– Может, и говорили, – не сразу ответила Деллия. – Но там столько всего произошло – мне было не до этого...

Она резко умолкла; взгляд её потускнел – точно глаза вдруг заволокло дымкой печальных воспоминаний. Она переступила с ноги на ногу, то ли ища точку опору, то ли намереваясь уйти. Как будто что-то удерживало её на месте: скорее всего, она просто не знала, куда ей идти.

Наконец Альбия решилась. Глубокое волнение придало её голосу необычную строгость:

– Я знаю, кто ты!

Деллия в удивлении вскинула брови, потом пригляделась к стоявшей напротив неё хозяйке дома и, отшатнувшись от неё, воскликнула:

– О! Неужели это снова ты? Неужели мне никогда не будет от тебя покоя?

Призрак покойной весталки не мог бы так напугать Деллию, как её появление во плоти. Обеими руками она схватилась за сердце; седеющие волосы выбились из-под покрывала и упали на её побледневшее лицо.

– Разве не ты пришла в мой дом? – в свою очередь изумилась Альбия.

– Так ты... жива? – пробормотала Деллия, запинаясь.

Внезапно из-за двери донеслись звонкие ребяческие голоса, а затем в дом вбежали, один за другим, два подростка.

– Мама, мама! – закричал, подбегая к Альбии, тот, что был пониже, смуглый крепыш, с копной каштановых волос. – Деций грозится задать мне трёпку за то, что я подсмотрел, как он целуется с дочкой пекаря!

– Я собираюсь проучить тебя, братец Марк, за то, что ты посмел задрать ей тунику выше колен! – крикнул хриплым, ломающимся голосом другой: высокий красивый юноша лет пятнадцати.

– Поговорим об этом позже, за ужином, когда вернётся ваш отец, – сказала Альбия, взглянув на обоих глазами строгой, но справедливой матери. И затем прибавила: – А сейчас ступайте и приведите вашу сестру: в столь позднее время девочкам её возраста положено уже быть дома.

Как только мальчишки выбежали за порог, Деллия снова перевела взгляд на Альбию:

– Их... отец... Марк, ведь правда? – Она выталкивала эти слова через силу, с жёсткими паузами. Как будто боролась с наплывом какого-то чувства.

– Хочешь дождаться его? – неожиданно предложила ей Альбия.

– Нет! – холодно отрезала гостья, сверкнув зелёными глазами, и торопливо закуталась в покрывало. – Я уже ухожу. Мне не нужно ни твоё снисхождение, ни его презрение. Пусть я навсегда останусь в его памяти той великолепной Деллией, красотой которой любовался когда-то весь Рим!

Она направилась к двери, но у самого порога остановилась и сказала с горькой улыбкой, обращаясь к Альбии:

– Всю жизнь я искала милости великих мира сего, искала поклонения гордых мужчин, и мне не было дела до богов. Я даже не оценила их дар – любовь того, кого сама любила больше жизни. Полёт к вершинам власти вскружил мне голову, и я не заметила, что давно уже лечу к земле... Я была полезна Ливии, но для Тиберия я – обуза, которой известно о его тайных злодеяниях. Он отнял у меня всё, оставил только жизнь. Но я знаю, что здесь, в этой ужасной ссылке я много не проживу...

Деллия задумалась на миг и провела рукой по лбу. Глаза её как-то сразу потускнели; Альбии показалось, что она вздохнула.

– Не говори Марку обо мне. Я виновата перед ним. Вина моя – всегда со мной, и страх – простят ли меня боги...

Лицо Деллии изображало в это мгновение искреннее сожаление.

Она ушла, исчезла в сгустившейся вечерней мгле.

Дверь в дом осталась открыта, и вскоре до Альбии донеслись родные голоса. Марк возвращался домой, и дети – двое мальчишек и десятилетняя Блоссия, любимица отца, – встречали его радостными приветствиями...