные руки тряхнули меня, пытаясь привести в сознание.
— Воды, дайте воды скорее!
Я словно превратилась в безвольную тряпичную куклу. Все вокруг гудело, воздух казался ядовитым туманом. И во мне не было ни капли желания вернуться к реальности.
У меня случился передоз правды.
Неизвестно через сколько времени после того, как я отключилась, мелкие брызги бросились в лицо, вырывая меня из забвения. Я широко распахнула глаза, и в тот же миг Лео сгреб меня в объятья и принялся баюкать, словно маленькую девочку.
— Все будет хорошо, слышишь? Я буду всегда рядом. Клянусь.
Слезы еще текли по щекам, но дышать стало легче. Его тепло и тихий шепот исцеляли, дарили надежду, и так хотелось верить его словам, забыть о пронзительном одиночестве, в котором я страдала полтора месяца, казавшихся мне вечностью. Но как избавиться от страха, что он снова предаст? Я не могла простить его и просто вычеркнуть из памяти его подлый поступок, пусть даже он делал вид, что сожалеет о нем.
Нет никакой гарантии, что он не повторится.
Но вместе с тем… Неужели действительно его растила моя родная мама? Мне ужасно горько и мучительно обидно было услышать, что она меня фактически выбросила, никогда не любила и у нее теперь даже не спросишь: «Почему?» И все же мне хотелось о ней что-то узнать… Тогда в первый наш вечер в номере отеля Лео немного рассказывал о ней, но этой информации казалось чудовищно мало. Увидеть бы ее фотографию, узнать бы, что она любила, слушать бы часами рассказы о ней, пусть и они будут без ножа резать мне сердце.
И единственный, кто рассказал бы о ней без злости и ненависти, это Лео.
— Ну куда ж вы поедете? Оставайтесь на ночь у нас, — донесся голос старшего Смирнова.
— У нас с Майюськой машина заказана на утро, — ответила теть Зоя. — Переезжать собираемся. А нам еще домой приехать надо, вещи дособирать. Майюська, ты в порядке? Сможешь дойти до такси?
Я подняла голову и встретилась с ней взглядом. Теть Зоя нахмурилась, выражение лица стало делано-деловитым. Да, мы собирались… И я могла бы прям сейчас приложить немного больше усилий, чем в прошлый раз, и добиться того, чтобы под давлением всех остальных Лео все-таки расстегнул наручники. Но голова плыла еще в каком-то тумане…
— Никуда она ни сейчас, ни сегодня не поедет, — заявил он. — Ей нужен отдых. Надеюсь, никто не против, если мы все переночуем здесь, в доме.
Прежде чем я успела полностью прийти в себя и собраться с мыслями, он подхватил меня на руки и широкими шагами направился прочь из гостиной. Железный браслет беспощадно сдавливал запястье, моя левая рука находилась в настолько неудобном положении, что, казалось, я вот-вот заработаю вывих. Лео нагло воспользовался моим полуобморочным состоянием, чтобы занести меня в какую-то темную комнату на втором этаже.
Я уже собралась было начать возмущаться, но Лео сделал то, от чего просто невозможно было отказаться — уложил меня на постель, пристроился рядом и крепко обнял.
Сколько раз я ложилась на постель в одиночестве, и беспощадные воспоминания мелькали под закрытыми веками, мучая меня. Сколько раз я просыпалась среди ночи, потому что вдруг чувствовала его объятия — это было самым страшным, жестоким кошмаром очнуться и понять, что все лишь плод воображения. Сколько раз пыталась уснуть, уткнувшись в подушку, мокрую от слез.
И теперь он был рядом, я чувствовала его запах, тепло его тела, и это больше мне не казалось — но вместе с тем мне было еще хуже, чем после тех кошмаров. Меня раздирали на кусочки два желания, одно больнее другого: «навсегда остаться рядом» жгло раскаленным железом прямо по грохочущему сердцу; «навсегда уйти» выпивало из меня жизнь каплю за каплей.
Как бы я ни хотела казаться безразличной, но дрожь в теле невозможно было скрыть. Лео стащил с меня кепку и сам дрожащей рукой поглаживал по волосам, бормоча: «Ну зачем ты остригла волосы?» А потом их же целовал, так нежно прикасаясь губами, что от этой ласки замирало сердце. Знакомый чувственный трепет пробуждался в груди. Казалось, если он будет дарить свою нежность очень долго, сердце заживет, меня перестанут раздирать противоречивые чувства и обида растворится. А значит, я вновь потеряю рассудок.
Нет, это не должно случиться.
— Ты веришь в то, что она говорила? — спросила, сглатывая слезы. Ждала ответ, а сама пошевелила пальцами правой руки, готовясь незаметно исследовать его карманы. Надо найти ключ и сматываться. В этом городе меня больше ничего не держит. Как-нибудь обойдусь без фотографии и рассказов о матери, которой я никогда не была нужна.
— Не знаю… — проговорил Лео, продолжая поглаживать меня по волосам. — Слишком много всего шокирующего прозвучало. Но, ты знаешь, я раньше часто ловил ее на лжи. Сегодня же вечером ни в одном слове не почувствовал обмана. Только коробило каждый раз, когда слышал это «Ленюша». — Он вздрогнул всем телом. — Как бы там ни было, Аделина навсегда останется моей матерью и никакую другую я знать не хочу. Для меня родной человек не тот, кто родил, а тот, кто вырастил.
— Не уверена… После сегодняшнего вечера растившую меня мать вообще видеть не хочется. Та, что чужая, родной так и не стала, а та, что родная, сама выбросила меня. Кто мой отец теперь вообще неизвестно и… — моя рука замерла на полпути к переднему карману джинсов. Опять новый поток слез… Да сколько можно!
— Ну и ничего страшного! Когда мы приедем в Лагерь, у тебя появится одна огромная семья. И я выполню все обещания, которые давал.
Хотел обрадовать меня? Но его слова полоснули по лицу будто пощечина. Я забилась в объятьях, как птичка в каменной клетке. Невозможно было даже его руку сдвинуть с места!
— Да пошел ты… — стукнула его в грудь. — Мудак конченный.
— Ладно, ладно. Ругайся, злись, обзывайся… Главное, что ты рядом.
— Не успеешь обернуться, как меня след простынет.
— Я знаю. Поэтому на тебе наручники. И я не сниму их до тех пор, пока ты меня не простишь.
— С какой стати я должна тебя прощать? Где гарантия того, что ты вновь не разобьешь мне сердце?
— Потому что я люблю тебя.
— Пустые слова.
В несколько грубых быстрых движений Лео повернул меня на спину и, заведя мне руки за голову, навис надо мной. Огонь в его глазах бушевал с такой силой, что мне стало страшно.
— Что мне сделать? Вырезать на груди твое имя? Подарить тебе фотостудию в центре города? Каждое утро приносить в постель букет роз? Назвать новую игру в честь тебя? Выкроить на каком-то канале час эфирного времени и на всю страну признаться тебе в любви? Что мне сделать, черт побери?!
