«Я буду следить за тобой, мозгляк», – сказал он мне тогда и, видимо, выполнил свое обещание. Или приказ… но зачем кому-то наблюдать за мной, было загадкой.

– Но куда… ты меня… тащишь? – пролепетал я, задыхаясь и хрипя.

Но тут драка докатилась до нас, и Петру сразу стало не до ответов. Меня бросили, причем не слишком аккуратно, я ударился еще не зажившим плечом, в глазах потемнело. Сквозь черноту я смотрел, как Петр расправляется с нависшими на нем врагами. Хлопнуло еще несколько выстрелов, меня кто-то пнул, затем Петр заорал команду отхода. Меня снова схватили и потащили. Отряд Петра коротко перекликался.

– Олега ранили!

– Где он?

– Около ящиков! – ответил тащивший меня солдат.

– Атас, за ним!

– Есть!

В глазах всё расплывалось, невыносимо стало жечь плечо, и в какой-то момент я понял, что теряю сознание. Вскоре темнота поглотила меня.

*      *      *

Твою ж мать! Что же такое происходит!!! Убийства стали происходить с завидной регулярностью, кто-то безжалостно отстреливал новобранцев после вечерних занятий. Не успели разобраться со случаем у хоз.склада, как еще это… Что ж такое?!

– Кос-полит лейтенант, мы сделали всё, что могли, – передо мной стояли, опустив головы, трое рядовых: двое из моего взвода и один из Олегова.

Олег…

– Где Петруха? – спросил я не глядя. – Его тоже что ли?..

– Никак нет, кос-полит лейтенант. Он в госпитале. Ножевое.

Проклятье! Ситуация вышла из-под контроля. Если еще и здесь терять друзей будем… Черт, черт! Три трупа, убийство лейтенанта, покалеченные… Поножовщина. Кромсали насмерть. Сволочи. Час назад белый от ярости Сидоренко вызывал за рапортом, сообщил, что будет полное расследование. В лагерь на разбирательство приедет отряд военной милиции. Я вздохнул.

– Кос-полит командир, тут один новобранец, за которым сержант приказал присматривать… – начал было рядовой.

Точно!.. Еще и его тут не хватало! Я и забыл, как когда-то приказал Петрухе приглядывать за одним новобранцем-интеллигентом, чтобы тот не влип во что-нибудь. Видимо, всё-таки влип, раз сейчас Петр лежит в госпитале с ножевым ранением. Надо бы зайти к нему… пока не приехали детективы. И успеть допросить сопляка. Проклятье, как всё не вовремя!

– Позже! – бросил я. – Далеко его не отпускайте.

В госпиталь меня сначала не пустили – смазливая на мордашку девица в белом халатике медсестры упрямо не хотела пускать внутрь, пока я не пригрозил разбудить главврача и разобраться с ней. Впрочем, медсестру можно понять: через час в госпитале смена вахты, и лишних проблем с ночным посетителем ей не хотелось. Хотя и не похоже, что она скорее хотела выгнать меня… Но сейчас не до флирта с девицами, пусть и красивыми. Нахмурившись, медсестра развернулась и, виляя бедрами, вернулась на пост. Проводив взглядом ее спину и всё, что пониже, я хмыкнул и довольно быстро отыскал палату Петрухи. Кроме него, в палате было еще пятеро пострадавших, двое из них были в той стычке. Петр лежал, покорно вперив взгляд в белый потолок, и тихо вздыхал.

– Петруха! Ну как ты? – бодро начал я, хотя сразу увидел, что плохо.

Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить его состояние. Дырка в брюхе чуть пониже печени не давала повода для бодрости.

– О, Гирь, – просипел Петр, потом кашлянул и заговорил нормальным голосом, – мы честно старались никого не калечить, честно! Но они ранили Олега…

– Олег умер, Петр, – мрачно сообщил я.

Тот замолк.

– И что теперь? – произнес он через секунду.

– Не знаю, будут виновных искать, – пожал я плечами. – Это тебе не рядового уголовника грохнуть, убийство лейтенанта всё-таки… Петруха, бл*, что там случилось?!

– Ну че «че»? Шли мы спокойно в казарму, спалили твоего мозгляка с дружком…

– Он не «мой мозгляк»…

– …да пох*р, – одновременно со мной отпарировал Петр. – В общем, шли себе, и вдруг этот сопляк кому-то на помощь бросился, хотя я его честно предупреждал не встревать ни в че, дебила… Мы пока добежали, его уже вырубили, отморозки уже дружка его лупили. Ну я мозгляка за шкирку, и ходу… Они на нас и бросились, пришлось отбиваться.

– Умудрившись при этом покалечить двух бойцов из соседнего батальона?

– Ну сам понимаешь, в горячке… Гирь, кому я, бл*, объясняю, твою ж мать! Сам не знаешь, как всё выходит?! ооо… – Петр закашлял, согнулся на кровати, схватившись за бок, и харкнул кровью в специально приготовленное ведерко.

– Я лишь знаю, что после вашей стычки осталось три трупа и несколько раненых, в их числе и ты, – сухо обронил я.

– Что-то ты начальственным больно стал, – бросил Петр, – погоны плечи жмут?

Я развернулся и вышел. Больше мне нечего тут было делать.

*      *      *

Было уже довольно холодно, когда этот суровый лейтенант вернулся к казарме. Меня сторожили трое бойцов, даже при желании я бы никуда не ушел. Этот лейтенант, видимо, имеет авторитет среди солдат. Его лицо выражает жестокость одновременно с каким-то состраданием, будто он ненавидит и жалеет всех присутствующих. Его серые глаза… это бесстрастный, непрерывно анализирующий взгляд убийцы, холодный, как у крокодила. Широкое, светлое лицо с волевым подбородком, узкие славянские губы с опущенными вниз уголками, заметно, что он редко улыбается. В отличие от лейтенанта Конопли, в нем не чувствуется надменности или презрения к окружающим… да вообще, эмоций почти нет. Создается впечатление, что он летает где-то в мыслях далеко от этого места. Один солдатик хотел было отдать честь, но лейтенант всего лишь приподнял ладонь, кивнул ему и пошел дальше. Одет он, как и остальные: в армейские высокие сапоги, обычные маскировочные штаны и куртку, но, тем не менее, разительно выделяется среди остальных. Застарелый шрам на щеке и усталый задумчивый взгляд придают ощущение превосходства этого человека над всеми остальными, будто только он, и никто другой, имеет право распоряжаться нашими жизнями.

*      *      *

Этот мозгляк пристально уставился на меня, изучая и проникая, казалось бы, в самую глубину души. Его взгляд сверлит меня, как ученый исследует букашку под микроскопом. Испуганные голубые глаза, широко раскрытые, с яркой искрой интеллекта, даже немного надменные. Не у каждого такой проникающий взгляд… Этот парень привык к своему интеллектуальному превосходству, любит быть умнее всех. Его узенькие, но четко выделяющиеся скулы сейчас подрагивают от холода и страха. И опять я заметил, насколько он отличается от всех остальных: утонченные черты лица, острый подбородок, умные проницательные глаза – черт, этому парню нечего делать среди рядовых! Надо будет подать рапорт комбату… Но об этом еще рано думать.

Один из солдатиков-новичков вскинул было руку, приветствуя своего командира. Автоматически я приподнял руку, останавливая бойца, и хмуро кивнул в ответ. Отвлекает от мыслей, салага… Солдатик это понял, потупил взгляд в землю.

– Пойдем, – приказал я троим бойцам, сторожившим парня, – туда, в каптерку.

Вместе мы подошли к складу. Я открыл дверь, нетерпеливо выгнал оттуда сидящего в ночном наряде дежурного. Рядовые оживились, втолкнули внутрь интеллигента. Двое бойцов остались при входе, один прошел следом за мной.

*      *      *

– Садись, – приказал он мне, указав на стульчик.

Сам сел напротив – за стол. Я встал, оглядываясь: захламленное складское помещение, валяются какие-то тряпки, ведра. Сбоку от прохода – вахта с рабочим местом. Солдат грубо толкнул меня к стулу, надавил на плечи, заставляя сесть.

– Свободен, – холодно приказал лейтенант солдату.

Тот незамедлительно вышел. Мужчина устало взглянул на меня.

– Итак, начнем, – проговорил он. – Я лейтенант Правко, Фёдор Григорьевич, командир шестого взвода четвертой роты под руководством капитана Сидоренко. Тебя как звать?

– Эээ… – я не мог вымолвить ни слова.

– Расслабься, рядовой. Я тебя грызть не собираюсь, – его голос потеплел, и сразу же он сурово проговорил. – Жрать тебя будут завтра, на разбирательстве в штабе. Так что немедленно выкладывай, кто ты такой и что там делал.