– Во-первых, – перебила бывшего мужа Деллия, слегка раздражённая, – твоё свидание с весталкой не входит в список моих желаний. Во-вторых, меня не устраивает тон, которым ты ставишь мне свои условия. Что значит, ты просишь меня по-доброму в последний раз?

– Коль мы вспомнили наше прошлое, не пришла ли пора обсудить кое-какие грехи из него с твоими новыми покровителями? – с той же тихой печалью отозвался Марк и перевёл взгляд на хозяйку дома. – Я слышал, одному из своих эдиктов Август уделяет особое внимание, и известен этот эдикт под названием «Об умножении потомства». Говорят, подписывая его, божественный хотел показать, что не он первый обратился к таким заботам, но уже предкам они были близки. Что же касается традиций старины, Август, как известно, их свято чтит, а за их нарушения сурово карает.

Догадавшись, к чему клонит Марк, Деллия, бледная как полотно, глухо проговорила сквозь судорожно стиснутые губы:

– Ты не посмеешь этого сделать!

– Почему нет, изволь узнать? – в притворном недоумении спросил Марк.

Деллии показалось, что по его губам пробежала насмешливая улыбка.

– Потому что это наша общая тайна, – тихо, едва ли не шёпотом, ответила она.

– Нет, Деллия, – Марк покачал головой, – это только твоя тайна, а я согласился молчать о ней из жалости к тебе. В тот день, когда ты избавилась от ребёнка... от меня ли он был или от кого-то другого, я испытал страшное потрясение. Ты лежала на окровавленных покрывалах, бледная, безмолвная, смертельно напуганная, и я подумал, что ты умираешь... Я бы поверил, что ты потеряла малыша по какой-то нелепой трагической случайности, если бы одна из служанок не рассказала мне правду. То, что мне пришлось прочувствовать тогда, трудно передать словами. Это было ужасно... Я не столько оплакивал потерю ребёнка, которого считал своим, сколько был раздавлен твоим предательством... Ты уничтожила всё, что было между нами! Нас разделило горе, которое ты сама принесла в наш дом. Я пожалел тебя тогда, но не простил...

Марк говорил быстро; в голосе его прорывались резкие ноты. Речь его становилась всё прерывистее, он несколько раз заикнулся и вдруг прервал своё признание; его бледные щёки вспыхнули, и он вдруг тихо спросил:

– Я думаю, ты догадалась, что теперь я намерен сделать?

– О боги милосердные! – выслушав Марка, Деллия протянула к нему руку и сдавленным голосом прошептала: – Я причинила тебе столько боли и не знала об этом... Я разрушила нашу семью своими же руками... Прости меня, любимый, прости...

– Простить? – вспыхнул Марк. – Я скрыл твоё преступление, всю вину за развод я взял на себя... Я был трусом! Правда, весьма благородным, но в высшей степени вредным...

– Марк, любимый! – с новым порывом бросилась к нему Деллия; но он повелительным жестом отстранил её и продолжил:

– Знай, без Альбии я очень несчастлив... мне кажется, что во мне всё замерло. Она одна может вернуть меня к жизни, к счастью... Ради того, чтобы снова увидеть её, я готов на всё. Если ты не пойдёшь к Ливии и не выпросишь у неё разрешения на моё свидание с Альбией, всем станет известно, из-за чего мы с тобой развелись.

Теперь уже Деллия смотрела на него с мольбой и отчаянием. Крупные слёзы катились из её глаз и медленно текли по щекам.

– Моя вина, моя вина, тяжкая вина моя! Но, Марк, не карай меня так жестоко! Не заставляй меня делать то, что меня уничтожит! Разве ты не понимаешь, что Ливия не послушает меня и обвинит в сводничестве?!

Марк резко встал со скамьи; его губы обрели жёсткие очертания.

– Ты не оставляешь мне выбора, – глухим голосом произнёс он и направился к двери.

И тут Деллию словно молния пронзила блестящая мысль. Она вспомнила разговор между Ливией и Августом, в котором императрица предлагала своему супругу набраться терпения и дождаться того дня, когда Блоссий попытается снова встретиться с весталкой. А ведь именно ей, Деллии, представлялся сейчас случай заманить Блоссия в расставленные для него силки. И усилий прилагать никаких не надо: только сделать вид, что она уступила его требованиям.

– Ладно, Марк, – сказала Деллия примирительным, почти ласковым тоном, – я берусь выполнить то, о чём ты меня просишь. Но знай, что это свидание будет единственным, и на большее не рассчитывай.

Марк замедлил шаг, повернул голову, будто хотел что-то сказать ей, но, так и не произнеся ни слова, быстро вышел из её покоев.

Едва Марк переступил порог своего дома, как навстречу ему выбежал взволнованный Деций.

– Где ты пропадал? – накинулся Блоссий-младший на брата. – Я разослал рабов на твои поиски по всему городу! Разрази тебя молния Громовержца, ты мог бы предупредить меня, куда уходишь!

Марк и бровью не повёл на возмущённые крики Деция: он так устал, что у него не осталось сил на ненужные препирательства.

– Ты уже знаешь, что Юлилла уличена в прелюбодеянии и взята под стражу по приказу императора, равно как и Овидий? – в свою очередь спросил он.

Деций замер с выражением крайнего удивления на лице. Он как будто не поверил тому, что услышал.

– От кого ты услышал подобную чепуху?

– Увы, это вовсе не чепуха, как ты изволил выразиться. Я узнал об этом сегодня утром, думаю, весь двор уже знает. А произошло это прошлой ночью, как раз тогда, когда я, ошалевший от счастья, целовал письмо Юлиллы, которое должно было стать пропуском в темницу к Альбии.

В словах Марка прозвучала такая грусть, что Деций принял их как упрёк.

– Тебя бы всё равно не допустили к Великой деве, – пробормотал он, оправдываясь за то, что ночью удержал Марка, не дал ему уйти.

– Разумеется, меня никто бы к ней не пустил, – подтвердил Марк, и Деций облегчённо вздохнул.

– Но послушай, – продолжал он, – я не понимаю, разве Овидий был любовником Юлиллы? Если это правда, то признаю, что он лучший притворщик из тех, кого я когда-либо встречал в этом городе. Он так тщательно скрывал эту связь, что даже мы, его близкие друзья, ни о чём не догадывались.

Марк отрицательно покачал головой.

– Не думаю, что Овидий делил постель с внучкой Августа. Скорее всего, он был посвящён в её тайны и хранил их как свои. В ближайшее время мы узнаем правду, но, сказать откровенно, меня не интересуют дрязги в императорской семье. Гораздо важнее для меня узнать, какой будет участь Альбии...

Последние слова Марка, произнесённые печальным и мрачным тоном, снова напомнили Децию о той боли, которую носил в себе его брат, гнетущей, страшной, разрушительной боли.

– Я тебе ещё не сказал, кто у нас был этим утром, – снова заговорил он, заговорщическим голосом привлекая внимание Марка. – Ты ни за что не угадаешь! Я и сам поначалу, когда увидел его перед собой, подумал, что не полностью проснулся. Однако странно, что он ни словом не обмолвился о том, что произошло в императорской семье. Если, как ты говоришь, об этом уже знает весь двор, то он должен был узнать о случившемся одним из первых.

– Да о ком же речь, говори скорее, – не сдержавшись, перебил брата Марк.

– К нам приходил Келад.

Услышав ответ, Марк вскинул на Деция глаза; его душевное смятение и тревога были так велики, что он невольно подумал: «Что-то случилось с Альбией», только в этом найдя причину появления в его доме одного из влиятельнейших фаворитов Августа.

В последующие несколько минут он с жадным вниманием слушал рассказ Деция о том, что в доме весталок его ждёт ловушка, что, если дело о попытке совращения жрицы было закрыто из-за неясности его вины (и благодаря подкупу претора), то теперь, проникни он в темницу к Альбии, суд получит убедительные доказательства его преступления. И тогда дело Марка Блоссия будет пересмотрено, а, учитывая выздоровление Августа, судить его будет сам император.

– Как говорится, всё, что не делается, к лучшему, – сделал вывод Деций, радуясь про себя, что его брат счастливо избежал ловушки. – Боги отвели от тебя опасность прошлой ночью, а теперь, благодаря Келаду, ты предупреждён о коварных замыслах наших врагов. Я знаю, тебе тяжело отказаться от своего желания увидеться с Альбией, но, Марк, будет всё же лучше, если ты немедленно уедешь из Рима.