Это как лотерея, когда десятки и сотни миллионов тратят миллиарды, чтобы кто-то один сорвал джек-пот и стал всего лишь миллионером. Только тут рискуют потерять не деньги, а души.

— Не могу понять, зачем ей это вообще понадобилось, — сказала я. — Такой риск, и ради чего?

— Согласен, — ответил Дэбрэ. — Пентаграмму при известном старании может нарисовать любой. У тысяч ничего не получится, но кому-то удастся. Магические способности для этого не нужны.

— Если у неё были собственные силы, как вы утверждаете, то зачем ей понадобились чужие?

— Хороший вопрос.

Дэбрэ смотрел на меня, я — на него. В эту минуту дверь открылась, и остановившаяся у самого порога Софи торжественно объявила:

— Кушать подано.

Несмотря на то, что стол накрыли ещё более роскошный, чем вчера, и еда выглядела и пахла прекрасно, я почти не чувствовала её вкуса и, спроси меня, не смогла бы ответить, что только что ела. Кажется, рыбу. Или курицу. А может быть, и пирог.

Дэбрэ наблюдал за мной с задумчивым видом, затем сказал:

— Вы почти ничего не едите. Попробуйте всё же что-нибудь. Все блюда хороши. Кухарки сегодня постарались на славу.

Я посмотрела на свою тарелку. Композиция на ней выглядела неплохо, но желания нарушить её у меня не возникло. Неудивительно, что я не помнила, что ела — потому что не ела, получается, почти ничего.

— О чём вы так сосредоточенно думаете? — продолжил говорить Дэбрэ. — Расскажите мне. Возможно, я разрешу ваши сомнения, и это вернёт ваш аппетит.

— Вы хотите, чтобы я больше ела?

Вчера я объелась пирожными. Ему это понравилось? Странно.

— Я хочу, чтобы вы выглядели довольной жизнью, счастливой. Такой, как вчера.

Я постаралась улыбнуться, но он покачал головой.

— Быть счастливым и притворяться счастливым — разные вещи.

Вздохнув, я отложила приборы. Какая разница, когда задавать вопросы. И от Софи, присутствующей при нашем разговоре, я не собиралась ничего скрывать. Возможно, так даже лучше, что меня услышат они оба — дознаватель и ведьма, строящая из себя обычную служанку. Я нуждалась в помощи. Кто её окажет, не имело значения — Дэбрэ или Софи, или они вместе.

— Меня беспокоит то, что вы рассказали о пентаграммах. Я не думала, что всё это настолько серьёзно. Для меня это был всего лишь рисунок… и, пожалуйста, не говорите мне о прошлом, о Майри, о том, что я всё это должна была знать. Я не знала. А теперь мне очень страшно.

— Почему?

— Я видела ту пентаграмму на полу тюремной камеры. Забросала её сеном, потому что не хотела смотреть на кровь, но перед этим разглядела очень хорошо. Я не знала, что этого нельзя делать. Потом, когда в моей камере появился принц Антуан и маркиз, и их люди, я видела, что никто из них не смотрел на пентаграмму. Мужчина, которому поручили её стереть, вниз, кажется, ни разу даже не глянул. Тогда мне казалось, что поведение всех этих людей — нелепость. А теперь, после ваших объяснений, я понимаю, что не они, а я вела себя глупо. Я разглядывала её, не зная, что тем самым держу открытой дверь для сверхъестественного существа, скорей всего, опасного и злого. А теперь она словно стоит у меня перед глазами. Я помню её во всех подробностях, даже самых незначительных, смогу нарисовать по памяти в любой миг, если попросите. И я боюсь, что из-за того, что она будто выжжена у меня в голове, я всё ещё могу находиться во власти того существа. Или оно сможет открыть дверь прямо в меня. Я боюсь потерять себя очень сильно.

В столовой стояла такая тишина, что звук тикающих часов казался набатом. Раздался неприятный, продирающий до глубины души скрип. Это Софи отодвинула стул и присела у обеденного стола.

— Ошеломительно, — сказала она.

Софи смотрела на Дэбрэ, Дэбрэ — на Софи, они словно вели беззвучный диалог и, кажется, хорошо понимали друг друга. Сосредоточенные, смертельно серьёзные выражения на их лицах меня напугали.

— Я не знала, что этого нельзя делать, — напомнила я, а у самой в голове засела давным-давно слышанная фраза: «Незнание не освобождает от ответственности».

Тем более что знала я больше, чем говорила.

В моей спальне на кровати под подушкой лежала книга Майри, а в ней десятки пентаграмм — множество дверей, ведущих в другие миры. Опасность для любого, кто всего лишь посмотрит на них. Только божественное провидение, скажем так, спасло меня от разглядывания пентаграмм. Некоторые я помнила, кстати, хотя и всего лишь бросила на них взгляд. Но такая у меня память. Иногда бы и хотелось что-то забыть, но если я что-то увидела, это остаётся со мной на всю жизнь. Никогда не думала, что хорошая память может мне навредить.

— Вы правы, Майя, — сказал Дэбрэ. — Вам не следовало смотреть на ту пентаграмму. Если вы её настолько хорошо помните, как говорите, она может вам навредить.

— Ведьмы для того и создают книги, чтобы не хранить в памяти свои пентаграммы, — добавила Софи. — Уничтожить книгу ведьмы — уничтожить её силу.

— Не её, — возразила я, пусть и меньше других знала обо всём этом ведовстве. — Уничтожение книги должно лишь обрывать связь с потусторонним миром. Сила ведьмы, её личные магические способности остаются при ней. Или я неправильно поняла объяснения? Разве не любой человек, с любыми способностями или не имеющий их вообще, может нарисовать пентаграмму?

— Вы правы, это может сделать и человек без способностей, — ответила Софи. — Такое бывало, но на практике к рисованию пентаграмм намного чаще обращаются те, кто уже имеет способности.

Она говорила так, как будто точно знала, о чём говорит. Ну конечно, служанка она! Ни за что не поверю.

— Те, кто призывают демонов, думают, что так станут сильнее. Внешне оно так и выглядит, но на деле это демон в их теле пользуется своими силами, — сказал Дэбрэ. — Ведьмы не понимают, что открыв дверь в другой мир, они становятся другими людьми. Вернее, не совсем людьми. Человек без магических способностей обретает их, потому что ими обладает демон, занимающий его тело. А тот, у кого способности были, становится в разы могущественней — ему так кажется. Им всем кажется, что они стали сильней, а на деле они превратились в костюмы для демонов.

— Но я не хочу быть костюмом для демона! Я хочу быть собой. Пусть я ничего не помню… Неважно.

Я встала, больше не в силах оставаться на месте. Мне хотелось куда-то идти, даже бежать, и я принялась ходить взад-вперёд вдоль стола.

— Знаете, я не хочу вспоминать то, что было со мной до того, как я очнулась в тюремной камере, не имея понятия, кто я. Не хочу возвращаться к той Майри, которую вы обрисовали.

Как же им всё сказать, но при этом ещё и не подставить себя? Или рискнуть? Пусть они сами делают выводы. А я не помню ничего из той моей жизни, и точка.

— Душой я словно другой человек. Я не узнаю себя в той Майри, о которой вы все говорите. — Я резко остановилась напротив Дэбрэ.

Ну, пан или пропал!

— Может, это я пришла из другого мира и заняла тело Майри? — Я нервно рассмеялась. — Но поверьте мне, я не демон. И магических способностей у меня нет.

Я смотрела в глаза Дэбрэ — такие тёмные и блестящие. Как же я волновалась. Казалось, что сердце сейчас выскочит из груди.

«Помогите мне, защитите меня», — требовала я от него, не произнеся ни слова, лишь взглядом. Он ведь мог. Ну, кажется, мог. А если не он, то кто другой мне поможет?

Софи нарушила установившуюся между мной и Дэбрэ невидимую связь.

— Дами, её руки! Смотрите!

И только тогда я увидела языки пламени, пляшущие на моей коже. Мои ладони горели.

Я смотрела на свои руки в огне, мой рот был открыт, и я кричала, но не слышала ни звука из тех воплей ужаса, которые раздавались в моей голове. Я снова в огне — что в той жизни, что в этой!

Лучше бы мне, конечно, в третий раз за день хлопнуться в обморок. Это выглядело бы даже красиво. А что, девушка с тонкой душевной организацией и хрупким (более-менее) телом под давлением обстоятельств то и дело лишается чувств — Дэбрэ бы наверняка впечатлился и проникся сочувствием. И к моему чудесному кисейному платью, расшитому синими розочками, такое поведение подошло бы намного больше, чем то, что я сделала — не слишком (совсем не) красивое.