− Не ходи за мной, − попросил принц, спеша уйти.

− Но я − твой адъютант, − крикнула Ювэй ему вслед, поражаясь тому, как быстро он может ходить, когда злится. − Я обещала защищать тебя, поддерживать во всем. Поэтому я здесь, с тобой.

Он остановился, и только тогда она снова смогла его догнать.

− Ты должна оставить меня сейчас, − попросил он, не оборачиваясь. – Так нужно.

− Что ты задумал? – встревожено спросила Ювэй.

− Тебя это не касается!

Перстень на руке принца вспыхнул ярко-зеленым светом, таким сильным, что Ювэй пришлось закрыть глаза, а потом холодные пальцы коснулись ее губ и исчезли.

Когда она снова открыла глаза, принца рядом не было, только в листве сада шуршал ветер.

− О чем вы говорили?! – грозно спросил король у Грэстуса, когда они вновь оказались в кабинете правителя. Что такое эти стигматы? Вы сказали, что по его ответу все станет ясно!

Он действительно надеялся что-то понять, но вопросов стало только больше, а вместе с ними росло и волнение так сильно, что никакие законы приличия не могли заставить держать их при себе.

− Стигматами принято считать божественную метку, как вот эта.

Грэстус показал правую ладонь, на которой виднелась иссиня-чёрная звезда с множеством неровных вершин, изрезавших всю ладонь.

− Это символ спасения, − сообщил он. − Эта метка – истинная стигмата и говорит о моей борьбе с тьмой, а стигматы аграафов, о которых спрашивал я, не истинные. Они вызваны темным началом, и чем глубже сила проникает в тело и душу, тем страшнее и больше стигматы аграафов.

− И сколько их у вас? – затаив дыхание, спросил король.

Никакой метки на руках сына он не видел, но и других следов тоже, даже не предполагал, что они могут быть, а теперь с трудом сдерживал дрожь волнения.

− У меня их нет и никогда не было, но у вашего сына они есть. Он сам это сказал, а значит сила заползла глубоко в его тело и начала его пожирать. Рано или поздно она доберется и до души.

− Значит, он обречен? – спрашивал король, будто впервые услышал, что аграафов преследует недолгая жизнь и безумие.

− Все аграафы обречены, − меланхолично ответил Грэстус и снова переместил себе бокал с вином, чтобы неспешно пробовать его, наслаждаясь нотами вкуса так, словно в этом смысл всей жизни. − Это даже не страшно, просто так было задумано.

− Как вы вообще поняли, что у него есть эти стигматы? – спросил король, вскакивая со своего места и быстро шагая к окну.

Оттуда можно было увидеть сад, освещенный огнями бального зала. Несколько пар, утомленных танцами, прогуливались по дорожкам, в лучах невысоких фонарей, только эта их беспечность сейчас злила короля. Он бы хотел видеть сына где-то там среди этих пар, беспокоиться, чтобы его не окрутила какая-нибудь ушлая девица, а не слушать дикие истории о метках и пожирающей души тьме.

− Все очень просто, − спокойно ответил Грэстус. − Я сравнил нас. Он малоподвижен, бледен, слаб, затянул себя тугим костюмом, вот я и подумал, что все дело в стигматах, а он это подтвердил. К тому же его силы оказалось куда больше, чем я предполагал. Подобной мощи от мальчишки я не ожидал. Уж простите мне такие слова, но аграаф в двадцать лет − сущий ребенок, даже если он сын короля. Гэримонд оказался куда сильнее, чем я вообще мог предполагать. Многое из того, что он сделал сегодня, удавалось мне лишь на втором столетии жизни. Защищающий купол с временным ограничением – это уровень очень могущественного мага. Перенастройка энергии противника и превращение ее в свою не каждый аграаф осваивает, а вот так с легкостью пропустил мою через свой посох и присвоил себе, будто это пустяк. Про расторгнутый договор с посохом я даже говорить боюсь. Я был уверен, что это невозможно, и не поверил бы, если бы своими глазами не увидел, как он это сделал, еще и с такой небрежностью, словно это так же просто как выбросить на дорогу башмак.

− Но ведь вы победили, − не понимал король. – Если вы победили, значит он не так уж и силен.

− Да, я победил, но на моей стороне опыт, и никакой победы я не чувствую. Мне кажется, что он просто поддался, пытаясь скрыть часть своих умений.

− Зачем ему их скрывать? – спрашивал король, оборачиваясь. – Что страшного в силе?

− Может, ее темное начало? – вместо ответа спросил Грэстус, пожимая плечами, и тут же ставил бокал, чтобы коснуться собственного лба. – Правда, я могу быть не совсем объективен. Я боюсь вашего сына. – Он смотрел на короля почти с мольбой, будто только тот мог его спасти, и продолжал. – Его глаза − матовые, хладнокровные… они меня пугают. Как я могу судить о нем и его мощи? Я очень хочу дать вам совет, но могу только содрогаться, вспоминая бой с Гэримондом. Он не яростный противник, не азартный, а холодный, как само небытие. С подобным я никогда не встречался, поэтому…

− Замолчи уже! – внезапно велел Гэримонд, резко распахнув дверь.

Он буквально оттолкнул Агимана, охранявшего дверь, и шагнул в кабинет. Темная сила буквально клубилась у его ног, как черная кошка ластилась к нему, закрывая босые ступни.

− Что за наглость?! – воскликнул король, жестом останавливая Агимана, готового бороться с принцем, только короля никто не собирался слушать.

Гэримонд шагнул к Грэстусу и с неожиданной силой в сухих тонких руках схватил его за камзол, встряхивая над креслом.

− Убирайся отсюда, − прорычал он ему в лицо и тут же оттолкнул к двери.

− Иначе что? – спросил Грэстус, нервно хохотнув.

Он даже пошатнулся, оступился, но не упал, восстанавливая равновесие.

«Я сейчас сильнее», − мысленно ответил Гэримонд, но так громко, что Грэстус не мог не услышать, и возразить ему было нечего, просто он не торопился покидать кабинет, косясь на короля.

«Намного сильнее», − добавил Гэримонд все так же мысленно.

− Как это нагло угрожать мне при короле и не вслух! – воскликнул Грэстус, призывая посох. – Смог бы ты это сказать при своем отце, наследный принц?

− Просто уходи! – ответил ему Гэримонд.

Дверь за спиной Грэстуса сама распахнулась, хоть Агиман ее и закрыл, но без одобрительного кивка короля Грэстус не стал отступать, а король кивнул, давая ему разрешение.

− Простите, Ваше Величество, − сказал Грэстус, поклонился и вышел, уверенно стуча об пол своим посохом, что алым отблеском освещал его путь.

− Что ты себе позволяешь? – спросил король, как только дверь снова закрылась. – Он мой гость и…

− Он подлец и интриган! – перебил его Гэримонд. – Что он тебе наговорил?

− Тебя это не касается, − ответил король, отворачиваясь к окну. – Я хочу, чтобы ты извинился.

− За то, что ты меня не слушаешь? – спросил Гэримонд со злой горечью, которую он даже не пытался скрыть.

− Я не обязан тебя слушать, − ответил король. – Не хочешь извиняться – выйди вон.

− Ты мне обещал, что поговоришь если не со мной, то с Агиманом, но ты позволил этому… этой твари…

Гэримонд буквально зарычал сквозь зубы, указывая на дверь. Он даже слово не мог подобрать, которое могло бы подойти такому змею, как Грэстус. Только все это было не так важно. Гэримонда трясло от страшного недоброго предчувствия. Ему казалось, что коварные сети уже окружили его, а он не знает, как от них спастись, как спасти от них других, а отец совершенно не хочет ему помогать.

«Король ты или глупец?» − зло и раздраженно спрашивал мысленно Гэримонд и склонялся ко второму, когда видел суровый взгляд отца. Тот явно не понимал, в какой опасности находился.

− Ты не имеешь права так говорить о моих гостях, − сказал он. – Если ты сейчас же не извинишься, я тебя выпорю.

− Да делай ты, что хочешь! – взвыл Гэримонд. – Только скажи мне, что затеял этот подлый недоаграафишка?

Король шагнул к нему и ударил его по лицу, оставляя на бледной щеке красный след пощечины.

− Ответь, − попросил Гэримонд, несмотря на горящий след от удара, задевший бледные губы.

Он посмотрел на отца совсем иначе, и тот на миг усомнился, видя в сыне не страх, а тревогу, но ответить не успел. Дверь снова открылась, и в кабинет вошел Агиман, спешно кланяясь.