— Вы так напряжены, — сказал он, когда я встала, убегая от его руки.

Как жаль, что голос невозможно нарисовать. Он показался мне тёплым и тяжёлым, как чёрный бархат, соблазняющим и дразнящим. Такой голос — это же настоящее оружие, лишающее желания сопротивляться. Я из всех сил старалась ему не поддаться.

— Прошу вас, поговорим в гостиной.

А он словно почувствовал, как мне сложно ему противостоять. Взял за руку, затем поднёс пальцы к губам. Наши взгляды встретились, и он сказал:

— Вы очаровательны.

— Вы крайне любезны, — ответила я. — Но мы договаривались о серьёзной беседе. И до того, как мы всё обсудим, я объявляю мораторий на комплименты.

Дэбрэ улыбнулся по-настоящему тепло, чуть сжал мои пальцы.

— Если такова ваша воля, то я ей подчинюсь. — Более серьёзным тоном он продолжил: — Надеюсь, ваше пожелание не связано с тем, что я чересчур навязчив и чрезмерно давлю на вас. Я бы не хотел, чтобы вы неверно меня поняли или ошибочно посчитали обязанной со всем соглашаться. Не нужно бояться меня. Я никогда не позволю себе сделать что-то против вашей воли. И вы имеете полное право мне отказать.

Он отпустил мою руку и поднял свои открытыми ладонями вверх.

— Видите, я вас ни к чему не принуждаю.

Это что же, я показалась ему настолько испуганной, что он целую речь прочитал о праве на «нет»?

Я постаралась уверенно улыбнуться.

— Я уже говорила, что верю вам. А боюсь только себя, своей опрометчивости и того, что могу быть неверно понятой.

Он предложил мне руку и проводил до гостиной, будто я могла заблудиться между двумя соседними комнатами. В коридоре я увидела Бренана. Он стоял довольно далеко, в холле, и смотрел на нас с Дэбрэ. Выглядел как большая собака, но теперь я знала, что он человек. Человек в теле пса. Вернее, человек в собственном теле, выглядящем как большая собака.

Напоминание о реалиях этого мира было не лишним. Помогло мне не уплыть мыслями в сторону поцелуев и прочего.

Дэбрэ отпустил мою руку, чтобы открыть дверь, и я воспользовалась возможностью, чтобы, зайдя в гостиную, без спросу занять его кресло. От дивана одиноко стоящее кресло выгодно отличала невозможность того, чтобы кто-либо сел рядом. Что получается из такой близости, я помнила превосходно.

— Давайте всё-таки поговорим, — предложила я. — Простите, что заняла ваше место, но так будет лучше для нас.

— Смотрю, вы настроены очень серьёзно, — сказал он, направляясь к напиткам. Налил себе что-то золотистое на полпальца и показал мне бокал. — Вы будете?

— Нет. Мне нужна трезвость мыслей. Для того чтобы путаться в них, мне достаточно и того, что я говорю с вами.

Он усмехнулся, его тёмные глаза блеснули в белом свете настенного фонаря.

— Я думал, запрет на комплименты распространяется на обе договаривающиеся стороны.

— Простите, я не подумала, как прозвучат мои слова.

Дэбрэ легко махнул рукой с бокалом.

— Не извиняйтесь. Мне нравится думать о том, что я лишаю вас трезвости в мыслях. И я бы хотел поговорить именно об этом — что нас влечёт друг к другу, и эти чувства сильны и взаимны.

— Но нас ждёт другой разговор, — тотчас возразила я. Хватит уже ходить вокруг да около. Вдохнув, я сказала: — Я позволила себе опрометчивый поступок и сожалею о нём. Необходимо исправить причинённое зло до того, как это приведёт к более серьёзным и непоправимым последствиям.

Ему это не понравилось.

— Даже так. Хм.

Он осушил бокал одним глотком и поставил его на стол, а затем повернулся ко мне.

— Признавайтесь, что вам наговорила Софи? Она очень опекает меня, и уже были случаи, когда женщины покидали мой дом навсегда после единственной беседы с ней.

Его прервал лёгкий стук в дверь.

— Входите, — резко сказал Дэбрэ.

Дверь открылась, и вошла Софи, катя перед собой небольшую тележку. Там был чай и всё необходимое к чаю, а также пирожные, фрукты, конфеты.

— Что-нибудь ещё нужно, господин, госпожа? — спросила она, когда чайный столик оказался заставлен чайниками, молочниками, чашками и прочим.

— Нет, спасибо, — ответила я.

Дэбрэ промолчал. Выглядел недовольным. И при этом пошёл открывать перед Софи дверь.

— Матушка, — сказал он ей, а затем понизил голос так, что, как я ни прислушивалась, не смогла расслышать ни слова.

— Как можно. Я не вмешиваюсь в ваши дела, господин, — ответила Софи довольно громко, и я поняла, что он выговаривал ей за меня.

Он неправильно меня понял, и Софи досталось от него зря. Вернее, она, конечно, и правда вмешивалась в его дела, и поступала так, очевидно, не в первый раз, но я-то хотела говорить с ним совсем о другом, не о чувствах.

— Вы зря обидели Софи, — сказала я, когда мы с Дэбрэ остались наедине. — Во-первых, она всего лишь заботится о ваших интересах. А во-вторых, вы неправильно меня поняли. Можно сказать, что я поступила опрометчиво дважды. И хотела сначала поговорить о более важном, а не о том, что случилось здесь не так давно.

— Более важном? — спросил он, остановившись у большого стола.

Дэбрэ опёрся о стол бедром, хотя я так надеялась, что он сядет на диван, и между нами окажется расстояние побольше. А теперь, сидя в кресле, была вынуждена либо держать голову высоко, либо смотреть на его тело. Сегодня он вновь красовался в чёрном. Брюки плотно облегали ноги. В общем, там было на что посмотреть. И он знал, что смущает меня, в этом я даже не сомневалась.

И чем больше он пытался сбить меня с толку, тем лучше я помнила, зачем сижу здесь и пытаюсь с ним объясниться.

— Да, Дамиан, есть вещи поважней поцелуев.

Его недовольство усилилось.

— Когда мужчину и женщину искренне влечёт друг к другу, именно это становится для них самым важным. В противном случае я бы говорил о неискренности и игре.

Ну вот, опять он за своё.

Я совершенно не могла так говорить, то ли глядя на него снизу вверх, то ли на его бёдра, и потому встала.

— Давайте обсудим степень нашей искренности немного позже, — сказала я, — после того как разберёмся с действительно важными вещами.

Дэбрэ приподнял брови и скрестил руки на груди. Ох, его было так легко прочитать — заинтересован и недоверчив. Это же классика!

— Выслушайте меня, пожалуйста, и не перебивайте, — попросила я.

— Весь внимание, — ответил он и ещё и ноги скрестил. Боже, ну почему он такой недоверчивый!

Я рассказала ему всё, разумеется, кроме того, что помню свою прошлую жизнь. Объяснила, почему не могла довериться ему сразу. Рассказала и про предположение Софи, и про поведение Бренана.

Софи, кстати, оказалась не лучшей пророчицей — вспышки гнева от Дэбрэ я так и не дождалась. Он слушал меня очень внимательно, но ни слова не сказал, даже ни разу не пошевелился во время моего рассказа. Я закончила, но в ответ ни слова не получила. Он смотрел на меня и молчал, и я совершенно не понимала, что он думает и чувствует.

— Ну! — не сдержалась я. — Всё, я вам во всём призналась.

— Спасибо за доверие, — наконец сказал он.

— И это всё? А где ваши гнев и благородная ярость, что до сих пор я обо всём этом молчала?

— Мне приятно видеть, что вы верите мне настолько, чтобы признаться в настолько пугающих вас вещах. В вашем рассказе лишь одно неприятно удивило меня.

— И что же? — Я скопировала его позу — обняла себя руками крест-накрест.

— Бренан подглядывал за вами во время купания?

— А это имеет значение? — не выдержав, я всплеснула руками.

— Да. В таком случае его ждёт наказание. Он должен был присматривать за вами, а не пытаться забраться под юбку.

Да это уже просто смешно!

— А что же книга? — спросила я прямо. — Она вас не заинтересовала?

— Сестра Катарина рассказала мне о ней ещё вчера. Я нашёл эту книгу у вас под подушкой, когда вы лишились чувств. Но даже если бы Катарина мне не подсказала, что и где искать, я бы всё равно почувствовал магические энергии книги и обнаружил её.

Я посмотрела ему в глаза — он не шутил. Но как такое возможно?