— Самая главная игра? — несчастным голосом просипела я.

Ритика похлопала меня по плечу.

— Соберись! Я с тобой!

На удивление, ключ от таун-хауса подошел, а я-то думала, что парни уже поменяли замок, чтобы я не смогла войти внутрь. Не то, чтобы я была уверенна в их жестокости… но не факт, что не поступила бы также с предателем, который обманывал меня несколько недель.

— Посмотрите-ка, кто к нам пожаловал! — первым, кого я увидела, оказался Лэндон. Парень тут же подскочил с дивана, на котором вместе с Дэном рубился в приставку — эти парни всегда во что-то играют! Если не на льду, то на компе или телевизоре! — и в два счета оказался рядом.

— Ну, тутти-фрутти, и задала же ты жару! — рассмеялся он, затормозив буквально в миллиметре от меня.

— А что ей оставалось делать? — сделала шаг в перед воинственная Ритика, желая защитить, и я почувствовала, что мои глаза увлажняются от проявления ее доброты и поддержки.

— Успокойся, мелкая, — фыркнул в ее сторону Лэндон. — Никто никого и не обвиняет.

— Только я! — крикнул подоспевший Дэн. — Только я!

Он раскинул руки в стороны, будто предлагая направиться прямиком в распахнутые объятия и во весь рот улыбнулся.

— Как я мог пропустить такую красивую девочку! — Лэндон усмехнулся. — Она была всегда под боком, а мы, слепцы, проходили мимо!

— Значит, вы на меня не обижаетесь за вранье? — тихонько спросила я, выглядывая виновато из-за плеча подруги.

— Э, о чем ты! — Лэндон тоже сделал шаг вперед и протянул руку. — Мир!

Дэн тут же воспользовался ситуацией и за палец притянул меня к себе, прижав к груди так сильно, что я порадовалась амортизации от тренча — иначе бы попросту затрещали кости! Лэндон присоединился, и теперь посреди коридора высилась настоящая куча мала из огромных хоккеистов, которые буквально давили своей массой на меня.

— Ты нас спасла! — сказал Лэндон, когда я все же выпуталась из их объятий. — А то, что ты…ну…

— Тутти — фрутти! — весело подсказал Дэн.

— …то это нас вообще не волнует! — закончил Лэндон.

— Кроме… — я подняла голову на второй этаж, где услышала, как хлопнула дверь в комнату Брэндона.

На это Дэн пожал плечами.

— Дай ему время, Кэн…дис… Кэндис!

— Кэндис! — Лэндон шлепнул меня по плечу, и я чуть не села от силы его удара.

— Ой, прости! — трудно привыкнуть к тому, что ты теперь не парень! — хихикнул он. — Ну все равно — порубишься с нами в «Траву»?

— Ну нет уж, — вмешалась Ритика. — Никаких игрушек. Мы, вообще-то, тут по делу.

— Ну конечно же, мамочка решает вмешаться! — поддразнил ее Лэндон, глядя сверху вниз. Но на Ритику такой взгляд не произвел никакого впечатления. Она сложила руки на груди и посмотрела на него с таким видом, что теперь стало понятно: это она смотрит на него сверху вниз, несмотря на то, что оказалась значительно ниже ростом.

— План такой: мы собираем вещи, а вы несете коробки в машину!

— А что, — Дэн повернулся ко мне и поставил руки в бока. — Ты не останешься жить с нами?

— Девушка не может жить с хоккеистами, очнись! — развела я руки в стороны.

Парни расхохотались.

— Как будто тебе это мешало!

— Нет, но…

— Все, довольно! — вмешалась Ритика и за руку потащила меня на второй этаж, где, зная по моим рассказам, находилась моя комната. — У нас не много времени. Завтра тяжелый день, а нам еще нужно перевезти все вещи!

— О, а нас на новоселье позовете? — сразу же воодушевился Дэн, но Ритика смерила его холодным взглядом через плечо.

— После экзаменов можно, — вымученно улыбнулась я, отмечая, что дверь в комнату Брэндона все также оставалась закрытой. — Думаю, после Нового года точно в общежитии будет закончен ремонт и сестринство снова будет проводить вечеринки. Новоселье в первую очередь.

— Эй, Кэн! — крикнул вдруг Лэндон, когда мы с Ритикой были уже наверху и примеривались, что будем бросать в коробки, а что — прилично складывать. — Ты всегда можешь остаться здесь, мы не против.

— Но против еще один жилец в вашем доме, — также громко ответила Ритика и всем нам пришлось согласиться. Брэндон так и не вышел из комнаты, чтобы поздороваться и сказать мне что-нибудь в поддержку, и это его поведение о многом сказало мне. он действительно не простил мне вранье. И что-то объяснить, как-то оправдаться тоже не дал шанса…

Быть капитаном команды — это не самое простое дело. Ты должен быть всегда в тонусе, показывать бОльшие результаты, чем простой игрок, и всегда, всегда думать наперед. Обо всем. Буквально обо всем. О себе, о своих друзьях на льду, о противнике в домашней обстановке.

Я думаю, что неплохо справлялся со всем этим барахлом, потому что именно сейчас мы стоим на льду и слушаем гимн нашей академии на главном ледовом побоище года. Мы победили йелльцев, и сейчас, если разобьем ребят из Корнуолла, станем единственными обладателями Ледяного кубка на целый год. А это, между прочим, целый набор приятных бонусов от внимания спортивных фанатов до поблажек при сдаче экзаменов. Я знаю, что в первом ряду, как раз там, где сидит отец, наблюдая исподлобья за моей игрой, сидят парни из НХЛ. Сегодня, на этой игре — самые-самые крутые перцы, которые и будут принимать решение: кого зафрахтовать в свою сборную после выпуска из академии, а кого обделить своим вниманием.

Пэр Бриссон именно по этой причине больше всего орал на нас в раздевалке перед тем, как выпустить на лед. Вообще вся его речь, если опустить обсценную лексику, была действительно очень мотивирующей и вдохновляющей. Оно и понятно — на прошлой игре от нас ушел Ларс, Мигель и получил отдельное приглашение звезда хоккея — Николас, а ведь он учится еще только на втором курсе академии. В его интересах раздраконить нас до такой степени, чтобы мы разбили парней из Корнуолла так быстро и шустро, чтобы показать спецам из НХЛ, что только мы достойны играть у них.

Это и в моих интересах, и именно потому я снова и снова отгоняю все жужжащие вокруг меня мысли, чтобы настроиться на игру.

Флаги взлетают ввысь, сейчас прозвенят еще два куплета, после — гимн магической академии Корнуолла, выпуск белых голубей, которые символизируют мир, а уже потом — игра.

Я смотрю вперед, чтобы снова не обнаружить себя блуждающим взглядом по зрительским сиденьям в поисках светловолосой головки, с интересом наблюдающей за парнями на льду. И мое сердце снова и снова сжимается от тоски.

Тоски по человеку.

Тоски по смеху.

Тоски по настоящей поддержке.

Тоски по искреннему теплу.

Всему тому, что может мне дать чертов Кэн Стар, чертова Кэндис Стар. Это ужасно — обнаружить в себе, что ты можешь стать тутти-фрутти, стать готовым сменить сексуальную ориентацию, в которой был уверен все двадцать три года, и упасть в геенну огненную, чтобы молить о поцелуе с парнем.

И после всего того, что бушевало внутри, после всех этих невероятных усилий души вдруг узнать, что тебя все это время обманывали, водили за нос и даже не думали сказать правду!

Если бы я не пошел за ней в ту комнату, не спас вместе с отцом, то, получается, все также мучился от своей ужасающей, иссушающей любви, а то и вообще все бросил — возможную карьеру, капитанство, только бы быть с «парнем», в которого влюблен?

Нет, это ужасно…

Говорят, что после сильнейшего потрясения человек внутри как бы иссушается, в его душе расползается лишь выжженная пустыня. Так было и у меня сейчас. Полная пустыня. Полное безразличие ко всему, кроме того, что не входит в круг интересов капитана хоккейной команды и студента академии льда.

Я слышал, как приехала Кэндис за вещами. Видел ее краем глаза, когда она стояла внизу и обнималась как ни в чем не бывало с моими всепрощающими друзьями.

Да что говорить, я даже видел, как она сдавала свой зачет по физкультуре, когда старательно ехала на коньках по льду под залихватские комментарии Бриссона. Делала все верно, — ума у нее не отнять. Выполняла все ровно так, как я и учил, и на это было смотреть обиднее всего. Ну, то есть не от того, что она добилась успеха в том, что планировала, а что снова сделала это за мой счет. Я помнил, как погано ощущал себя все время урока и после него, когда мучился томительными фантазиями об этом «парне», как хотел поцеловать, прижаться к нежной коже и сдавить в своих руках нежное тело. Помнил и мне было внутри стыдно и плохо, обидно и тяжело.