Брови девушки ползут вверх, знаю, что хочет ответить. И, вполне возможно, этот ответ превратится в тираду, потому что косяков за мной превеликое множество. Поэтому не даю ей рта раскрыть и продолжаю:

— Знаю, о чем ты говорила. О свадьбе, о том, что заставил…

— Да, именно об этом! — все-таки вклинивается в мой монолог. — Ты не дал мне выбора. Возможно, оценив все, что натворил Иван, мы могли найти другой выход. Он мог вернуть тебе деньги, например…

Именно так она думает? Деньги, деньги, деньги…

— Да плевать я хотел на деньги! — говорю громче, чем нужно было, и начинаю расхаживать по кухне из стороны в сторону, как загнанный зверь. — Я-то плевал на деньги, но ты совсем не понимаешь с какими людьми связался твой бывший. Сделать тебя своей женой, а Катю своей дочерью — единственный выход. Против меня не попрут! Побоятся…

— Катю своей дочерью? — изумленно переспрашивает. — Что это значит?

— Я переоформил девочку на себя, теперь Катя официально моя дочь.

Когда осознала, ЧТО сделал Виктор, у меня на секунду потемнело в глазах. Я даже чашку чуть не выронила, но вовремя спохватилась.

— То есть, как это… Твоя дочь? — Виктор выглядит растерянным, мой выпад привел его в замешательство. — Разве мое согласие не требуется?

Мужчина вздыхает и подходит ближе. Я же смотрю на него с ужасом. Как в одном человеке вмещается столько властности? Разве можно настолько подчинять себе жизнь другого человека? Вглядываюсь, в до боли знакомые черты, и больше не узнаю в этом мужчине того Виктора, каким он был раньше. Или я ошибалась на его счет, и он всегда был беспринципным тираном.

— Оля, ты ведь помнишь условия нашей… Гм… Договоренности?

— Ну, чего уж там! Называй вещи своими именами — сделки! Правда, не знаю взаимовыгодна ли она?! — срываюсь в крик. — Ты не заслуживаешь Катю! Просто не заслуживаешь!

С громким звоном ставлю чашку на стол и сбегаю в комнату, где скидываю кроссовки и, накрывшись пушистым пледом, усаживаюсь на кровать. Слезы бессилия градом стекают по щекам и капают на плед с подбородка. Как у него все слаженно получилось: бросил, через пять лет вернулся и вот тебе, пожалуйста, готовая семья и ребенок, которому не нужно подгузники менять. Живи и радуйся!

Получается, захотел — бросил, захотел — вернул, а мои чувства и желания никого не интересуют?

Движение за дверью отвлекает меня от упаднических мыслей. Вытираю слезы тыльной стороной руки — не хочу, чтобы Виктор меня видел такой слабой.

Мужчина открывает дверь и медленно подходит к кровати, не хочу смотреть в его сторону, но он не дает мне выбора: садится на корточки напротив и ловит мой взгляд. Получив желаемое, долго молча изучает мое лицо, затем произносит:

— Детка, я не хочу, чтобы ты расстраивалась. — Виктор протяжно вздыхает, мне же хочется ударить его чем-нибудь тяжелым. — Поверь, я не нашел другого выхода, чтобы защитить вас.

Его участливый тон раздражает больше всего, так разговаривают с несмышлеными детьми, соответственно Лядов считает себя более разумным в этой ситуации.

— От кого ты нас защищаешь? Я видела лишь твои документы, которые ты, к слову, мог подделать. — криво усмехаюсь, ожидая от Виктора тирады, но он не произносит ни слова, лишь смотрит с укором.

Молчание затягивается, мне неуютно под его пристальным взглядом, вся воинственность в миг куда-то исчезает. Не стану демонстрировать ему свою слабость, сглатываю непрошенные слезы, которые вот-вот готовы пролиться из глаз и пытаюсь встать с кровати, чтобы уйти в другую комнату. Подальше от него и его давления.

— Я никогда ни с кем не был настолько честен как с тобой… — произносит и останавливает, заставляя меня вернуться на место. — Не убегай, пожалуйста… Давай заключим перемирие, не хочу ссориться.

Виктор улыбается, а в глазах отражается ожидание. Он ждет моего решения, а я не знаю, что сказать — я запуталась! Не понимаю, что чувствую, чего хочу, да и в общем, не знаю, как жить дальше.

С одной стороны, все так как нужно — соответствует стандартам: мы родители, была свадьба, то есть мы оформили наши отношения; дочь носит фамилию родного отца. Картинка, если уж не идеальной, то обычной семьи — все по правилам. А если копнуть глубже? Разве могут люди, настолько далекие друг от друга, травмированные, построить что-то по-настоящему стоящее? Сможем ли мы когда-то называться семьей? Не думаю.

Лядов просит перемирия, но это всего лишь оттягивает неизбежное. Разбитой вазе не предашь былого лоска и блеска. Но разве был этот «блеск» изначально? Нет! В наших отношениях все шло кувырком с самой первой встречи и официальный брак не поможет соединить нас в полной мере, просто он пока не понимает этого.

Сама подписалась на авантюру, значит пути назад нет. Так зачем скандалю и пытаюсь выяснить что-то, пусть все идет своим чередом. Шанса этим отношениям в любом случае давать не буду, потому что так или иначе это закончиться болью, в моем случае — точно. Однако ссориться с Лядовым — себе дороже, это как биться головой о гранитную плиту: с места не сдвинешь, а лоб расшибешь.

— Я хочу есть! — выпаливаю первое, что приходит на ум.

Улыбка Виктора становится шире, он протягивает руку, помогая мне встать.

— Помнишь, как мы готовили вместе? — хитро смотрит, знает ведь, что ничего не забыла. — Давай снова попробуем?

Только почему мне кажется, что он сейчас совсем не о еде?

Спустя сутки Виктор привозит меня домой. Он не обманул, буря действительно нанесла огромный ущерб лесу. Всего в паре километров от озера, то и дело, по пути нас встречало множество распиленных деревьев, которые огромными грудами были сложены на обочинах. Лес представлял собой плачевное зрелище: кое-где прогалины достигали пятидесяти, а то и ста метров.

Природа обновится — в этом нет сомнения. Только вот этот изломанный лес, почему то напоминал меня саму и мою душу — такую же изувеченную. Интересно, смогу ли я начать все с чистого листа, убрав все ненужное?

Дома нас встречает совершенно незнакомая мне женщина, как оказалось — это няня, которую нанял Виктор. Я говорила с ней по телефону и ожидала увидеть довольно молодую девушку, однако Нине Николаевне было хорошо за сорок. Улыбчивая женщина, с огоньком в глазах, сразу расположила к себе, а ведь я не отличаюсь доверчивостью, особенно, когда дело касается моего ребенка.

Нина Николаевна попросила уделить ей немного времени, прежде чем подняться в детскую. Она хотела рассказать нам кое-что очень важное. Я с сомнением посмотрела на мужа, но тот лишь указал на дверь библиотеки, куда мы направились для беседы.

Женщина сбивчиво, но довольно понятно описала события, произошедшие вчера вечером.

Оказалось, что в гости к Катюше наведывалась бабушка — моя мама. После проведенного с ней времени, Катюша как-то разом сникла и, по рассказам няни, разговорить малышку ей удалось с большим трудом. Как выяснилось, бабушка решила просветить Катюшу относительно нашего брака с Виктором, и, самое страшное — она приказала девочке называть Виктора папой, отчего малышка сильно расстроилась, ведь в ее маленьком мирке был один папа — Иван.

От этой новости душу раздирают противоречивые чувства. Мне хочется обнять свою малышку и защитить от того психологического террора, который я испытывала со стороны матери все детство, и в это же время горю желанием позвонить и высказать матери все, что думаю о ее поступке.

— Я рассказала все это, чтобы вы понимали состояние Кати и, по возможности не давили на нее… — женщина замолкает, ожидая нашей реакции, а я благодарна ей, ведь в адрес моей матери не произнесено ни одного плохого слова.

Няня, несомненно, профессионал в своем деле, ведь только мудрый человек может поступить подобным образом: постараться решить проблему не испортив отношения в семье.

— Может нужно отвести Катю к детскому психологу? — нарушает молчание Виктор, участливо глядя на меня.