— Ты ведь был в день нашей свадьбы возле ЗАГСа, почему не забрал Олю?! Какого черта, ты отдал любимую женщину другому?

— Оля знает, что это был я?

Иван только пожимает плечами.

— Я решил, что у вас все по-настоящему. Что она влюбилась, а потом Катя родилась, и я вовсе с катушек слетел: бухал несколько месяцев, пока Рома, московский друг, мозг не вправил. Он тогда помог со «Стройкомпом».

После моих слов в комнате повисла звенящая тишина, я смотрел в окно и лишь единожды обернулся на Ивана, который уставился в пол.

— Короче, — начал он, прервав наше молчание. — я сегодня всю ночь думал над тем, что происходит…

Иван опять прошелся по волосам, в попытке подобрать слова.

— Ольку я люблю, конечно… — он осекся, видя мой грозный взгляд. — Но это любовь…такая…знаешь…юношеская и, скорее… дружеская. Я столько натворил из-за ревности… Отца чуть на тот свет не отправил… — Иван говорил медленно, видно, что каждое слово давалось ему большим трудом. — Оля сразу расставила все точки над «i», еще перед свадьбой сказала, что другого полюбить не сможет, а я дурак не поверил. Думал — женюсь, и все со временем придет, но нет!

— Между вами, действительно, за все пять лет брака не было близости? — ответ на этот вопрос я хочу услышать и боюсь одновременно, но все же задаю его.

— В это сложно поверить, но нет… не было. — Иван мнется, однако признается. — Я хотел, понимаешь, чтобы она полюбила МЕНЯ, а не быть заменой тебе. Но только ничего не получилось… Ты стоял непробиваемой стеной между нами. А, когда родилась Катя, Оля все свое внимание сосредоточила исключительно на материнстве. Ну, а я, естественно, гулял на стороне. Я ж не железный! Но делал это так, чтобы Олька не знала…

Я слушаю и не верю… Хотя нет! Верю, но это больно! Отчаянно. Радостно. Больно.

Время… Сколько его упущено! Моя девочка ждала меня, никого больше не хотела, только МЕНЯ… И пусть она сейчас к себе не подпускает, пусть злится, ругается — я сделаю все, чтобы вернуть, то, что мы потеряли по моей вине!

Спустя месяц

Жара стоит неимоверная, солнце словно взбунтовалось — печет так, что на асфальте яичницу жарить можно, наверное! А на небе нет даже намека на хотя бы одно, зарождающееся облачко. Если за городом мы еще немного спасаемся от жары в бассейне на заднем дворе; да, и система полива газона работает идеально, что тоже немного сбивает градус. То город — это адское пекло!

Пусть для последних дней июня это нормально, но чувствую я себя при такой погоде, мягко говоря — не очень хорошо: постоянно хочется спать, да и в общем, состояние какое-то коматозное. Я стала очень раздражительной, и даже грубой, порой стыдно за свое поведение, особенно, по отношению к людям, которые работают в доме. Когда немного успокаиваюсь и прихожу в себя, то извиняюсь, но, сама знаю, что это мало помогает.

Вчера вечером звонил Владимир Емельянович, который благополучно перенес операцию на сердце в Москве и теперь проходит реабилитацию в клинике Прохора. Друг Виктора замечательный человек! Большой грузный мужчина, при знакомстве показавшийся мне похожим на огромного медведя, на деле оказался очень мягким, эмпатичным человеком.

Прохор отпустил меня из клиники в тоже вечер, выдав список лекарств, которые я клятвенно обязалась принимать и приходить к нему на прием. Он часто звонил и справлялся о моем самочувствии, особенно, в первые дни после «выписки», которую, к слову, устроили моя дочь на пару с мужем.

Мне достаточно было увидеть, какими заговорщическими взглядами они переглядываются, чтобы понять, что дело тут не чисто! Усмехаюсь, вспоминая эти моменты.

Сегодня я снова собираюсь встретиться с Прохором, но уже не по поводу своего здоровья, а для того чтобы узнать, как проходит реабилитация Владимира Емельяновича. Заодно забегу к этому, несносному, по словам Прохора, пациенту и поговорю с ним о его нездоровой тяге к спорту. Силовые тренировки — это, безусловно, хорошо, но ведь не в больничной палате же! Еще рано отжиматься от пола по двадцать раз, но именно за этим занятием застал мужчину Прохор во время очередного обхода и был, мягко скажем, шокирован!

Я решила навестить бывшего свекра, с которым отношения стали даже лучше, чем в период нашего с Ваней брака. Навестить и пожурить! Улыбаюсь, представляя себе эту картину! Конечно же, Владимир Емельянович меня не послушает, у него «открылось второе дыхание», как он сам выражается и теперь мужчину не остановить — он хочет быстрее прийти в форму и жить более активной жизнью.

Единственное, что меня смущает в предстоящей поездке, так это неизбежная встреча с Инной Юрьевной… Она всегда рядом с мужем — это и понятно, вполне нормально, но… Мне не комфортно ее общество. Не смотря на то, что женщина звонила несколько раз, просила о встрече, я не соглашалась. По телефону с ней разговаривала… Скупо… Мало… Но разговаривала, а вот видеться с ней было выше моих сил!

Нет, дело не в том, что я такая бездушная тварь, что не может простить. Просто… Чтобы простить, мне нужно понять, а я, чтобы она не говорила, не могу понять, как можно спланированно выкрасть ребенка у матери и шантажировать им…

С одной стороны, в голове постоянно крутятся мысли о том, что не знаю, как бы сама поступила на ее месте, ведь Иван, со своей «колокольни» обрисовал ей всю ситуацию. И, вроде как, женщина не виновата в том, что поверила сыну, ведь он ее ребенок, а любая мать, любящая свое дитя, желает ему счастья.

Но, с другой — я еще слишком зла на нее и эти эмоции, словно тонкое полотно, закрывают все попытки разума достучаться до моего сознания и не дают поступить правильно. Знаю, что эта женщина сделала для меня очень много, она стала мне той матерью, которой никогда у меня не было. И я очень хочу поступить правильно, но и лукавить не могу. Мне просто нужно время, чтобы разложить все по полочкам и правильно оправдать ее.

Отвлекаюсь от этих рассуждений в попытке выбрать, одежду, в которой поеду в клинику. А это задача не из легких, поскольку моя гардеробная комната просто завалена вещами на любой вкус — Виктор постарался.

Он, после моего ранения, стал каким-то другим: слишком сговорчивым, слишком спокойным, и даже, слишком покорным. Так вот это СЛИШКОМ не только раздражало, но и несколько настораживало. Говорю ему:

— Кате скажем, что ты ее отец позже, не сейчас. — ожидаю от него выпада в свою сторону или хоть какой-то другой реакции, но в ответ слышу:

— Хорошо!

Ну, или заявляю:

— Ездить за рулем буду сама, мне не нужен водитель-телохранитель.

— Хорошо!

Вижу же, что он против такого самоуправства, но молчит и соглашается на все. Абсолютно на все! Однажды решила проверить свою теорию о том, что Лядов точно что-то задумал, и обнаглела в конец, заявив:

— К нам в гости придет Иван, — пристально смотрю на его реакцию, но ее нет…

Хотя нет, не так — реакция была, только совсем неожиданная для меня, после его слов я совсем растерялась.

— Отлично, мне как раз нужно обсудить с ним пару рабочих вопросов. — я удивленно открыла рот, не зная, что ответить на его слова, ведь тогда я еще не знала, что Виктор вернул Ивана на работу, правда в другой должности и о перспективах на рабочем поприще, которые он предоставил моему бывшему мужу, Виктор тоже умолчал. — Скажешь мне, когда он придет…

Я лишь пораженно кивнула.

Беру белые льняные шорты длиной до середины бедра и такую же рубашку. Быстро облачаюсь в выбранную одежду и сбегаю вниз, где меня встречает Катя вместе с Ниной Николаевной, которая следует по пятам за своей воспитанницей.

Раньше рядом с Катей всегда была я и, лишь изредка Инна Юрьевна приезжала посидеть с внучкой, а теперь мы с малышкой проводим намного меньше времени вдвоем. С одной стороны я чувствую себя очень виноватой, мой материнский инстинкт бьет во все колокола и, прям, кричит о том, что я плохая мать. Но с другой — я понимаю, что хочу быть большую часть времени одна, чтобы разобраться в себе, в своих чувствах, да и во всей этой ситуации. А как правильно не знаю… Не хочу, чтобы Катя видела меня такую: потерянную и слабую, ведь дети очень быстро считывают взрослых, даже если не понимают что к чему. Не хочу, чтобы дочка волновалась.